— Не трогай меня! — собираю остатки сил и стараюсь говорить как можно резче. Пусть не думает, что может лапать, когда только захочет. Вчерашний поцелуй был ошибкой. Да и вообще все, что связано с этим парнем. Если его отец и не прав, неважно…
— Что случилось? — улыбка сходит с лица Егора, он пытливо всматривается в мое лицо, и во взгляде столько участия и волнения, что я начинаю закипать. Не хочу это видеть. Не хочу снова ему верить! Все равно все кончится очень плохо, так к чему тянуть?
— Ничего особенного, Егор! — как бы мне научиться не тонуть в его глазах? Не получать удовольствие от ласкающих ноток в голосе? — Мы просто допустили ошибку.
Он недоуменно хмурится.
— Вчера ты думала иначе.
Ну да, еще начни попрекать меня этим поцелуем! Вчера поддалась минутной слабости. И жалею об этом, ты даже себе не представляешь, как сильно. Сказать бы вслух, да только я не решаюсь. Смотрю и смотрю в удивительные глаза, не понимаю, как могла увязнуть в нем настолько глубоко за всего несколько дней.
— Вчера я многого о тебе не знала.
— Например? — он приподнимает бровь. — Если хочешь что-то узнать, спрашивай, у меня нет секретов.
Как все просто… За те несколько часов, что прошли с момента разговора с его отцом, я извелась, подбирая нужные слова. А Егор предлагает просто спросить. Интересно, ответить ему тоже будет просто? Я смотрю прямо в глаза и выпаливаю на одном дыхании, боясь передумать:
— Это правда, что ты сбил человека и бросил его на дороге? И был при этом пьян?
Егор резко меняется в лице, черты становятся жестче, он как будто делается старше и суровее в одно мгновенье.
— Отец просветил? — улыбается, но улыбка выходит кривой. А мое сердце стягивает стальным обручем. Накрывает чувством вины. И тут же начинают мучить сомнения.
А что, если я поспешила с выводами? Не хочется верить и не верить не могу. И больше всего на свете хочу услышать сейчас, что это ошибка.
— Не отвечай вопросом на вопрос, Егор, — хочется сказать совсем другое, но как будто кто-то тянет за невидимые веревочки, заставляя подчиняться неприятной схеме. Сомнения снова рвут на части. Какая разница, кто и почему просветил меня, сущность проблемы от этого же не меняется.
— Неважно, кто и что мне рассказал… Ты можешь ответить?
Я затаиваю дыхание, впиваясь в него глазами. Так много зависит от этих слов. Где-то очень глубоко, но во мне до сих пор теплится надежда на лучшее. Но лицо Егора мрачнее еще больше.
— Это долгая и сложная история, Юля. Я сейчас тебе все объясню.
Снова будто ушат холодной воды плещет в лицо. Ледяной комок в груди разрастается до немыслимых размеров, царапая своими острыми краями. Я сжимаю кулаки, изо всех сил стараясь не разреветься. Опускаю глаза, видя наконец преподнесенный мне букет. Опять нежные розы, на этот раз ярко-бордовые. Такие насыщенные, словно впитали в себя все оттенки этого удивительного цвета. И между ними — хрупкие цветки орхидей. Они немного светлее и притягивают взгляд. Завораживают своей красотой. Букет восхитительный и, даже приблизительно не зная языка цветов, я понимаю, что он означает. Страсть. Жаркую, пьянящую, сводящую с ума. В которую так хочется окунуться, забыв обо все на свете. Но разве я могу? Сейчас поддамся моменту, а что дальше?
И зачем он делает такое предисловие? Это «я все объясню» звучит в худших традициях дешевых мелодрам. Когда жена застает мужа с любовницей, и он несет какую-то подобную чушь. Конечно, я не жена и мне никто не изменял, но объяснения сейчас так же бессмысленны. Разве может существовать хоть какая-то логика для подобного безумства?
Я мотаю головой.
— Не надо ничего объяснять, Егор. Просто ответь на вопрос: да и нет? Этого будет достаточно.
— Просто не получится, — с трудом верится, что всего минуту назад его лицо сияло и было наполнено такой любовью, с какой на меня никогда и никто прежде не смотрел. Сейчас оно, кажется, даже посерело. И дыхание участилось, будто Егор только что бежал. Или убегал от прошлого?
Я ругаю себя за такие аналогии, но они все равно лезут в голову, и с этим невозможно ничего поделать. Но то, что Арбенин продолжает молчать, жутко нервирует. Мне ведь в самом деле не нужны подробности. Неужели так трудно сказать всего одно слово?
— А ты не усложняй, — начинаю злиться. На его молчание, на этот шикарный букет, который кажется сейчас таким неуместным. И больше всего — на саму себя за то, что увязла в этом человеке с головой, как следует его не узнав.
— Выслушай меня, пожалуйста, — продолжает навязывать Егор свои объяснения.
И ответ напрашивается сам собой. Ну действительно, если бы был невиновен, разве стал бы сейчас вот так тянуть? Посмеялся бы, отмахнулся, сказал, что все это ерунда. А раз не говорит…
Чувствую озноб, словно оказалась на улице раздетой. Под пронизывающим ветром. Как же больно разочаровываться в людях. Особенно тех, кого подпустил так близко к себе. Непростительно близко…
— Да или нет? Всего одно слово, Егор.
Его лицо каменеет. Губы сжимаются, и я скорее угадываю, чем слышу ответ.
— Да.
Глава 16
Глаза обжигают злые слезы. Дура, какая же я дура! Как могла вляпаться? И ладно бы ничего не понимала. Так ведь помню, ни на один день, ни на час не забывала, что случилось с сестрой. И все равно угодила в ту же ловушку. Настя бы посмеялась… а мне сейчас очень хочется плакать.
— Милая, ты должна выслушать.
Прямо-таки должна? Это слово почему-то задевает, злит, меня в буквальном смысле начинает трясти. Я не могу понять, от холода или от волнения, но справиться с этой дрожью очень тяжело. Невозможно. Даже зубы противно клацают, и по коже скребет, будто на тридцатиградусном морозе, куда я умудрилась выйти раздетой.
— Ничего не хочу слушать. И видеть тебя не хочу.
Делаю попытку встать из-за стола, но Егор протягивает руку, накрывая мою ладонь. Гладит, вроде бы заботливо, с теплом и участием. Старается поймать мой взгляд. Лицемер! Лучше бы он так заботился о человеке, которого бросил умирать на дороге!
— Убери свои руки! Никогда не смей дотрагиваться до меня, ясно?! Никогда! Ненавижу таких, как ты! — выпаливаю на одном дыхании, не особенно подбирая слова. Говорю первое, что приходит в голову. Даже не думая, как это может звучать. Лишь стараюсь вести себя потише, чтобы окружающие ничего не услышали, все-таки вокруг полно людей, и у меня нет никакого желания становиться объектом обсуждений.
По его лицу проходит судорога, он дергается, отшатываясь, словно от пощечины. А мне внезапно хочется и правда ее залепить. Ударить с размаху, так чтобы на коже остался след. Чтобы сделать как можно больнее. Хотя бы вполовину заставить ощутить то, что рвет сейчас на части мою собственную душу.
Будь мы где-то в другом месте, наверняка сделала бы это, но общество вокруг останавливает. Как бы сильно ни разозлил меня Арбенин, правила поведения никто не отменял, а скандалить на людях — точно верх неприличия. Но все равно смотрю на парня, стараясь вложить во взгляд все, что чувствую. Боль, обиду, злость, раздражение. Пусть катится ко всем чертям со своим вниманием. И цветы прихватит, какими бы красивыми они ни были, мне не нужны. Не хочу его больше видеть!
Конечно, это будет сложно, учитывая то, что я работаю на его отца. Но может, Егор уедет, как уезжал уже много раз? Далеко и надолго. А я за это время успею прийти в себя. Научусь жить без него. Выкину из головы глупые мечты и буду просто заниматься тем, чем должна: учить Илюшу.
А если не уедет, все окажется намного сложнее, но у меня в любом случае нет выбора. Надо забыть о том, что случилось. Перестать думать о нем.
После того, что случилось с Настей, я усвоила одну горькую истину: все проходит. Боль рано или поздно стихнет, какой бы сильной ни была. Да, она безусловно оставит свои следы, и шрамы будут болеть и ныть еще очень долго, но жизнь-то все равно продолжается. Значит, надо жить и идти дальше.
