Я резко прихожу в себя и когда произошедшее начинает оседать в моем сознании, едва сдерживаюсь, чтобы не начать биться головой о стену, к которой я до сих пор прислоняюсь. Как я могла это допустить? Как мы могли?
Владимир выжидательно замирает на пороге, а я с каким-то ноющем чувством жду, что сейчас Марат снова нацепит на лицо равнодушную маску, а как только мы останемся одни, нахально похвалит меня за прекрасные актерские способности. Ведь такая игра в страсть на публике ему только на руку.
Но Скалаев не выглядит нахально. Или самоуверенно. Судя по его выражению лица, он сейчас пребывает в еще большем шоке, чем я. Я бы даже сказала, что он ошарашен происходящим. Его зрачки расширены до огромных черных горошин, а грудная клетка вздымается словно он только что ею протаранил красную ленточку на финише много километрового марафона. Он наклоняет голову набок и смотрит сейчас на Ковальского, словно хищник на трепетную лань… или скорее, как один хищник на другого, который хочет отобрать его трепетную лань. Меня, в смысле.
Мне кажется, что еще мгновение, и Марат зарычит, поэтому я одергиваю пиджак и оттеснив своего зама от двери, бросаю им обоим:
— Уверена, вы справитесь без меня. Мне пора ехать на занятие.
И несмотря на то, что до занятия у меня еще долгих полтора часа, я бегу на парковку будто от этого зависит моя жизнь. Потому что, наверное, так и есть… Эмоциональное здоровье так точно. Предаваться поцелуям со Скалаевым изначально было провальной идеей, но если учесть его слова о моем сыне… это еще и недостойно. Низко. Подло.
Трясущимися руками обхватываю руль и делаю несколько глубоких вдохов. Но и это не помогает. Чувствую себя последней предательницей. Как я могла? Я люблю Тимура больше жизни и была уверена, что слова Марата поспособствовали выработке стопроцентного иммунитета от каких-либо чувств к нему. Я наивно была уверена, что наша сделка безопасна для меня. Дурочка! Какая же я наивная дурочка. Ничего, что касается Марата не может быть безопасным!!
Пальцы так трясутся, что после пары отчаянных попыток набрать сообщение, я подключаю телефон к динамику машины и торопясь покинуть парковку, звоню администратору спортзала. Я хочу отменить сегодняшние занятия, хотя бы утренние.
Мне просто необходимо увидеть сына. Прижать его к себе и попытаться убедить себя, что мое сегодняшнее предательство никак не повлияло на наши с ним отношения.
Администратор Люба обещает прикрыть меня перед начальством и заверяет, что попросит кого-то из свободных инструкторов провести занятия. Я же в свою очередь пытаюсь заверить ее, что нет, конец света не произошел и отгул мне нужен по семейным обстоятельствам. Прекрасно понимаю ее тревогу, за все годы работы в их зале я отменяла занятия всего дважды: оба раза, когда Тимур еще будучи малышом свалился с высокой температурой и я сутки напролет сидела у его постели.
Только когда я выезжаю на трассу, чувствую как пульс начинает замедляться. По сути, ничего же страшного не произошло, так ведь? Я даже пытаюсь разговаривать сама с собой, чтобы убедить себя в этом. Обычный поцелуй. Обычный ничего не значащий поцелуй. Что-то переклинило, накатили воспоминания…
Мои размышления прерывает звонок телефона. Уверенная, что перезванивает Люба, я не глядя принимаю вызов и едва не выпускаю руль из рук, когда слышу голос Марата.
— Куда ты сбежала? Нам нужно поговорить, — его слова глубокой вибрацией прокатываются по моим венам, а перед глазами моментально всплывает картинка того, что произошло. Да так отчетливо, что мне тут же хочется прикрыть веки.
— Я обещала скинуть тебе свое расписание, — хрипло напоминаю. — Дождись письма и можешь запланировать разговор. Сейчас у меня нет времени.
— Принцесска, — вздыхает он. — Не усложняй.
Теперь моя очередь протяжно вздыхать и я включаю правый поворотник, чтобы притормозить у обочины. Разговаривать с Маратом на скорости почти сто километров в час не самая лучшая затея. Вот только когда я нажимаю на тормоз, педаль проваливается в пол, а машина даже не думает сбавлять скорость.
Глава 21
— У меня что-то с машиной, — говорю притихшему динамику. От паники голос звучит слишком звонко, даже истерично, а внутри все обрывается от ужаса.
— Что случилось? — голос Скалаева, наоборот, звучит ровно и напряженно.
— Тормоз не работает, — снова давлю ногой на педаль, но эффекта все так же нет.
Не отрывая глаз от дороги, я тянусь к ручному тормозу, но Марат, будто прочитав мои мысли, приказывает:
— Только не трогай ручник, принцесска.
Я вздрагиваю, но возвращаю правую руку на руль запоздало вспомнив слова своего инструктора о том, что он просто заблокирует колеса, а на большой скорости это чревато еще большей опасностью, чем отказавшие тормоза. Паника… она всегда мешает мне думать четко. Абсолютно не могу сосредоточиться.
— Перед тобой есть машины? Ты в потоке?
— Есть. Далеко, — каждое слово дается мне с трудом. — Я на трассе.
— У тебя ведь механика? — спрашивает он и не дожидаясь ответа, командует: — Тормози двигателем. Знаешь как?
Я отрицательно мотаю головой, хоть и понимаю, что он меня не видит. Но выдавить из себя даже тихое “нет” я просто не в состоянии, во рту слишком сухо и зубы стучат от страха.
— Переключайся на передачу ниже, затем еще. Плавно, принцесска. Не перескакивай через одну, постепенно. Ты сможешь.
Мое рваное дыхание заполняет собой салон, но я пытаюсь сосредоточиться на задаче и молча выполняю его команду.
— Алиса, не молчи, — в голосе Марата появляются нотки паники. — Все будет хорошо. Просто делай, что я говорю.
— Я делаю, — зачем-то киваю я и снова кладу руку на рычаг переключения передач. Мимо меня одна за другой проносятся машины, все спешат по своим делам и не ведают, что я нахожусь в опасности. А также подвергаю опасности их. Дрожащими пальцами запоздало включаю аварийку в надежде, что увидев ее, никому не придет в голову приближаться ко мне слишком близко. По логике вещей, если отказали тормоза, то и стоп-сигнал мой, наверняка, не работает.
— Принцесска?
— Я здесь, — с моих губ слетает нервный смешок. Думаю, если бы я все-таки врезалась в кого-то, Скалаев бы это услышал. — Уже на второй передаче.
Марат облегченно вздыхает в трубку, а я продолжаю:
— На первой.
— Теперь можешь дотормозить ручником. Плавно.
Я с опаской хватаюсь за рычаг и медленно тяну вверх. Но еще до того как я затягиваю его, машина глохнет.
— Готово, — отнимаю дрожащие руки от руля и подношу к лицу. Паника, которую вытолкнул адреналин, начинает заполнять голову и теперь не только пальцы, но и все тело начинает дрожать и вибрировать. Я ведь могла серьезно пострадать. Если бы я не отменила занятие, я была бы в плотном городском трафике и у меня бы не было такой роскоши как плавное торможение двигателем. Меня бы остановила только впереди едущая машина…
— Ты где? — спрашивает Скалаев, о существовании которого я уже успела забыть.
— Я здесь, — всеми силами пытаюсь придать уверенности голосу, но выходит довольно паршиво, а уже через мгновение, с губ срывается всхлип. Кожа покрывается капельками холодного пота, а сердце миновав желудок, пятки и днище автомобиля, грохается прямиком на пыльную обочину. Потому что я вдруг вспоминаю, что только вчера ехала по этой же самой дороге. Но тогда в салоне сидели мальчишки и Саяра. Что, если бы это произошло вчера?
— Я имел в виду более конкретное место, принцесска, — мягко произносит Марат. — Где ты находишься?
— Не знаю, — оглядываюсь по сторонам, но не вижу никаких знаков. — Где-то на Минском шоссе. Я выехала за МКАД минут двадцать назад.
— Уже еду, — обещает он и отключается.
А я остаюсь наедине со своими мыслями. С ужасными мыслями. Сегодняшний день — настоящее испытание для моей нервной системы. Сначала поцелуй с Маратом… запретный, пропитанный ненавистью, горечью и чем-то большим. Гораздо большим. Когда-то он украл мой первый поцелуй и нахально заявил, что ни о чем не жалеет. Уверена, сейчас он другого мнения. А я — тем более. Потому что каким бы горячим, ошеломляющим, желанным, потрясающим ни был этот поцелуй… нам не стоило! Это все только усложнит. Наши отношения и без спонтанных поцелуев нельзя назвать простыми, а с ними… шансы сохранить хоть какой-то душевный покой к дате нашего скоропостижного развода стремятся к нулю. Но даже эта проблема сейчас отходит на второй план, потому что во всем том хаосе, что творится сейчас в моей голове, доминирует лишь одна мысль: что, если бы в машине я находилась не одна?
