что её можно доверить нам — официально переоформит на нас с Камой. И, если она мне не нужна, так как я сама не вынесу такой ответственности, то…
Я не хочу, чтобы снесли то, что так долго и упорно выстраивали мои родители и Логинова-старшая. Ведь она похоронила и свою личную жизнь. Возможность обзавестись семьёй, детьми. Потому что много работала. Ей хватало и нас. Но я всё равно порой смотрю на картинку, когда она с мокрыми глазами помогает очередному ребёнку.
Грусть и печаль от того, что у неё нет собственных детей… убивает. И всё ради того, на чём мы сейчас стоим.
Если бы не эта чёртова клиника, которую я ненавижу и люблю всей душой, моя мать была бы сейчас жива. Как и отец. Всё было бы замечательно.
И я не хочу, чтобы все их старания пошли коту под хвост.
И теперь мне становится ещё страшнее.
— Когда мы сказали, что это мало… Он предложил нам работу. Мне место в государственной больнице, а Каме… Сказал, что найдёт, как и тебе, милая. Мы заработаем ещё. Это будет лучше, чем твоя сестра возьмёт всю вину на себя. Ты ещё молодая, тебе отучиться надо. Зачем тебе всё это? А так… Мы все будет в плюсе… Почти…
Не будем.
Я понимаю, какая именно это работа.
Если Рихтер нашёл, как забрать у нас это место, то он наверняка и исполнит второй пункт своего обещания.
Заставит отрабатывать деньги меня и Каму.
Я смотрю на сестру, что нервно и легко постукивает ладошками по своему животу. У неё пятый месяц, но его до сих пор почти не видно. Особенно из-под халата. Из-за стрессов. На неё слишком многое навалилось.
И как только я представляю, какую участь приготовил для неё Рихтер…
Меня передёргивает. Мне плевать на себя. Да, мне страшно. Я боюсь. До дрожи. Но за неё — сильнее.
— Я поняла, — шепчу, только бы не расплакаться.
Кажется, зря я приехала в Германию. Меня здесь преследуют одни неудачи.
В любом случае — уже поздно.
— Я сейчас приду, — я, не смотря им в глаза, разворачиваюсь. Пытаюсь скрыть предательские слёзы, что вырываются из глаз. Не хочу показывать остальным все мои чувства. Я привыкла их скрывать. Но сейчас…
Они рвутся наружу.
Но я не собираюсь плакать. Потому что сейчас я собираюсь сходить к Рихтеру. Попросить отсрочку. Я уверена, что это он всё сделал. Чтобы их лишили лицензии. Он может всё. Способен на многое. И только для того… чтобы проучить меня. За мой обман.
Резко открываю двери, лечу в который раз за сегодня по коридорам. Я не знаю, где его искать. Он вообще мог уехать. А у меня нет сейчас с собой телефона, чтобы ему написать. Да и чувствую… Он не ответит. Не пойдёт мне навстречу.
Поэтому выбегаю на улицу с главного входа. Наблюдаю, как эта бесчувственная ледышка медленно достаёт сигарету и вставляет в зубы. Тянется ладонью к ручке двери. И пока он не уехал, несусь в его сторону.
— Стой!
Он всё прекрасно слышит. Оборачивается. И если его лицо, как всегда, ничего не выражает, то взгляд выдаёт его с головой.
Он знал, что я пойду за ним.
И теперь поворачивается ко мне. Делает вид, что ему насрать на всю ситуацию. Поджигает зажигалкой сигарету, пока медленно иду к нему. Не дохожу всего несколько шагов. А он затягивается. Выдыхает горький и густой дым. Смотрит серыми безразличными глазами.
Но я знаю, ему не всё равно. Не станет человек, которому плевать, затевать такую игру. Втаптывать меня в грязь. Он давно бы забил на меня, но продолжает медленно уничтожать. Показывать моё место. Что без него я в полной жопе.
А ведь всё так и есть.
— Я… — голос дрожит. Готова расплакаться. Шанс, что он всё же подождёт ещё недельку — нулевой. А если он это и сделает, я не знаю, где брать деньги. И опять всё упирается в них. Как же я их ненавижу!
Но я не сдамся.
— Хочу поговорить, — сглатываю, рассматривая острые черты лица, что сейчас неподвижны и расслаблены. — И попросить…
— Попробуй, — произносит, захватывает сигарету тонкими, но, как я помню, упругими губами и затягивается. Выпускает дым через нос. И я бы похвалила его за такой бесполезный навык, но не сейчас. — Если тебе нужна работа, без которой ты останешься через несколько дней, у тебя есть один вариант. Ты там уже была.
— Ты про что? — шепчу изумлённо.
Вижу его насмешливый взгляд.
— Тот станок идеально подходит к твоей бледной коже.
Глаза округляются, стоит понять, о чём он.
— Я не… — выговариваю с трудом. — Об этом!
И опять этот смех в глазах, и незаметно натянутые уголки, которые тут же опускаются, возвращаясь на своё место.
Собираюсь с силами и стараюсь сделать так, чтобы голос не дрожал. Пока Рихтер сверлит меня цепким взглядом. Сканирует щёку, на которой виднеется чуть фиолетовый синяк, который мне тут же хочется прикрыть. Его губы отчего-то превращаются в тонкую линию.
Но ладно, ему наверняка всё равно. Может, этот синяк будет доказательством того, что на меня напали и обокрали? Вдруг поможет. Ха-ха. Я уже ни во что не верю.
Вдыхаю побольше воздуха, смотрю в глаза человека, от которого сейчас зависит не только моё будущее, и выдыхаю:
— Прошу, оставь нас в покое, — произношу с надеждой. Не прошибает. — Ты ведь уже добился, чего хотел. Проучил меня. Я всё поняла. Я, правда, верну тебе деньги. Я их собрала, но…
Мысли путаются, как и язык. Боюсь оговориться, но понимаю, что эта правда ему не нужна. Насрать ему!
— Тебе всё равно, да? — это явно риторический вопрос, который вырывается из груди. — Тебе абсолютно наплевать…
— Именно, — и опять эта затяжка. — Ты сама сказала дать тебе неделю. Я дал. За язык тебя не дёргал. Поэтому держи своё слово.
Я затихаю, пытаясь не сорваться. И хоть с виду сейчас от этих слов я совершенно спокойна, то внутри царит самая настоящая буря, которая становится всё сильнее.
— А как ты думаешь?! — восклицаю, всё же не сдерживаясь. — Меня чуть не трахнул какой-то мужик! Меня привязали к строению и готовы были отыметь только ради какого-то ролика! Я должна была молча терпеть?!
— Как вариант, — равнодушно отзывается.
И всё.
Два слова. Один спусковой крючок.
— А знаешь что, — я наверняка пожалею об этом. Но я устала. Правда, устала. Последние полторы недели для меня — самый настоящий
