По столу прошел гул голосов.
— Где ты будешь?
Лерой улыбнулся.
— Реджи будет знать, как со мной связаться. В случае крайней необходимости, разумеется.
Членам совета директоров ничего не оставалось делать, как принять это к сведению.
— Машина придет за вами в семь часов, — доложила Реджи. — Пилот оформляет полетный лист. Как только ему дадут разрешение на взлет и посадку, он свяжется с вами.
В кабинет вошел вице-президент фирмы.
— Послушай, Лерой, я понимаю, что тебе нужен отдых, но разве сейчас время для этого?
— Да, — твердо ответил тот.
— Может, тебя кто-то расстроил? Люди из Атланты, Марша? Нельзя же вот так взять и уехать под горячую руку.
— Я нахожусь в совершенно нормальном состоянии! — в ярости огрызнулся Лерой. — Я просто хочу взять короткий отпуск... Неужели это непонятно? — Он положил папки в сейф, набрал код и закрыл дверь на ключ.
— А если Марша все же попытается продать акции?
Лерой взял свой атташе-кейс и почти злорадно улыбнулся своему вице-президенту. У того было испуганное лицо.
— Ты же слышал, Ник, я сказал, что ты можешь справиться с этим. Так справляйся. Меня уже здесь нет.
И он вышел из кабинета.
Резкий звонок в дверь вывел Хейзл из задумчивости. Она вытерла слезы и распахнула дверь, приготовившись к битве.
Но это был не кто иной, как Гауэйн. Он улыбался во весь рот и махал большим коричневым пакетом.
— Трам-тарарам-там-там! — пропел он, приплясывая. — Каникулы, студия и вдохновение в одном пакете. Ну, не молодец ли я? — Гауэйн протянул Хейзл конверт, который она машинально взяла. — Спасибо, Гауэйн, — подсказал он ей.
— Спасибо за что? — подозрительно глядя на конверт, спросила Хейзл.
— За решение всех твоих проблем.
— Всех? — Хейзл боялась, что события вчерашней ночи написаны у нее на лице. Она протерла глаза и с грустью сказала: — Извини, я что-то плохо соображаю сегодня. Только-только вернулась из школы. Проходи, я приготовлю кофе, и ты мне расскажешь, от каких проблем я избавлюсь.
Выслушав Гауэйна, она недоверчиво уставилась на него.
— Франция? Ты что, шутишь? Я не могу позволить себе поездку во Францию!
Гауэйн постучал пальцем по конверту.
— Это не будет стоить тебе ни пенни. Здесь лежит авиабилет. Жить ты будешь в доме для художников в Провансе. Питание тоже обеспечивается.
— Откуда все это? — спросила Хейзл, подозрительно прищурившись.
— Я говорил тебе — благотворительный фонд.
— Чья идея?
— Ну, я обзвонил несколько организаций...
— Не морочь мне голову, Гауэйн. Эту идею тебе подал Уэскер?
Тот в изумлении посмотрел на нее.
— Я ничего не понимаю, Хейзл, — искренне проговорил он. — Мне казалось, что ты с ним не знакома.
Хейзл поджала губы. Она до сих пор не опомнилась от оглушительных новостей вчерашней ночи. Сюрприз Гауэйна был пустяком по сравнению с тем, что она узнала вчера.
— Мне тоже так казалось, — тихо промолвила она.
— Тайны мадридского двора! — Гауэйн закатил глаза к потолку.
— Не обращай внимания, — быстро сказала Хейзл. — Я все равно не могу поехать. У меня работа. И я не могу оставить дом без присмотра.
Но Гауэйна это не смутило.
— Я все улажу, — заверил он. — Думай лучше о красотах Прованса.
— Кроме того, директор хочет, чтобы я находилась в школе в каникулы. Он очень жестко сказал мне об этом.
— Этот бабник? — с невинным видом уточнил Гауэйн.
Хейзл смотрела на него, но взгляд ее был отсутствующим. Раньше она считала, что ничего не может быть хуже, чем потеря работы. Но после вчерашней ночи ее представления о плохом расширились. Как оказалось, очень многое бывает хуже, включая встречу с человеком, живущим в соседнем доме.
— Когда я должна ехать?
— Вот и умница! — Гауэйн облегченно вздохнул.
Хейзл не верила в свою удачу, пока не села на заднее сиденье автомобиля, который сейчас несся с убийственной скоростью. По обе стороны дороги простирались зеленые ухоженные поля. На душе у нее было спокойно и радостно.
Водитель был вежлив и опытен. Они очень быстро выяснили, что разговаривать им мешает языковой барьер, поэтому Хейзл расслабилась в предвкушении любимой работы. Теперь уже ничто не могло помешать этому.
Почему же мыслями она постоянно возвращалась к событиям прошлой недели, вместо того чтобы наслаждаться щедрым южным летом? Правда, если уж быть до конца точным, то все ее думы были об одной ночи — жаркой ночи, когда она забыла обо всем на свете и чуть было не отдала свое сердце.
Хейзл, как ни старалась, избавиться от этих тревожащих душу мыслей не могла. У нее было ощущение, что он сидел рядом с ней в машине — молчаливый, загадочный и настойчивый. Хейзл невольно перебирала в памяти случившееся.
Они стояли очень близко друг к другу в кухне. «Садовник» не прикасался к ней, но Хейзл чувствовала на своей коже его дыхание.
— О, я сделаю то, чего от меня ждут! — воскликнул он.
Мужчина словно насмехался над собой, причем делал это с невыразимой горечью. Он взял в ладони лицо Хейзл, но было видно: он злится на что-то и что это чувство сидит в нем уже давно. Хейзл не могла понять, в чем дело.
Ей даже показалось, что о ней забыли. Но вот он взглянул на нее и тихо проговорил:
— О да, я сделаю все.
У Хейзл пересохло во рту. Ее немного пугало его непонятное поведение.
И вдруг они услышали какой-то шорох. Дверь в подсобную комнату приоткрылась бесшумно. Лерой повернулся и закрыл Хейзл своим телом, будто ожидая нападения. Этот жест потряс се. Дверь открылась пошире. Лерой схватил Хейзл и вместе с ней рванулся к двери, ведущей в холл. Послышалось странное царапание, и в проеме двери подсобки появилась грустная собачья морда. Взрыв хохота помог им избавиться от напряжения.
— Чертова псина.
— Он очарователен, — возразила Хейзл, забыв, что совсем недавно ругала пса.
— Я не согласен. Он много лает и плохо несет свою собачью службу. Любой воришка похлопает его по загривку, и пес впустит его в дом. Но, несмотря на критику, Лерой ласково потрепал дога по голове и угостил печеньем.
— Меня он не пустил, — напомнила Хейзл, продолжая защищать собаку.
— Верно, — согласился Лерой. — Я сам пригласил тебя в дом.
Хейзл ослепительно улыбнулась ему.
— Так что тебе остается ругать самого себя, — весело сказала она.
— Выходит, что так, — ответил Лерой, блеснув голубыми глазами. — Пойдем отсюда, пока он не затерроризировал нас совсем.
Лерой провел ее наверх. Стоя на последней ступени лестницы, он обернулся к Хейзл, идущей за ним, и мягко произнес:
