отсырелый подъезд.
Дверь с грохотом закрылась. Девушка вздрогнула. По подъезду прошлась звуковая волна гулкого удара. Она стояла в оцепенении, не до конца понимая, что с ней произошло. До Виктории дозвониться так и не смогла. Стоять перед дверью не имело смысла. Играл этот мужик естественно, но стало ясно, что ее развели как дурочку. Деньги получили, квартиру оставили себе, общипали ее, наивную, как курицу.
Заглянув в малюсенький кошелек, Татьяна пересчитала оставшиеся деньги. «Почему все так несправедливо? Неужели все люди такие сволочи? — давилась злобой про себя. — Что мне теперь делать? Я здесь пропаду!». Выйдя из подъезда, наполненного спертым воздухом, на свежую улицу, она глубоко вдохнула теневую прохладу с примесью остатков дневного тепла. Отчаяние накрыло ее на лавочке у подъезда, на которую она свалилась в бессилии.
В полицию, во-первых, идти было нельзя, потому что отец, наверняка, ее разыскивал, а, во-вторых, вряд ли могло помочь, потому что она ничего не запомнила и никаких доказательств не имела. Шок от произошедшего быстро прошел. Татьяне стало жалко себя. В кошельке валялось всего несколько тысяч рублей. И это все, что она имела на месяц вперед. Ее снова заманили, обманули и унизили. Она снова осталась без ночлега. Совершенно одна в большом городе.
Единственное, что у нее было — это работа в клубе, перед которой предстояло явиться на Арбатскую к семи. Она даже не знала, что ее там ждало, как и, в целом, по жизни. Оттого и разрыдалась. Татьяна ревела как маленькая девочка, не сдерживая страдания ничем. Слезы вытекали ручьями, огибая щеки с обеих сторон, опадая на землю, смешиваясь с соплями и слюной. Лицо все стало красным. Грудь болела от надрывов и тяжелого прерывистого дыхания. Она долго плакала, пока не выплакала все слезы. Глаза в какой-то момент просто перестали производить новые. Рыдания со временем сошли на нет. Девушка застыла на полминуты, приводя мысли в порядок, а затем руками вытерла лицо, отряхнулась и поднялась. До назначенного времени встречи оставалась пара часов.
Проще было добраться на метро: быстрее и удобнее, но Татьяна могла себе позволить не спешить. Надо было где-то перекусить. Пока ехала в автобусе, желудок ворчал, ежеминутно напоминая о собственной пустоте. Кафе и ресторанов в центре располагалось множество. Татьяна выбрала столовую, которая показалась ей самой дешевой.
В воскресный летний день, хоть и пасмурный, и не суливший ничего хорошего, улицы города были переполнены людьми. Татьяна едва протискивалась сквозь жужжащую толпу с подносом в руках к единственно свободному месту в углу. Круглый столик, очевидно, предназначался специально для одиночек, вроде нее. Зато стоял у окна, сквозь пыльное стекло которого открывался кусок наружного мира.
Вид был не из достопримечательных, но любопытному, мало знакомому с городом, глазу вполне мог сойти за интересный. Узкая улочка выходила на широкий проспект. Многоэтажки напоминали о разных эпохах. Вдалеке туманное небо и стеклянные бизнес-центры отражали городскую хандру. Кусочек набережной раскалывался надвое монументальным мостом. Все здесь казалось фундаментальным. Только человечки выглядели букашками на каменных глыбах, прячущимися в его извилинах, выемках и трещинках. Кто успел, тот нашел удобную расщелину и зацепился, а кто не успел, тот скользил по гладкой поверхности вниз с ускорением.
Еда оказалась безвкусной, разжиженной, двойной эконом, но Татьяна наелась. По большей части потому, что аппетит в ней так и не проснулся. Кофе тоже оказался никаким. Ничуть не бодрил. Из вкуса давал только кислинку, чуть разбавленную сладостью молока — сочетание отвратительное, зато стоил копейки. Пена на поверхности плавала, но больше походила на мыльную воду. В общем, Татьяну все только огорчало. А впереди ждал длинный вечер, еще более длинная ночь и совсем бесконечная жизнь, которая теперь представлялась девушке, скорее, вяло текущим умиранием, чем набирающим темпы взрослением.
Она не думала ни о чем конкретном, просто злилась на свою наивность, глупость и беспомощность. Казнила себя за побег из дома, за доверие Виктории, за неспособность постоять за имущество, которого теперь не осталось. Она тоже украла деньги у отца, а сама ничего не имела. И это только усугубило ее саможалость. Стыд и обида затмили разум. Свобода дорого обходилась и пока не давала никаких преимуществ по сравнению с прошлой жизнью, где она хоть и сидела в клетке, зато в безопасности и комфорте. Татьяна снова вспомнила свою комнату, запахи выпечки из кухни, медитативные звуки радио. Ей захотелось встать у станка, включить мультфильм и заниматься своим делом, не заботясь о том, где спать, что есть и как жить.
Загорелся экран телефона — вылезло уведомление. Арина написала: «Я в золотом «Вольво» у метро». Татьяна быстро схватила пакет и выбежала на улицу. От кафе до метро было минут десять пешком, но она бежала. Боялась, что арт-директор будет злиться, если она заставит себя ждать. Но, только прибежав, поняла, что женщина сама приехала раньше. Девушка остановилась напротив золотого внедорожника, в каждой детали которого читалась элегантная скромность.
Арина не сразу ее заметила. Сидела за рулем, строгая и задумчивая, смотрела вниз, наверняка, в смартфон. Рядом на пассажирском сиденье, откинув голову назад, развалилась Лада в расхлябанной манере. Лениво повернув голову набок, она увидела Татьяну и широко заулыбалась. Та постаралась сделать то же самое, но мышцы рта плохо слушались. Толкнув мать в плечо, девчонка замахала рукой. Арина посмотрела на Татьяну, поджала правый уголок пухлых губ и, опустив стекло, приказала залезть на заднее сиденье. Девушка молча послушалась.
— Привет, Танюха! — сразу воскликнула Лада, как только та открыла дверцу. — Ну, что покоряем Арбат сегодня!
— Что? — удивилась Татьяна и застыла на пару мгновений.
— Переоденься сначала, — вставила Арина. — Я думала, ты сразу в костюме будешь.
— Ну, как мне в нем по улице идти? Я же на общественном транспорте добиралась, — не успев скрыть возмущение, ответила Татьяна и сразу затихла, вспомнив, что разговаривает с арт-директором.
— Ну, сейчас ты в нем по улице и пойдешь, — усмехнулась Арина, глядя в зеркало заднего вида на то, как Татьяна неуклюже стягивает с себя Ладино платье. — Воспринимай это как часть посвящения в гоу-гоу.
Испугавшись подглядываний, девушка осмотрелась по бокам в стекла автомобиля.
— Они тонированные, — успокоила ее женщина и снова уткнулась в телефон.
Лада повернулась всем корпусом к Татьяне.
— Круто! Я думаю, с тобой мы дохрена бабла соберем! — она восторженно и без смущения глядела на голую девушку.
Татьяне стало неловко, но грубить дочери арт-директора не хотелось, поэтому она поскорее натянула бюстгальтер от
