— Ты знаешь, Алан, я в своей работе видел немало отморозков. Но больше всего из них я не выношу тех, кто обижает женщин и детей. Это худшие из всех трусливых ублюдков, — он промокнул руку салфеткой, швырнул её в мусор и сел задницей, сволочь, на мой стерильный стол. — Открой секрет, на кой хер ты построил тюрьму?
Я улыбнулся совсем как Келлерман, невинно и обезоруживающе.
— Тюрьма здесь была, мистер Холмс. Ещё при царском режиме. И при советской власти на этом месте ещё высилось трёхэтажное здание исправительного учреждения строго режима с колючей проволокой в три ряда, белёными известью заборами, собаками, бегающими по периметру, и наблюдательными вышками, как полагается. Но к тому моменту как я купил участок, от неё остались рожки да ножки. Разворовали и разрушили, что могли, здесь ещё до твоего рождения, Шерлок.
— Ещё при царском? — присвистнул он. — И что, в те времена строили на совесть?
— Именно так. Поэтому всё, что выше, — показал я на потолок, — и наиболее пострадало, снесли. На первом этаже, где мы сейчас находимся, я оборудовал лабораторию, для неё идеально подошли толстые каменные стены, в раствор при кладке которых, кажется, ещё добавляли свежие яйца. А вот в подвале, где находились карцеры и допросные Тайной канцелярии просто немного прибрались.
— Ничего себе немного, — усмехнулся он, — да любой полицейский участок позавидует такой «уборке».
Показал он пальцами кавычки и подозрительно прищурился.
— Начинаешь верить во всё, что пишут про меня в интернете? — улыбнулся я.
— Боюсь, в сети сильно преуменьшают твои таланты, Алан Арье, — расплылся улыбкой детектив.
Я рассмеялся и ушёл от ответа.
Зачем ему знать: на том, чтобы сохранить старые камеры и построить новые настояла жена. Новые, как Кира назвала три бокса из прозрачного пластика, — нечто среднее между хранилищем Ватикана и хирургического кабинетом в лучших традициях Декстрера, — были подарком мне. В одном из них сейчас спал младший блондин, тот у которого волосы покороче. А другие, старые — оборудованные по последнему слову тюремного шика: с душем, умывальниками и унитазами, где с комфортом расположили старшего, — нужны были ей.
Зачем? Да за тем же, зачем она сюда вернулась. Зачем сожгла деревню, в которой выросла, а затем сравняла бульдозером. Пустую, пустую. Жителей переселили, когда я выкупил участок в десять гектаров, с этим занюханным селом, которое Кира люто ненавидела, бывшей тюрьмой и заповедным лесом.
Какой это был костёр! Я невольно улыбнулся.
Харли Квинн, что взорвала химический завод, расставшись с Джокером, отдыхает.
Ну что сказать? Каждый по-своему справляется со своими демонами. А её требовали огня, бульдозера и... тюрьмы.
— Что ты будешь делать с этими ушлёпками дальше? — осторожно поинтересовался детектив, рассматривая анализатор, похожий на аппарат управления космическим кораблём. Сейчас я стоял к нему боком.
— Я ещё не решил. Но однозначно пока они послужат науке.
Шерлок испуганно показал на светящийся экран пальцем, привлекая моё внимание:
— Это же не бомба?
— Нет, что ты! Он не опаснее микроволновки, — усмехнулся я.
— И вот то пуленепробиваемое стекло здесь случайно? — показал смышлёный Пикачу на прозрачную стену кабинета.
— Ага, только взрывонепробиваемое, — невинно пожал я плечами.
Повернул голову к экрану и затаил дыхание.
Десять, девять, восемь… заканчивал прибор обратный отчёт. Два, один… Готово! Истошно мяукнув, как придавленная дверью кошка, он наконец выдал на стоящий рядом монитор и утробно зарычавший принтер результаты анализа.
Я сорвал ещё тёплый распечатанный лист. И впился в него глазами.
Ничего не понимаю. Что?! Какая-то идиопатическая форма анемии? Или это я идиот? Механический гемолиз? Реакция на лекарства? Я предположил несовместимость с донорской кровью, но никаких отклонений по всем известным науке тридцати шести системам групп крови. Только гибель огромного количества эритроцитов налицо.
Чёрт!
— Чёрт! Чёрт! Чёрт! — смял я лист, швырнул и в сердцах стукнул кулаком по прибору.
Определённо я идиот! Полный идиот, раз даже не предположил, что всё настолько плохо. Как бедная девочка вообще до сих пор жива?
Не обращая внимания на удивлённо выпучившего глаза детектива, я шарахнул о стол лотком и стал бросать в него всё, чем должен срочно исправить свою ошибку.
Глава 20. Алан
— Алан, что случилось-то? — таращился на меня детектив.
— Ничего. Надеюсь, ничего фатального, — отмахнулся я.
Кроме того, что я дебил, если сразу не понял каких масштабов Бородинское побоище разыгралось у неё в крови.
Смешались в кучу кони, люди…
Я бегал от ящика к ящику, выхватывая из хромированных внутренностей нужные медикаменты, шприцы, флаконы растворов, бросая на покрытый салфеткой лоток из нержавейки, и торопился как мог.
Не удивительно, что девчонка два дня спала, её тошнит и ей так плохо. И я должен был раньше догадаться. Раньше всё это купировать. И, дай бог, её печень ещё справляется.
Дьявол! Всё не слава богу с этой Никой Тальниковой!
Я схватил не тот флакон, покрутил в руке, швырнул обратно в коробку.
Проклятье! Не надо было так долго ждать результатов! Надо было тупо довериться интуиции.
Взял нужный, громыхнув, с силой закрыл ящик.
— Шерлок, не тяни хоть ты, а! — невежливо толкнул я детектива, вытаскивая из коробки одноразовые перчатки. Пусть хоть он мне что-нибудь расскажет, а то башка сейчас лопнет от натуги, а придумать сходу я всё равно ни одной весомого объяснения не смогу. Нужны ещё тесты. Ещё наблюдения. Ещё анализы. И ещё время. — Давай выкладывай с чем приехал. Узнал что-нибудь про этих дегродов?
Обтянув руки тонким нитрилом, через прокол в пробке флакона я вводил в физраствор лекарство и истово молился, чтобы процесс не пошёл дальше и не имел для девушки никаких необратимых последствий.
Дьявол! Я, приверженец точной медицины, пока разбирал её кровь на молекулы, совершил такую глупую ошибку — перебдел. Хотел, как лучше, а вышло как всегда.
Потерял столько времени.
Дьявол, дьявол, дьявол! Я чуть её не убил!
Холодный пот тёк по спине. Но зато голова разом прояснилась от всяких глупостей. Заработала как швейцарские часы.
Секс? Кровь? Всё херня. Работа! Вот что спасает от любой хандры.
— Да не больше, чем они сами рассказали. Зовут Ярослав и Влад Тогуловы, — бросил детектив рядом с лотком свёрнутый пополам файлик с бумагами, что достал из кармана и подошёл к окну.
— Коротко, Олег. Сейчас очень коротко. В двух словах!
— Родные братья, — засунув руки в карманы, он смотрел на меня через плечо. — Отец давно сидит и, похоже, хрен выйдет. Известен в узких кругах по кличке Тагил. Мать второй раз вышла замуж за богатого дяденьку. Родила тому ещё двоих детей, поэтому до этих ей дела особо нет. Да и старшему до неё никакого, они почти не общаются. Он подрабатывает татуировщиком, учился одно время в художественной академии, но бросил. А вот младшенький не гнушается у матери ни деньги брать, ни жить за её счёт. Но старший, который его с детства опекает, как отца посадили, младшего тоже не бросает. Тот везде с ним.
— А Форд этот раздолбанный чей? Ты права пробил?
Я замер, соображая: ничего не забыл? Пробежался ещё раз глазами по заставленному лотку.
— И права, и техпаспорт, и всё, что было в машине. Даже гитару. Привёз её назад, кинул обратно в Форд. Машина старшего. Играет тоже старший. Дорогая гитара, кстати. И настроена под идеальный слух.
— Какой талантливый, — зло усмехнулся я, вспомнив про антибиотики. — Татуировщик, значит?
И это кое-что объясняло. Например, корявенькую для художника надпись «СУКА».
Я открыл ящик, но посмотрел на флакон цефалоспорина и передумал. Он тоже мог стать одной из причин гемолиза. Открыл соседний ящик и выложил на стол нож-бабочку. Тот самый самодельный нож, что был у длинноволосого в кармане.
