— Повышены тромбоциты. Но в нашем с Вами случае именно это Вас и спасло. Успели довезти до операционной.
— Мхм… — задумчиво хмурюсь я.
В целом, мой инфекционист предупреждал о таком сценарии, что антитела исчезнут.
После мучительной перевязки, пересаживаюсь в кресло. Делаю глоток горячего кофе и начинаю чувствовать себя человеком.
Измученным и больным, но все же человеком, а не куском фарша.
Выслушиваю все детали и рекомендации по своему состоянию. И нет, постельный режим мне не подходит.
День пролетает очень быстро.
Я разгребаю с Региной весь трындец, что произошёл в моё отсутствие. Потом — показания ментам.
Я не выездной на время расследования.
Ну, супер просто!
Но лететь самолётом при моем ранении все равно нельзя.
Жаль. Потому что вернуть в Россию Злату я пока не готов.
Головой понимаю, что сейчас нет никакого смысла Дагиеву ее преследовать. Она уже замужем, счета под нашим контролем, права распоряжения имуществом несовершеннолетнего брата у неё нет.
Все! Выведена из-под удара.
Но я хорошо помню слова Дагиева, что он не всегда руководствуется выгодой. Иногда — удовольствием. Маньяк долбанный…
Увы, его выстрел на камеру не попал. А вот похищение Тихона — да. Поэтому, я попадаю только под «превышение самообороны». И понимаю, как свести обвинение на нет.
Я стрелял в машину, чтобы остановить её, а не в человека. Стекла были тонированны…
Попал не туда куда целился.
В общем для хорошего адвоката дело плёвое.
А вот доказательства, что в меня стрелял Дагиев — это только на основании свидетельских показаний. Моего охранника, Златы, Тихона. А значит, его дело будет идти медленно.
Меня это не устраивает, и наши люди ищут мразь параллельно с ментами. Такой борзый персонаж обязательно где-то засветится. Я бы на его месте рванул куда-нибудь в Эмираты или Кувейт.
Все осложняется тем, что Дагиевых три брата. Было. Один погиб несколько месяцев назад. Осталось два.
Стая шакалов!
Насильно запихиваю в себя еду, преодолевая тошноту от огромной дозы антибиотиков. Мне нужны силы, а тот компотик, что вливают мне через вену, едва позволяет держаться на ногах.
Вечером, забрав у врача портативный баллончик с кислородом, еду домой.
— Не тело, а мука какая-то, — морщусь я.
— Рано Вы, Демид Альбертович, на ноги встали, — качает головой Макс.
— Лишь бы не поздно. Что у нас с охраной?
— Усилена. Повторных заходов не было.
Медленно иду от ворот к дому.
Выносливость у меня так себе.
Обливаясь потом падаю на ротанговое кресло у крыльца. Несколько раз вдыхаю кислород.
— Демид Альбертович! — выбегает наша домработница. — Врача?
— Не надо врача. Отца позови.
Через некоторое время спускается отец. Недовольно хмурится, оглядывая меня.
— Как самочувствие?
— Как у рыбы без воды. Где Злата с Родионом?
— Тель-Авив.
— Ты сказал ему, что никаких тусовок? Чтобы сидели тихо.
— Конечно.
— Брак оформлен? Деньги на таможню ушли?
— Естественно, Демид.
— Отлично…
— Должен тебя предупредить, что Злата подписала немного изменённую версию брачного договора.
Мой взгляд застывает, я вспоминаю слова отца, о том что он внёс правки.
— Не понял. Она читала его?
— Нет, не читала. Она была слишком… убита произошедшим.
— Ты подсунул ей другие документы?!
— Я защитил семью от форс-мажоров.
Подлетаю на ноги.
— Я обещал ей, что мы не обманем! Я дал своё слово Ивану Михайловичу!
— Ивана вчера отключили. Он мёртв. А Злата… всего лишь женщина.
— Ты наплевал на моё слово, отец?! Обманул испуганную беспомощную девочку, которой я пообещал защиту? Смошенничал?! Обворовал её?!
Меня так накрывает адреналином, что я не чувствую ни раны, ни удушья.
— Не горячись! — недовольно подскакивает отец.
— Ты выставил меня лжецом!
— Поправки не значимы, если она только не решится на развод.
— А если решится?!
— Всё достанется Родиону, и естественно мы будем бороться за право опеки нашего наследника! Она не получит ребенка.
Шокированно осаживаюсь на кресло.
— Ты — подлец.
— Следи за языком. Ты пока ещё в моем доме и моем бизнесе. Управляющий. Не хозяин! И не факт, что им станешь.
— Вот как?
— Да! Так. Займись здоровьем и делами. А Родион пусть занимается женой. Это тебя больше не касается.
Мы несгибаемо смотрим с отцом друг другу в глаза.
Наш диалог продолжается. Только теперь молча.
Первый порыв — нахрен всё послать. Я не для того потратил двенадцать лет своей жизни на этот бизнес, чтобы мне указывали на место. Не мой это бизнес? Серьезно? А на чужой я впахивать не готов! Я буду работать только на себя!
И дом этот не мой, да?
Поднимаю взгляд на окна своей комнаты.
— Не горячись, сын. Глупо из-за обещания женщине терять всё. Тем более, что для неё ничего не изменится, если она будет держать своё слово и не надумает развестись.
Ах, да. На место воткнули не только меня, но и Ольховскую с моего благословения.
— Скинь мне договор с Ольховской, — холодно цежу я.
Он отправляет мне на телефон документ. Сосредоточенно перечитываю.
— Наследует бизнес все ещё ее ребёнок, при условии, что это будет мой внук. Она — полноправный член семьи. И я готов защищать её. Но инициатор развода теряет всё. Вот и все поправки. Согласись, это справедливо.
— То есть, чисто гипотетически, мой братец может творить любую дичь, а девочка должна будет терпеть это, не имея права на развод?
— Для того, чтобы держать Родиона в узде есть я и ты.
— Ну да.
На самом деле меня беспокоит в целом невозможность развода. Но это же не смертельно, правда? Ну, пусть, по документам будет его женой. А в реале…
Нужен ли ты ей настолько, Демид?
Нужен ли ей ты вообще сейчас?
Будет ли у вас в принципе шанс на семью?
Ты все еще не знаешь, заражен ли ты.
Я вспоминаю муку на её лице, когда она не смела прикоснуться ко мне раненому. И как я не позволил этого.
Как ты будешь ей все объяснять?! Тут уже такой снежный ком, что любая женщина разрубит этот Гордеев узел одним ударом, приняв тот брак, который уже случился волею случая. Если только чувства не сильнее обстоятельств.
Как у тебя, Черкасов.
Пока ещё не поздно, надо звонить, что-то важное и тёплое говорить этой девочке.
О чувствах говорить! А потом как-то объяснять этот чертов документ!
Я физически чувствую, как связь между нами рвётся.
Сделав несколько вдохов кислорода, продолжаю читать дальше.
— А это ещё что? Договор дарения? В случае рождения наследника?… Иначе, у неё никаких прав на свои же деньги? — поднимаю я на отца ошалевший взгляд. — Какой, мать вашу, наследник? Ты что ей подсунул?
— Родион должен остепениться. Я устал от того, что он прожигает время и деньги. Дети — хороший стимул. Ольховские и сами настаивали на наследнике. Я просто немного конкретизировал срок для надёжности в рамках договора дарения.
— Их брак фиктивен! — рявкаю я. — Какой ребёнок?
— Что за глупости? — смотрит на меня как на умалишенного.
— Новый телефон Родиона мне. Срочно.
Делаю несколько шагов в сторону.
Гудки… гудки…
— Да?
— Здравствуй, брат.
— Дэм? Рад, что ты снова на ногах, братишка. Спасибо тебе…
— Спасибо?
Задыхаюсь…
— Спасибо, что прикрыл мою жену.
— Жену твою? — свирепею я. — Ты же не тронул мою женщину, правда?
— Дэм… она не твоя женщина. Ты отдал мне её. Сам.
— Чтобы защитить!
— Так ты защитил, брат.
Охренеть просто!
— Не лезь в нашу семью, брат. У нас все хорошо. Мы пытаемся отвлечься от всех этих трешаков и наслаждаться медовым месяцем.
Я молча открываю рот, просто не находя слов, чтобы ответить что-то на это наглое предательство.
— Как ты посмел?
— Посмел что? Влюбиться в ту, которая понравилась в тебе? Посмел! С чего ты взял, что самое лучшее всегда должно доставаться тебе? С чего ты взял, что можешь, как обычно, отнять у меня то, что я хочу, а я покорно тебе это позволю?
