Миссис Пейс тоже советовала повременить с разводом. Как-то раз, когда я работала у нее, Рокси пришла к ней обедать и мы втроем заговорили об этом.
— Я сама разводилась, — заметила миссис Пейс, — и не убеждена, что это что-то решает. Хотя, конечно, можно еще раз выйти замуж. По опыту знаю, самая верная линия — заранее присмотреть себе кого-нибудь.
Из всех советчиков Рокси я была единственная, кто не был убежден в ее неправоте. Как же быть с любовью? Как оставаться женой человека, который любит другую? Надо думать о будущем, может быть, и с другим мужем. У нее, как говорится, вся жизнь впереди. Как и все остальные, я убеждала ее не торопиться, но что-то внутри меня подсказывало: плюнуть на Шарля-Анри и жить как ни в чем не бывало.
Трижды в неделю я ходила к Оливии Пейс разбирать ее бумаги. Она заделалась известной писательницей, когда была совсем молодой, еще в сороковых годах, и пережила многих литературных знаменитостей, которых знала и с которыми спала. Судя по множеству писем, мир, затаив дыхание, ждал ее воспоминаний, и она готовилась приняться за них. В мои обязанности входило разбирать бумаги и раскладывать их по папкам, год за годом. В папки шли письма, случайно сохранившиеся газетные вырезки, копии всевозможных ее заметок, статеечки для малых журналов, для которых она писала, или перечень купленных ею когда-то вещей, например: «синий шелковый костюм от Кардена, 1972», «первая покупка у Диора, 1959» или «буфет Шератона, Бристоль, 1948».
Больше всего я любила у нее наши обеды, когда она рассказывала о людях, событиях и вещах, упоминаемых в ее бумагах. Тогда же она рассказывала о своей жизни. Наверное, одна из причин ее привязанности ко мне заключалась в том, что я знала имя одного из персонажей в «Победе» Джозефа Конрада. Я знала, а она нет и потому зауважала меня и стала смотреть на меня новыми глазами, как на личность, не вконец потерянную для общества и способную чему-то научиться. Откуда я знаю героя Конрада? В колледже мы разбирали учебный сценарий по «Победе», но самого романа я даже не открывала.
Что до меня, то я целиком подпала под обаяние ее успехов. Миссис Пейс счастливо избежала ловушек, куда попадали все знакомые мне женщины, та же Марджив, которая никогда не хочет пошевелить мозгами, в результате чего у нее развилось досадное свойство — вечное недовольство, хотя я уверена, что она вполне счастлива. Даже Рокси из-за ее доверчивого романтического представления о мужчинах не может тягаться с миссис Пейс — разве что напишет иногда хорошее стихотворение. Но стихотворение — короткая вещь, и век у него короткий. Кстати, мне только что пришло в голову, что ее идеализация мужчин началась, когда мой отец мужественно избавил ее мать, Марджив, от невзгод одинокой женщины и матери.
Миссис Пейс добилась от жизни всего, о чем может мечтать женщина, — богатые мужья, дети, дорогие наряды от Живанши, старинные фарфоровые сервизы. Кроме того, она получала удовольствия, которые считаются привилегией мужчин, — разнообразные сексуальные связи (назовем их вслед за мужчинами любовными победами), а также сугубо интеллектуальное удовлетворение от возможности и умения писать, иметь свое мнение и заставить других прислушиваться к нему, от права на независимые суждения по самому широкому кругу вопросов, исключая, правда, «женский удел», который ни в какой мере ее не интересовал. Ее пример помог мне понять, что я искала в колледже — самостоятельность, хотя кино не место для самостоятельности. Вдобавок я уже слишком втянулась в общение со сверстниками (цами), чтобы получать удовольствие от чисто технической стороны кинопроизводства — освещение, съемка с руки, стоп-кадр, монтаж, дубль, наплыв…
Так я стала пустым местом в том, что касается моих жизненных планов. Но миссис Пейс это не беспокоило, напротив, она поверила в меня. Поэтому она сделалась моим кумиром, и это самое точное слово, хотя может показаться высокопарным тому, кто хочет, чтобы ты угождала и нравилась ему, и чьей симпатией ты дорожишь. Я относилась к миссис Пейс с таким чувством, какого не испытывала ни к отцу и Марджив, ни к брату и сестрам. Я была искренне привязана к ним, к кому больше, к кому меньше, но мне было безразлично, что они думают обо мне.
Но миссис Пейс была выдающейся личностью. Она судила о людях точно и беспристрастно. Если она называла кого-нибудь дураком, то это не обязательно означало, что она плохо к нему относится. Отношение зависело от того, какой дурак и в чем. Она была первым знакомым мне человеком, кто говорил абсолютную правду, даже если это было некорректно, и обычно это была та правда, которую я уже интуитивно чувствовала сама. Она не стеснялась сказать, что мы не любим, например, инвалидов, занимающих парковку своими колясками. Но чувства не должны влиять на наши поступки, продолжала она, давая тем самым моральный урок. Она внушила мне, что нельзя считать чем-то ненормальным, если человек относится настороженно или враждебно к определенным явлениям, но нехорошо, если это отношение сказывается на его поведении. Людям не делает чести, что они скрывают даже от самих себя такие вещи, как расизм. Только признав в себе проявления расизма, любила повторять она, можно избавиться от него.
— Я не утверждаю, что правда дает свободу, — заявила она. — Но правда лучше, чем добродетель, потому что знаешь, на чем стоять.
Благодаря миссис Пейс я получила работу, причем предложений было несколько. Одно из них — присматривать за домом Клива и Пег Рандольф, пожилой, за шестьдесят, супружеской пары. Я думала, они подпадают под ту категорию людей, которых Эймс Эверетт называет руководителями трастовых компаний, но миссис Пейс уточнила: «Рандольфы? Да они сексоты. — Но увидев мой ужас, добавила: — Правда, вполне приличные люди». Они действительно были приличными людьми. Цеэрушники в отставке — тайные агенты уходят в отставку? — плюс попечители какого-нибудь фонда, если судить по великолепию их квартиры на площади Вогезов. Миссис Пейс хорошо к ним относилась.
— Мы все побывали в ЦРУ, — рассказывала она. — Когда мы кончали Уэллсли, к нам понаехали цеэрушники. Говорили о патриотическом долге, предлагали каждой девчонке работу и фотоаппарат в качестве подарка. Я, конечно, согласилась, но, узнав, что меня пошлют в Гватемалу, дала задний ход.
В молодости миссис Пейс была связана с левым движением, однако сейчас комфортно вписывалась в широкий политический спектр. Пока богата, хотелось мне добавить, но, с другой стороны, все американцы в известном смысле богаты. Даже люди с рюкзаками за спиной, без гроша в кармане, обутые в немыслимые сандалеты, вставали в очередь к «Америкэн экспресс» в надежде нацедить деньжат из какого-нибудь богатого источника в Штатах. Раньше я понятия не имела, что заключает в себе богатство. Верные признаки преуспевания в Санта-Барбаре, новые марки машин, например, здесь не годятся или вовсе отсутствуют, а парижские квартиры казались мне маленькими и неудобными. Поначалу я подумала, что многим во Франции трудно живется, но Рокси только рассмеялась: «Ты что, шутишь?»
