Вера Копейко - Тобой я стану

— Мне дали грант на год, мам! — Рита чувствовала, как сердце зашлось от радости. — Если я окажусь бездарью, я сразу прилечу к вам.

Теперь смеялась мать.

— Конечно, куда еще лететь бездари! Никто, нигде ее не ждет, только родители и дом. Но я приеду в Тюмень летом, ты тоже. Соберем вещи и разъедемся, — она хрипло засмеялась. — Да, дочь, жизнь — это качели, но не мы их раскачиваем. У тебя все в порядке?

— Конечно. Все прекрасно. Знаешь, что на мне сейчас?

— Что? — с опаской спросила мама, представив ненавистные рваные джинсы или еще что-то, вроде пирсинга.

— Унты и малица. Унты мои собственные, их подарил мне мой друг Иван. И его малица.

— А… он в чем же? — В некоторой растерянности спросила мама.

Рита услышала ее растерянность.

— Как в чем — в куртке. Это его концертная малица. Он певец. Он «звенящий мальчик».

— Послушай, какой-то треск на линии, я плохо понимаю. Главное, ты одета по погоде, я правильно поняла?

— Ладно, мам, целую тебя, папу, Петрушу.

— Мы все тоже тебя целуем. А Петруша рисует тебя на Севере. Он собирается сделать альбом. Да, передай привет другу Ивану.

— Обязательно.

Рита отключилась и повернулась к Ивану.

— Тебе привет от моей мамы, — сказала она. — Как ты думаешь, жизнь — это качели? — Она сощурилась и внимательно посмотрела на него.

— Качели? Почему? — Иван пытался представить себе качели, но он никогда не качался на них. Он видел в городе, на детских площадках, правда, в голову не приходило усесться в корытце и оттолкнуться от земли. Короткое жаркое лето с комарами и холодная снежная зима не располагали устраивать качели возле дома.

— Еще утром я думала, как тебе признаться, что я не поеду в Новосибирск. Но позвонила мама и сказала, что я должна решить сама.

— И ты… — Иван резко остановился. В глазах стоял вопрос.

— Конечно. Неужели можно отказаться от гранта! — Она подпрыгнула и закричала: — Ура! Ура! Ура!

Иван смотрел на нее, глаза становились все уже, потому что улыбка растягивала вширь без того широкое лицо. В нем проступали черты матери-алтайки, Рита хорошо помнила, как она улыбается.

Рита замерла, прислушалась. Что это, жужжит жук? В точности, как майский. Но откуда взяться майскому жуку среди снегов, пускай даже мартовских?

Но он жужжал. Рита внимательно посмотрела на лицо Ивана. Спокойное, приветливое, обычное. Только крылья носа легонько вздрагивают. Она толкнула его в грудь:

— Вот кто майский жук.

Иван упал на снег, увлекая ее за собой. Прижавшись ухом к его груди, она замерла и слушала.

Жук жужжал, ей становилось все теплее и теплее. Как будто на самом деле пришел май… Прилетел на качелях?

В Новосибирске в большом кирпичном доме с толстыми стенами на Красном проспекте было общежитие для музыкантов. Там жил Иван Гришкин. Риту поселили в Академгородке, где располагалась спортивная школа. Расстояние между ними такое, о каком они подумать не могли, отправляясь в этот город.

Иван вообще плохо знал, что такое город, а Ритину Тюмень не сравнить с огромным миллионником, как называли Новосибирск.

Они встречались редко, от чего каждая встреча казалась значительной. Взрослые утверждают, что любовь в четырнадцать лет — не более чем любовь брата и сестры. Но так говорят те, кто забыл, что такое настоящая любовь. Когда любят не за что, не почему, а просто потому, что хочется Ей стать им, а Ему — ею.

Рите нравилось чувствовать себя сильной, на трассе у нее возникло именно это ощущение. Оно горячило кровь, но мишень, которая появлялась перед ней в конце каждого круга, заставляла «выключать» этот огонь. Потому что меткий выстрел требует умения взять под контроль все свои чувства.

Пробежав круг с винтовкой за спиной, она подкатывала к стрелковому коридору, в пятидесяти метрах от нее белела металлическая мишень с пятью черными отверстиями. У нее в магазине пять пуль, ими она должна поразить черные тарелки. Они упадут, а на их место поднимутся белые тарелки. Если нет на мишени черных пятен, значит, она не промахнулась, и у нее не будет штрафных очков.

Рита одинаково метко стреляла и лежа, и стоя. Легкая, сильная, гибкая в оранжевом беговом костюме, с невесомыми палками, в удобных ботинках, с винтовкой на спине, она обещала своему тренеру победу за победой.

Он помогал ей. Ей исполнилось четырнадцать с половиной, когда она стала мастером спорта по лыжным гонкам.

Рита Маслова выступала в команде юниоров, но тренер собирался выставить ее в женской команде на региональных соревнованиях. Это допускается по регламенту.

Несмотря на то что Ивану надо беречь горло, он бегал на лыжах с Ритой, стрелял, когда приезжал к ней в свободный день. Тренер, наблюдая за ним, говорил — если не задастся карьера певца, пусть приходит в биатлон.

Но Иван пел все лучше, в зимние каникулы он уезжал на гастроли в Екатеринбург.

Рита тоже делала успехи, она собиралась с командой в Пермь, на юношеские соревнования по биатлону.

Оба вернулись с наградами.

— Ты знаешь, когда прошли первые соревнования по биатлону? — Рита смотрела на Ивана так, будто призывала его удивиться еще до того, как она ему скажет, когда это было. — Ты просто не поверишь…

— Тебе поверю, — тихо сказал он. — Всегда.

Она рассмеялась, потому что мурашки, которые пробежали по спине, ее испугали. Он так произнес слово «тебе» и слово «всегда»… Она, чтобы не думать ни о чем постороннем, выпалила:

— В 1767 году! Две с половиной сотни лет назад! Биатлон придумали норвежцы. Сначала охотники, а потом на лыжи с винтовками встали военные.

— Ого, — Иван удивился. Но, кажется, меньше, чем она ожидала. Похоже, его удивило больше то, что, наконец, они с Ритой встретились.

Они шли по аллее Академгородка, Иван приехал к ней в воскресенье, одно из редких свободных.

Они не думали, что в Новосибирске будет так трудно встретиться и главным способом общения будут «эсэмэски».

— Я выбрала индивидуальную гонку, — рассказывала Рита.

— Сколько километров? — спросил Иван.

— Пятнадцать. У меня будет по пять мишеней на четырех огневых рубежах, — гордо сообщила она.

— Мой отец уверен, что ты не промахнешься.

— Ой, не надо. Потому что за каждый промах прибавляют минуту времени. А ее нагнать… у-у-у…

— Тяжелая винтовка? — спросил Иван.

— Не тяжелее, чем у твоего отца. Три с половиной килограмма. Но чтобы она не падала из рук, мы будем летом заниматься греблей.

— Да, гребля прибавляет силы, — согласился Иван. — Если бы мы с тобой летом поехали к моим родителям, ты бы гребла на наших лодках…