Береги себя. Эмили, ты навсегда останешься в моем сердце.
С любовью, Ян».
– Ешь дерьмо, Ян, – громко всхлипнула женщина.
Она направилась в ванную и, включив свет, вгляделась в собственное отражение.
– Ты стала отвратительной толстухой, настоящей образиной. Посмотри на эти складки жира… Где твоя талия? Грудь отвисла до самого пола. Взгляни на руки, шею с буграми жировых отложений… Кожа дряблая и отвислая. Ты не в силах разглядеть волосы на лобке – мешает живот. Ужас! И это существо Ян видел каждый день, с ним он не захотел больше жить. Разве можно винить его за это? Нет! – И Эмили с надеждой прошептала:
– Если бы ты сказал что-нибудь, поговорил бы со мной по душам, уважая мои чувства, я бы сделала попытку измениться.
Итак, сорок лет, жирна и безобразна, нелюбима, брошена. Толстая, безобразная женщина, отдавшая молодость и лучшие годы своей жизни во имя любви.
Миссис Торн бросилась наверх и несколько минут сидела на табурете, восстанавливая дыхание. Мало того, что она выглядела ужасно, но и чувствовала себя еще хуже. Тугой бюстгальтер заставил ее поморщиться. Когда-то Эмили носила кружевное белье на косточках, и этого оказывалось достаточно. Теперь, из-за лишнего веса, приходится носить бюстгальтер из хлопка да еще с широченными лямками, больно врезавшимися в плечи. Фу! Самой противно! А ведь влезала в сексуальные бикини пятого номера. Теперь ее удел – трусы девятого размера, над резинкой которых нависают две жировые складки. В отчаянии миссис Торн облокотилась на раковину, едва не осевшую под ее тяжестью.
Она сняла с крючка бесформенное платье без отделки и украшений, больше напоминавшее мешок, чем одежду, и натянула его на тело, спрятав складки жира. Такие вот «мешки» миссис Торн носит уже в течение целого года. Наклонившись, женщина сунула ноги в домашние шлепанцы и выпрямилась, тяжело отдуваясь.
Она медленно спустилась вниз, едва различая ступеньки из-за застилавших глаза слез. Торопиться некуда, а падать нежелательно. Открыв шкаф, Эмили достала старый плащ Яна, который никак не мог сойтись на ней. Через несколько минут она уже сидела за рулем «Мерседеса». Она чувствовала себя очень неловко и не знала, сможет ли вести автомобиль.
Но для этой поездки имелась веская причина: нужно самой удостовериться, проданы ли клиники. Может быть, письмо Яна – чья-то злая шутка, а все происходящее – лишь дурной сон.
Возле здания на Террил-роуд красовалась табличка: «Новое руководство». Такие же надписи маячили около клиник на Маунтин-авеню и на Уотчанг-авеню. Проезжая мимо последней, миссис Торн свернула направо, на Парк-авеню, не пожелав даже взглянуть на здание, в котором столько лет прожила с Яном. Поставив машину на стоянку, Эмили попыталась выйти, но мешала сумка, зацепившаяся за руль.
– Мы поможем тебе… Передай ее нам, – раздался голос по другую сторону автомобиля. Оглянувшись, женщина заметила четырех подозрительного вида подростков. – Отдай нам сумку – и мы ничего тебе не сделаем. – Миссис Торн крепче прижала вещь к себе.
– Отойдите или я закричу!
– Никто тебя не услышит. Давай сюда! – дерзко произнес один из них. – Давай, или мы и машину прихватим.
Эмили увидела широкое блестящее стальное лезвие. Кричать действительно бессмысленно, да и время упущено. Она понятия не имела, что лежит в сумке. Скорее всего, небольшая сумма денег, несколько кредитных карточек, которые Ян, очевидно, успел аннулировать. Женщина уже намеревалась отдать желанный для подростков предмет, как один из них выхватил вещь из ее рук.
– Не пытайся преследовать. Оставайся в машине еще десять минут, иначе мы посчитаемся с тобой на всю катушку. Твой адрес нам известен… Вот он, записан на бумажнике… Слышишь?
Эмили взмахнула рукой.
– Да этот кусок сала и не подумает бежать, – рассмеялся второй юнец. – И не вздумай заявлять в полицию, иначе будет плохо. У нас много друзей… Понимаешь меня, жирная обезьяна? Садись в машину и жди десять минут.
Миссис Торн послушно опустилась за руль. Ее лицо горело, но не от страха перед ограблением и угрозами, а из-за обидных кличек, которыми наградили свою жертву хулиганы. Выждав приказанное число минут, она вернулась на Слипи-Холлоу-роуд.
Войдя в дом, Эмили заперла все замки и включила сигнализацию. Обнаружив в сумке малую сумму денег, юнцы могут вернуться. Вешая плащ, она заметила тяпку, лежавшую на верхней полке вешалки: ее покупка для работы в саду. Левый глаз женщины начал подергиваться, когда рука коснулась ручки садового инструмента.
Миссис Торн принесла тяпку в зал и положила на телевизор. Включив «ящик», она уселась в жалобно застонавшее кресло и долго смотрела, но не на экран, а на импровизированное оружие для обороны. Затем, решившись, включила видеомагнитофон и нажала на клавишу «запись».
Женщина описала свою встречу с хулиганами, потом, с трудом сняв платье, закрыла глаза, медленно повернулась к видеокамере, заливаясь слезами.
– Я Эмилия Торн. Такой я стала из-за… А, неважно, почему и как… Самое главное – во всем я виновата сама. Я Эмилия Уайт Торн толста и безобразна, я лишь жалкое подобие той женщины, которой была когда-то. Мой муж только что оставил меня. Именно эту Эмилию Торн он лицезрел каждый день, ложась спать и просыпаясь.
Подойдя в нижнем белье к видеокамере, она выключила ее и отнесла с глаз долой, в кладовку, заодно прихватив и кассету. Когда-нибудь Эмили обязательно посмотрит ее.
Наступил следующий день… Когда приходит несчастье, всегда жди завтра.
Эмили взглянула на мир, бурлящий за стенами ее дома, сквозь жалюзи. В небе сияло солнце. Ночь осталась позади. Неужели ей удалось пережить ее? Женщина осмотрелась, пытаясь уяснить, куда исчезла бутылка вина, но увидела лишь пепельницы, заполненные окурками. Повсюду валялись хлебные крошки, пепел и кофейные зерна. На ней было надето то же платье, что и вчера. А может, другое? Конверт и письмо Яна по-прежнему лежали на столе, похожие на два ненавидящих глаза.
Эмили не могла говорить. Ее глаза покраснели от слез, ребра болели от бурных рыданий, ноги и руки ныли, почти не подчиняясь воле хозяйки. Очевидно, она вчера в порыве слепой ярости пинала что-то ногами и имитировала удары боксера на ринге. А все во имя любви, глупой любви, наваждения и груды белых мужских рубашек.
Еще вчера ей казалось, что на большее просто не хватит сил. Как же она ошибалась! Слезы ручьем покатились по щекам. Эмили никогда не увидит Яна! Так одиноко она еще себя никогда не чувствовала. Покинув родительский дом, Эмили посвятила себя мужу. Как же теперь жить? Мир на мгновение замирает, когда тебе исполняется сорок. Этого времени вполне достаточно, чтобы собрать свои пожитки и немного призадуматься, а потом дни, месяцы и годы несутся вскачь со скоростью света к цели, которой никто не хочет достигнуть. «Ты рождена для смерти», – пробормотала миссис Торн.
Линденари… Завтра она позвонит ему и договорится о встрече. Не помешает полежать на кушетке в его кабинете, поплакать и постонать в течение трех месяцев. Потом, возможно, из этого что-то получится.
Так, так… Теперь насчет визита к адвокату… Может, он даст дельный совет? «Кто же его не хочет?» – фыркнула Эмили. Очевидно, она лишилась слуха и дара речи, а заодно и зрения, если никак не могла понять сути происходящего. «Итак, кто в нем нуждается? – с отчаянием подумала миссис Торн. – Ян полагал, что я тут же побегу оформлять документы на развод… Ну нет, дорогуша, ничего из этого не получится. Если тебе нужна свобода, борись за нее!»
Эмили прекрасно понимала, что никакие сеансы у психоаналитика, никакие уговоры и увещевания ей не помогут. С такими проблемами личного характера люди должны справляться сами, полагаясь на собственную силу духа и воли. Она сама скатилась по наклонной плоскости жизни.
Конечно, не без помощи Яна. Теперь же, при отсутствии такового, Эмили придется выкарабкиваться самой.
Почему она не сумела разглядеть симптомы надвигающейся катастрофы в прошлом году? Может, если бы миссис Торн осталась в облюбованной ею комнате под кухней, ничего бы этого не случилось?
Войдя в ванную комнату, она включила свет, подталкиваемая желанием еще раз взглянуть на другую Эмили Торн, настоящую. Она ткнула пальцем в зеркало, прищурилась и попятилась. Оказавшись в кухне, она схватила чайник и решительно направилась назад.
– Я ненавижу тебя, гадкое отродье! Не могу видеть тебя! – С этими словами чайник полетел в зеркало. Оно разлетелось на тысячу мелких осколков. Эмили успела отойти и не пораниться. После такого акта вандализма она подошла к опустевшей стене, осторожно ступая по сверкающим кусочкам стекла, и с облегчением и надеждой прорычала:
– Тебя больше нет, Эмили Торн!
* * *
«Ну, и что дала тебе эта маленькая вспышка ярости, миссис Торн? – мелькнуло в ее голове. – Нет, надо прекратить разговаривать с собой. Как там высказываются психологи? Лучше беседовать с самим собой, чем отвечать на собственные вопросы? Как бы там ни было, мне безразлично, ибо прежняя Эмили Торн умерла, разлетевшись на тысячи осколков. Теперь следует заняться новой личностью. Наверное, черная полоса в моей жизни закончилась, хотя нельзя говорить об этом так уверенно. Только время может показать, насколько верно такое заключение. – В руках женщины оказалась лопатка для снятия блинов со сковороды. – Ну вот, я родилась заново. – Она постучала лопаткой по голове. – С днем рождения! Я жива, богата, здорова, но излишне толста; одинока, свободна. Могу делать все, что заблагорассудится, и ни перед кем не стану отчитываться за свои поступки».
