— Да, ее роль в конце тридцатых и в сорок пятом.
— Никогда не поверю, что она сделала что-нибудь нехорошее.
— Не поверите? Я и не утверждаю этого. Так или иначе опасаться последствий сейчас нечего. Я не говорю, что нужны публичные разоблачения, тем более правовые процедуры, хотя считаю, что предательство, государственная измена не должны иметь срока давности.
При словах «государственная измена» его голос зазвучал ожесточенно, и за учтивыми манерами и рассчитанной будничностью тона я разглядела кипучую одержимость.
— Мне всегда казалось неправомерным, что некоторые люди уходят от наказания за преступления, которые могли стоить многих жизней, угрожать нашему образу жизни, а сегодня старятся как ни в чем не бывало, вполне довольные собой. Иные прямо здесь, в Париже. Всякие там англичане и… — Он спохватился. — Нет, надо, надо в интересах истории. Не думаю, что Оливия действовала сознательно. Но непреднамеренно? Кто знает… Если вам попадется что-нибудь… в ее бумагах…
Все было сказано. Само собой, я не стану ничего высматривать в бумагах миссис Пейс и докладывать этому типу. Но в мелодраматизме ситуации, в замаячивших плащах и кинжалах было что-то притягательное. Даже в своем воображении я не могла стать участницей былых битв. Однако забавно, когда тебя вербуют в шпионы. Я поймала себя на мысли: разве он не прав, призывая лечить старые раны? Возможно, я подумала о Рокси и Шарле-Анри. И все же… что подходит двум людям, подходит и целым народам.
«Я хочу быть любимым», — говорил я себе, мучимый смутным беспокойством, и озирался вокруг себя… Я вопрошал свое сердце и вкусы, и ни к кому не чувствовал предпочтения.
«Адольф»
Хотя я уверяла Рокси, что мне хватает в Париже развлечений, большую часть времени я проводила за работой или возилась с Женни. Иногда, правда, вылезала из дома с кем-нибудь из двух моих французов, Ивом и Мишелем, и с двумя американцами: одним парнем, которого я знала еще по Санта-Барбаре, его зовут Марк Лопес, и с Джеффом — это брат приятельницы Рокси. Двое последних были мне как братья, наше американство словно делало нас бесполыми, и наши встречи были посвящены сопоставлению двух культур — здешней и той, заатлантической, — и выработке стратегии выживания во Франции. Чаще всего мы ходили в кино. Париж — настоящее раздолье для любителей живых картин, здесь крутят все, что твоей душеньке угодно. Иногда мы отправлялись поужинать.
Следует кадр: Ив и Изабелла в ресторане, где хоть топор вешай от сигаретного и сигарного дыма. Непонятно, как они ощущают вкус пищи. Ив курит, как и все остальные.
Я: Это же глупо — курить. Прямая дорожка на кладбище. Зачем тебе это?
Ив: Ба… уинам. (Никакими фонетическими значками не передать этого мычания в нос, означающего: да, курю, но не курить — это con, вы, психованные американцы.)
Я (поджимая губы): Будьте добры, нежирную камбалу и тушеные овощи.
Ив: Pavé au poivre, saignant (стейк с кровью и пожирнее).
Я: Фу! (Меня передергивает.)
Ив: У них здесь отличная вырезка, но в «Бальзаре» еще лучше. Там готовят из нормандской говядины, а в Нормандии скот выращивают особым способом и кормят американской кукурузой. Такую же подают в «Лаки Люи». Английское мясо мы не импортируем из-за vache folle malady[34]. Это запрещено законом, и правильно. Хотя по чести говоря, английская говядина, как ни прискорбно, великолепна. У датчан на удивление тоже превосходное boeuf…
Ив увлеченно пускается в рассуждения о скрытых свойствах говядины, или грибов, или чего-нибудь еще.
Кроме того, Ив и его друзья с удовольствием читают комиксы, хотя и учатся в университете.
Это не те грани французской культуры, о которых говорится на лекциях в мэрии. Да, мне еще многое предстоит узнать о Франции. Впрочем, и французам не мешает кое-что узнать об Америке. Похоже, единственное, что им хочется повидать у нас, — это Лас-Вегас.
В один прекрасный вечер мы с Рокси ужинали у Шарлотты и Боба. К ним пришли еще трое их друзей. Привожу типичный разговор за французским столом.
Мари-Лаура: Вкусно. Где ты такой достала?
Шарлотта: На улице Монж.
Мари-Лаура: В «Сырном погребке»?
Шарлотта: Нет, у Кремера, это напротив.
Жан: Это настоящий эпуас. (Повернувшись ко мне, по-английски.) Попробуйте. По-моему, эпуас — король среди сыров. Среди лучших сортов Франции.
Все (хором): Non! Oui! Ами-дю-шамбертен! Ливаро! Вашрен!
Мари-Лаура: Жан думает, что он оригинален. Еще Брийя-Саварин говорил, что эпуас — самый лучший сыр.
Бертран: Значит, ты бываешь на улице Монж?
Шарлотта: Да, по субботам.
Жан: Очень важна эта оранжевая корочка…
Шарлотта (обращаясь ко всем): Естественно. А вам известно, что у камамбера белая корочка, потому что белый цвет считается более утонченным для дам? Хотя было время, когда женщинам вообще не рекомендовали есть сыр. Ферментация могла губительно сказаться на способности к деторождению. Кроме того, у сыров такой odeur[35]…
Рокси: Когда это было?
Шарлотта: О, в средние века. Кажется, в шестнадцатом веке. Наверное, принцесса Киевская в рот не брала сыра.
Рокси (задумчиво): Может быть, за этим стоит пожелание приличным женщинам съедать только один ломтик сыра. Невоздержанность делает из них нимфоманок. А мужчинам разрешается много сыра?
(Я смотрю в свою тарелку, где лежат пять ломтиков сыра разных сортов да еще рекомендованный кусочек эпуаса. Я считала хорошим тоном отведать каждого сорта, поданного на стол. Вечно у меня проколы в манерах.)
Жан: Оранжевая корочка — это результат действия каких-то бактерий. Попав в ами-дю-шамбертен, они больше нигде не могут развиваться, только в той части Бургундии. Говорят, один тамошний сыровар хотел перевести свое производство на новое место, отстроился и все такое, но корочка на сыре не появлялась. Ему пришлось новые погреба соединить со старыми и подождать, пока не появилась moisissure[36]…
Бертран: И все-таки я предпочитаю chèvre[37].
Все (хором): Oui! Non! Sec! Frais[38]!
Отношения между Рокси и Персанами оставались прежние: воскресные обеды, непременные телефонные звонки, времяпровождение с внучкой по вторникам, когда, взяв Женни из садика, я отводила ее к бабке. Сюзанна озабочена, что Женни мало говорит по-французски. Еще бы, воспитывается англоговорящими теткой и матерью, а Шарль-Анри уклоняется от выполнения отцовского долга.
У нас понемногу накапливались сведения о Магде Тельман, новой любви Шарля-Анри. Сама она — социолог из Чехословакии, замужем за американцем, который служит в «Евро-Диснее». Шарль-Анри встретил ее в прошлом году в Дордони, куда выезжал на натуру. Тельманы снимали там домик на время отпуска. Можно только догадываться, как вспыхнула их страсть. Как Магда выглядит, мы понятия не имели. Сюзанна по-прежнему отказывалась знакомиться с этой женщиной.
