Ознакомительная версия.
– Я каждый день не могу. Только по выходным. Да еще с мужем надо обсудить…
– Обсуждай, – легко согласилась Алка. – Надумаешь – звони.
Она нырнула в машину, извлекла из бардачка огрызок карандаша и клочок бумажки, разорвала пополам, на одной половинке нацарапала цифры и протянула мне. На другой – записала мой номер и сунула во внутренний карман.
– Ладненько, мне пора.
Алка, как заправская автоледи, гордо помахала мне из своего раздолбанного «сарая» и с натужным рычанием стартовала с места, обдав меня клубами едкого сизого чада.
Большая спортивная арена в Лужниках – грандиозное сооружение, которое помнило помпезную Олимпиаду-80, завораживающие игры сборных всего мира, крепкие молодые тела и несгибаемую упрямую волю к победе их обладателей, блеск софитов, вспышки фотокамер, восторженный рев болельщиков и даже праздничный салют в честь особенно ярких триумфов, – нынче утратила былое величие и являла плачевное зрелище. Некогда к начищенным до глянца трибунам стекались, скандируя речевки, толпы спортивных фанатов в шарфиках, шапочках, бейсболках с символикой любимых команд… Теперь это была совсем другая толпа. С пяти утра заспанные торговцы, обливаясь потом, волокли на телегах мешки с товаром, чтобы разложить и развесить в наспех сколоченных деревянных павильончиках. Те, кому места не досталось, ставили клетчатые баулы – визитные карточки российских «челноков» – прямо на землю, извлекали товар и держали в руках, показывая «лицом» придирчивым покупателям. Центральная аллея, ведущая к арене, все пространство вокруг и даже маленькие прилегающие улочки являли собой базарную площадь под негласным лозунгом: все на продажу! С утра посетителей было немного, в основном оптовики из регионов, приезжающие на стареньких дребезжащих, чадящих выхлопом автобусах, проседающих до земли под тяжестью набивающегося в них груза. Оптовики торговались долго и надрывно, стремились сэкономить каждый рубль, чтобы по прибытии в свой город сдать товар на местный рынок.
Около семи приезжали сосредоточенные «пацаны» на черном внедорожнике размером с небольшой автобус. Через окно собирали по десятке с места. Мы с Алкой платили по пятерке, поскольку делили место пополам.
Следом появлялись розничные клиенты – страдающие бессонницей бабушки и дедушки, ходившие скорее поглазеть, чем сделать покупки. Мамаши из окрестных домов, прогуливающие колобродящих детей, а заодно приобретающие чадам новые шмоточки. Этих покупательниц все любили, потому что у них уже не осталось сил на торг. Они внимательно осматривали вещицу и, если она им нравилась, безропотно лезли за деньгами. Мамочек жаловали и за то, что они легко относились к не самому лучшему качеству товара. Им было проще спихнуть брак, предложив скидку – дети растут быстро, через месяц-два придется покупать заново. Потому лучше похуже, но подешевле, чем дорого и качественно. Заодно, войдя во вкус, мамочка частенько покупала что-то для себя или супруга.
С девяти подтягивались прочие желающие отовариться подешевле. А ближе к одиннадцати тонкий ручеек покупателей превращался в бурную реку. Тут уже приходилось смотреть в оба – в толпе начинали шнырять пацаны-воришки. Иногда их догоняли и били. Били в зависимости от злости пострадавшего и стоимости унесенного. Кто-то отделывался двумя тычками, некоторых забивали до полусмерти. Но джентльмены удачи всегда возвращались: для них это была такая же работа, как для продавца – реализация.
Кошельки давно вышли из обихода, сделались символом лоховства или богатства – равно неуместного на рынке. Деньги хранили в нагрудных карманах или в специальных поясах, для надежности прикрытых поверх курткой.
В отсутствие покупателей продавцы зевали, потягивались, лузгали семечки, жевали бутерброды, прихлебывали чай из термоса либо что покрепче. Но стоило возле прилавка замаячить посетителю, сонная отупь моментально исчезала с лиц, уступая место льстивой угодливости.
– Мадам, покупайте кофточку. – Алка была сама любезность. – Италия. Самый модный фасон. И цвет очень выигрышный, всем к лицу.
– Италия? – недоверчиво переспрашивала тетка неопределенного возраста с усталым землистым лицом.
– Самая настоящая. Не какая-нибудь дешевая подделка. Лично беру в Милане. На фабрике, где Версаче отшивают. – Искренности Алкиных глаз позавидовала бы номинантка «Оскара». – Смотрите, какое качество. Щупайте, не бойтесь! Не линяет, не вытягивается, после стирки не садится… Вот, сама такую ношу, глядите. – Алка распахивала куртку и предъявляла фиолетовый джемпер из брака – с непрокрасом на спине и зашитой дырой под мышкой. Но спину и подмышки Алка не демонстрировала.
– Ну, не знаю… – мялась тетка, – мне фиолетовый не идет…
– Есть разные цвета! Розовый, зеленый, синий – какой желаете? – Алка выбрасывала на прилавок один свитер за другим. – Самые модные цвета, все размеры.
– А померить?
– Пожалуйста. Проходите. – Алка указывала за палатку. – Сань, погляди за товаром. – И укатывалась вместе с посетительницей.
– Прекрасно! Замечательно! Великолепно! – доносились до меня восторженные Алкины возгласы.
– Не великоват?
– Что вы! В самый раз! Немного подсядет при стирке. А рукава завернете. В Европе все так делают. Специально покупают, чтобы рукава были длинными, и подворачивают. Это же самый писк моды.
Вскоре из-за палатки выходили довольные продавец и покупатель.
– Процесс пошел, – резюмировала Алка.
– А если вещь мала, что говоришь? – поинтересовался Сережка. – Что растянется?
– Не-а. Говорю, что в Европе самый хит – носить в обтяжку, – усмехалась Алка. – А чё делать? Не обманешь – не проживешь. Опять же глаза на что? Не нравится – не бери. Тебе ж силком никто не всовывает.
– Это верно, – согласился Сережка, поправляя носки на прилавке.
Первый торговый день я запомнила на всю жизнь.
С утра сыпал нудный мелкий дождь. После перестал, но воздух пропитался зябкой сыростью, заползавшей в расхлябанные сапоги и за шиворот изношенной куртки. Лениво потянулись сонные оптовики в резиновых сапогах. Скользили беглым взглядом по прилавку, мимоходом приценивались и шагали дальше. Носков мы взяли немного – на пробу – и вознамерились стоять до последнего.
– Чё-то не идет торговля, – зевнула Алка. – Восьмой час уже, а пусто. Хоть сворачивайся. Покричать, что ли…
– Как это? – спросил Сережка.
– Очень просто. – И заунывно затянула: – Не проходим, а подходим! Только сегодня почти даром… – Но тут же сипло закашлялась, чертыхнулась, достала термос с горячим чаем, сделала несколько глотков и хриплым полушепотом пояснила: – Простыла, блин.
Ознакомительная версия.
