— Вы хотите сказать, что Перри пожаловался на меня?
— Претензию выдвинула мисс Амброс. Сегодня ночью в четыре часа она позвонила мне в отель. Разбудила меня. А я так крепко спал.
— Но с какой стати Марго Амброс на меня жаловаться? — Вопрос был не настолько невинен, потому как Косима сразу подумала о несбывшихся планах актрисы. Но какие могут быть жалобы? И потом, почему Неирн воспринял все так серьезно?
— По ее словам, вчера вечером вы флиртовали… это она так сказала, с нашим доктором. Говорит, вы устроили в его гримерной сцену, из-за которой остальные девушки оказались просто забившимися в угол и не у дел. Более того, она считает, что эта сцена может плохо отразиться на ее профессиональной карьере, тем более в город приехали такие известные люди, как Феликс Гаас. Подозреваю, что это основная причина ее жалоб.
— Но… но она сама нарочно пыталась разыграть сцену с Перри! А это могло поставить его в неловкое положение. И раз уж он протеже мистера Дженсена, а мистер Дженсен платит мне зарплату, я подумала, что моя работа…
— Не думаю, что наш Гений оценит вашу преданность работе в виде поцелуев его протеже. Помните, я тоже там был, среди толпы. Это был не простой поцелуй! Понимаю, почему мисс Амброс так расстроилась.
Косима покраснела.
— Это произошло случайно. Но что бы она ни думала, мистер Неирн, это не повторится.
— Как вы можете быть уверены?
— Я этого не захочу. И Перри тоже. Такое…
— Случается? — закончил за нее Неирн. — Я с радостью поверю вам, что больше не произойдет ничего подобного. Это очень важно для дальнейшего осуществления планов Дженсена. Видите ли, мисс Амброс… э-э… грубо говоря, угрожает.
— Что вы хотите сказать? — Косима насторожилась. — Вы же ее наняли, вы же ее работодатель. Да как она…
— Дело в том, что она намекнула мне на некое интервью, которое может дать газетчикам. Я не хочу повторяться и напоминать, сколько средств мистер Дженсен тратит на то, чтобы иметь хорошие отношения с местной прессой. А мисс Амброс может все испортить. Расскажет, к примеру, что наш совет директоров — не функциональный административный орган, а чистой воды обман. И тогда конкуренты немало заплатят, чтобы вытащить из нее побольше информации. Опасная женщина эта мисс Амброс!
— Да пусть говорит! — презрительно фыркнула Косима. — После вчерашнего вечера Перри пользуется ошеломительным успехом. Ни одно ее слово не сможет это изменить.
— Не скажите. Реклама — улица с двусторонним движением. Вдруг ей удастся представить наш совет директоров в таком свете, что молодой доктор будет выглядеть просто смешно? Или вдруг заявит, будто Уальдо Дженсен, злющий денежный мешок, якобы поставил под сомнение призвание к медицине молодого доктора? Кто знает? Мне платят немалые деньги за то, чтобы я не допускал подобного.
— Понимаю. — Косима ответила не сразу. — Хорошо, мистер Неирн. Вы не должны беспокоиться о Перри Хилтоне и обо мне. Правда, ничего серьезного не было. А что и было, то уже успело закончиться.
— В таком случае я воспринимаю это как обещание. Спасибо, мисс Арнольд.
Сидя за своим столом, Косима не могла отделаться от мыслей о Перри, Марго и о ней самой. Чувство злости вспыхнуло в ней. Мерзкая Марго Амброс! Косима убеждала себя, что негодование актрисы росло потому, что она ничего не могла поделать с Перри Хилтоном как с человеком. Он слишком хорош, чтобы попасться на такую удочку. Если только Марго удастся выставить его дураком…
Но этого не случится. Она же дала слово Тиму Неирну.
Тим Неирн собирался уже закрывать свою «лавочку», когда из отеля «Принц Кухио» поступил указ. Оказалось, что известный голливудский режиссер Феликс Гаас станет почетным гостем Уальдо Фоли Дженсена во время праздника, называемого здесь luau, который состоится завтра вечером в садах отеля. Все предыдущие приглашения со стороны местных влиятельных персон Гаас отвергал, как утомленный император. Как Дженсену удалось добиться его согласия, никто не знал. Однако режиссер принял приглашение Дженсена, который явно расщедрился по этому поводу.
Проницательный Неирн предположил и своей догадкой поделился с Косимой, что их работодатель, должно быть, собирается вложить солидные средства в новый шедевр Гааса. И что организация по этому случаю традиционного гавайского праздника — не что иное, как намек социально закоснелому городу Гонолулу на то, что они потеряют, если продолжат поносить и отчитывать Уальдо Фоли Дженсена и его Эмму.
Какие бы объяснения ни раздавали в «кулуарах власти», указ подлежал выполнению. Тот факт, что он был направлен Неирну и его помощнице-медсестре, служил доказательством того, что для мероприятия такого масштаба Дженсену, прежде всего, требовалась отменная реклама. Но действо надо было организовать, и все приготовления прошли в ускоренном темпе. На все про все потребовалось двадцать четыре часа.
К тому времени, как были наняты «эксперты» в области проведения подобных вечеров, написаны пресс-релизы, заказаны продукты, доставлены пригласительные билеты гостям, остановившимся в разных отелях Уаикики, у которых не было особых причин поносить и отчитывать хозяина «бала», в изобилии развешаны цветочные гирлянды, вырыта ямка для жарки поросенка на лужайке отеля «Принц Кухио» с видом на море и передано в типографию подробное меню с рецептами экзотических полинезийских деликатесов, на Оаху опустилась ночь.
Когда Косима отправилась домой, свет уже горел в каждом отделении госпиталя «Алоха». «Мыльные пузыри Дженсена» будто плавали на своей возвышенности, как свободные, незакрепленные светящиеся шары, что создавало эффект карнавальной ночи, хотя под прозрачными светящимися крышами кто-то страдал, а кого-то ожидали смирение и покой. Уставшая, утомленная и мечтающая, чтобы по одному своему велению Уальдо Дженсен нанял бы гения, который изобрел бы, например, чудесный порошок и сотворил бы из него моментальный luau, медсестра из третьего отделения прошла по затемненному тротуару и на углу улицы села в автобус.
Высоко в долинах, между темными остроконечными вершинами гор мерцающие огоньки напоминали рассыпанное на черном бархате бриллиантовое ожерелье. Исходящий от оживленной трассы Уаикики белый свет фонарей, перемежающийся с огнями фар машин, причудливо падал на растущие между домов пальмы.
Дома Косима приняла душ и плюхнулась на кровать. Но сон не приходил, хотя, учитывая ее невероятную усталость, должен был сморить вмиг. Вместо него сознание девушки захватил целый поток мыслей.
Больше всего ее мучило то, что с легкой руки Марго Амброс проблема с Перри Хилтоном была окончательно решена и устранена. Что бы ни чувствовала к нему Марго, будущего у этого определенно не было. Но ведь невозможно прочесть ее мысли. «Это все из-за того, что Тим Неирн повесил на него табличку: «Не подходить!» — пыталась убедить себя Косима, мучаясь бессонницей. — Перри мне совсем не интересен. Просто его превратили в запретный плод, вот я и думаю о нем постоянно. Видимо, это мне в наказание за то, что так плохо обошлась с Дейлом. А когда Перри подыграл мне в присутствии Дейла, естественно, чисто инстинктивно, я почувствовала в нем необходимость». Вот такие мысли, одна за другой, приходили к ней ночью — главным образом логичные, как медицинский диагноз. Но каждый раз, когда машина останавливалась под ее открытым окном, она гадала, не маленький ли это «жук» Перри, и не прозвенит ли сейчас звонок в дверь.
