А если она забеременеет? Я не хотел детей больше. Мне не нужен сын, чтобы передать ему фамилию и наследство — мне вполне достаточно дочери. Но поневоле становилось интересно, каково это, когда у твоего ребёнка такая вот мать, которая может ночевать ради малыша в сугробе, которая бросится на матерого мужика впятеро сильнее её, которая…ничего не боится. Потому что Настя была, и есть наверное, фарфоровой статуэткой, которую нужно было ставить на полку и сдувать с неё пылинки. Она была хорошей мамой, но излишне мягкой. Она была…просто самой нежностью. И все.
Вечером Даша, черт, в моей голове это все же произошло, слезла таки с окна. Видимо, обещание, что мать вернётся, сыграло свою роль. На няню внимания особо не обращала, но немного поела, и то хорошо. Ревела, ревела, потом уснула.
— Ты будешь завтракать со мной, — сообщил я ей утром. — Как последние дни.
— Тогда была мама, — упрямо возразила она.
Вздохнул — терпение. Благодаря Ольге она хоть немного освоилась в моем доме.
— Она сказала тебе, что я и правда твой папа?
— Да.
И короткий взгляд насыщенно-голубых глаз из под ресниц. Изучающий взгляд. Горжусь своей дочерью и, пожалуй тем, как её воспитала Ольга. Как маленького бойца, сильного и упрямого.
— И как ты к этому относишься?
— Идемте есть.
Ушла от ответа. В столовую шла впереди меня, маленькая, но несломленная. Села очень далеко от меня, подавил улыбку. Кашу ковыряет, вздыхает. Я то на часы смотрю — совещание по предстоящей сделке скоро, то на неё. Гляжу — глаза заблестели, заморгала часто-часто, наверное, подумала о чем нибудь грустном.
— Что тебя беспокоит? — спросил я.
— Ты прогнал мою маму, — напомнила девочка.
Закатил глаза. Снова велел себе быть спокойным.
— О чем ты думала именно в этот момент?
— Сегодня пятница, — совсем тихо сказала она. — Мы с мамой всегда в приют ходили.
Черт. На часы смотрю снова и чётко понимаю — если сейчас уйду, то до поздней ночи пропаду. И шанс сблизиться с этой невероятной девочкой будет потерян. Да и ладно… столько лет бизнес стоит, продержится без меня ещё день.
— Одевайся, — киваю я. — Поехали.
Снова смотрит. Молчит, думает.
— А тебе очень хочется?
— Да, — подтверждаю я.
— Тогда я поеду, но только если ты не будешь больше называть девочкой, а будешь называть Дашей.
Я обещал. Я бы наверное, что угодно обещал бы, только бы смотрела на меня вот так, с надеждой, и почти без ужаса, который испытывала ко мне. Я бы луну с неба достал. Бог с ним, поменяем документы ещё раз.
Няня помогла ей одеться, но с нами не поехала, я не хотел лишних людей — только мешали бы. Даша всю дорогу в окно смотрела, такая взрослая по сравнению с тем днем, когда беззаботно прыгала на заледеневших классиках на парковке. Между ними пропасть сотворенная моими руками. Мне было жаль, но я прекрасно понимал, что поступил бы так же вновь и вновь — выжженное нутро толкало на безумства.
По дороге заехал в зоомагазин и накупил всякой дребедени. Дашка наконец увлеклась, выбирала маленькие баночки с кормом для котят, складывала их в корзинку. Я понимал, что увлечена она так не меня ради, а благодаря тому, что скоро окунется в любимую и родную атмосферу, но все равно был рад.
— Даша? — удивилась маленькая ветеринар. — А где мама? Ты…с ним?
И подозрительно на меня смотрит. Я бахнул на пол три огромных мешка с кормом для собак — еле допер, как взятку, против неприятных вопросов.
— Он меня похитил, — порадовала нас Даша.
И потопала в глубь комнаты, к котятам, таща с собой пакет с кормом для маленьких. Вспомнил, как злился из-за того, что Ольга позволяет ребёнку носить тяжёлое, и понял, что проще сдаться и позволить, чем спорить и отнимать.
— Это шутка, — натянуто улыбнулся я.
— Вообще то нет, — сказала Дашка.
Женщина растерянно смотрела то на меня, то на Дашку и явно не знала, как реагировать. Возможно, не узнавала ребёнка — из милой упрямицы она превратилась в маленькую стерву.
— Это очень сложная и глубоко личная история, — твёрдо сказал я. — И я не хочу делиться с вами ею. Там ещё корм, куда нести? Той здоровой псине не нужно делать укол или клизму? Я весь ваш.
А все потому, что Дашка снова оттаяла. Я был готов торчать в этом, пахнущем псиной, приюте, вечность, только бы она снова и снова была такой. Перелезла через ограду вольера, в загончик, в котором как минимум два десятка разномастных котят. Котята сразу на неё полезли, один даже на голову взобрался. Даша не смеётся, да, а ведь будь тут мама в голос смеялась бы. Но ей хорошо здесь, надо чаще приезжать.
— Там щенки родились, когда твоя мама в последний раз приходила, — указала рукой ветеринар. — Можешь и с ними поиграть, уже глаза открыли, иногда даже тявкают.
Мы пробыли там до вечера, обед заказал сюда же из ресторана. Дашка со мной не разговаривала, вообще больше молчала, но искренне наслаждалась каждый минутой. Я пахал, натруженно ныли мышцы — я даже дерьмо собачье таскал лопатой. А все потому, что хотел позволить Даше пробыть здесь лишнюю минуту.
Вымыл руки в тамбуре, вошёл, подозревая, что пахну так себе, увидел, что Даша обнимает женщину. Так, как меня никогда, наверное, не будет.
— Если мама придёт, ты скажи ей, что я жду, — попросила шёпотом, а потом меня увидела.
Меня взяла злость. Словно мы с Ольгой участвуем в негласном соревновании и я все время проигрываю.
— Поехали домой, — резче, чем нужно, сказал я.
Пошла, наклонилась в кошачий загон. Потом потискала толстого щенка.
— Такой хороший, — тоже щенку на ушко. — Такой толстый…хочу, чтобы ты был моим ребёночком. Я бы тебя не оставила никогда.
— А бери, — сказал неожиданно для самого себя. — И котёнка бери, и щенка, и вообще…
Плясать, так плясать — не прокормлю, что ли? Дашка молча, не глядя даже, кого берет, выхватила из загончика двух котят, запихнула в дешёвую потрепанную переноску. Потом туда же щенка. Котятам соседство не понравилось, защипели, маленькие, а уже с характером. Как Даша…
— Вы её покупаете, — укоризненно покачала головой Светлана.
— А ну и пусть, — махнул рукой я. — Могу себе позволить.
Глава 22. Ольга
Я не полетела самолётом и причина проста — денег не было. Что тогда, когда бежала от мужа, уже почти шесть лет назад, экономила каждую копейку, что сейчас. Нет, мой запас был со мной, но следовало думать о том, что я не могу сейчас работать. Я бывала на редкость рассудительна, почаще бы так.
Автобус. Зима, на улице холодно, и в автобусе, тоже совсем не тепло. Ночь. Устроиться удобно не получается, голова сползает, стоит только уснуть на пару минут, и ударяется о окно. Ноги затекли. Ещё они мёрзнут ужасно, а ехать мне ещё шесть часов. И не до конца — до промежуточного городка. Тогда я очень убежать хотела, и бежала очень далеко…
В этот самый безымянный и неизвестный мне городок приехала утром. Вышла, с удовольствием прошлась вокруг автобуса — ноги размяла. Потом купила паршивый кофе в забегаловке у вокзала, пила его, стоя прямо на улице. Все равно, что не вкусный, зато пар валит и пальцам от стаканчика тепло…
Здесь, до поезда мне ещё четыре часа гулять. Городок маленький и серый, словно они все здесь, в стороне от основных артерий страны, такие. Прошлась по проспекту, заставила себя в кафе поесть — силы нужны. А потом набрела на рынок, такой, каких с детства не видела. Козырьки железные, под ними столы, застеленные клеенкой, а на них…на них чего только нет. Я начала с продуктового ряда, купила себе домашней колбасы копчёной, хотя даже есть не хотела, просто она пахла так… Дашка любит колбасу, хоть и вредно. Купила большую баранку, посыпанную маком. Потом выбралась и пошла по ряду с вещами и всякими безделицами.
И вот тогда, в самом конце ряда, когда время уже поджимало и нужно было идти на поезд я увидела кукол. Снег шёл, и несмотря на навес кукол немножко запорошило. Они — сшиты из ткани. Шляпы — вязаные. Алые губки бантиком. Глаза пуговицы, у одной голубые, у другой карие. Платья пушистые в горошек и смешные башмачки. Они были прелестны.
