Вижу, как он смотрит на меня, когда думает, что я не смотрю, как будто хочет испепелить одежду на мне своим взглядом.
Что, черт возьми, творится в твоей голове, Михаил?
Во вторник днем звонит Дмитрий и сообщает, что мы снова зашли в тупик с албанцами, что еще больше ухудшает мое угрюмое настроение, в котором я пребываю уже несколько дней. Я встаю из-за стола и подхожу к стене с окнами, выходящими на улицу.
После того как Сиси забрала Лену с ночевкой, Бьянка пошла в спортзал, захватив с собой балетки и телефон. Спустя несколько минут до кабинета донеслась тихая мелодия классической музыки. Это было четыре часа назад. Я пытался игнорировать ее и заняться работой, но образы, как она танцует, постоянно всплывали в моей голове, и я не мог сосредоточиться ни на чем другом.
Последние два дня я также старался избегать ее, потому что каждый раз, когда вижу Бьянку, у меня возникает безумное желание схватить ее, затащить в свою спальню и трахнуть до потери сознания. До женитьбы на ней я занимался сексом регулярно. Все партнерши знали мои правила, главное из которых - никаких прикосновений. Но Бьянка…я хотел прикоснуться к ней везде.
Не знаю, согласится ли Бьянка на это. Она выглядела такой потрясённой, когда увидела мою руку. Это длилось всего долю секунды, и если бы я не был внимателен, я бы не заметил, потому что она сразу же взяла себя в руки. Грудь и спина у меня в гораздо худшем состоянии, чем руки, и я не представляю, как она отреагирует, увидев это. В конце концов, Бьянка увидит меня без футболки. Может быть, мне стоит начать носить футболки перед ней, пусть она лучше видит мои руки, чтобы быть немного подготовленной. Я задираю подол футболки и подтягиваю ее к груди, рассматривая кожу со шрамами и пытаясь представить ее глазами. Нет, ничто не может подготовить ее к такому.
Правый глаз гораздо хуже, чем шрамы. Она никогда этого не увидит.
Музыка, доносящаяся из спортзала, сменяется медленной рок-балладой, и я не могу игнорировать безумное желание увидеть ее танцующей хотя бы на минуточку. У двери спортзала я стараюсь вести себя как можно тише, открываю ее и, прислонившись к дверному косяку, наблюдаю за ней. На ней черные леггинсы и безразмерный топ, спадающий с одного плеча. Волосы собраны на макушке в беспорядочный узел. Ноги босые, балетки валяются у стены, она скользит по комнате в сложных шагах и прыжках. Она заканчивает выступление красивым пируэтом.
Я жду, когда она повернется, но в течение нескольких минут она просто стоит и смотрит на стену перед собой, прижав руки к пояснице. Когда она наконец поворачивается, ее глаза красные, а по лицу текут слезы. Бьянка вздрагивает, когда замечает меня, затем быстро отводит взгляд и начинает идти к своим балетным тапочкам. При каждом шаге она вздрагивает, правая рука по-прежнему прижата к пояснице. В этот момент до меня доходит. Причина, по которой ее роли в спектаклях становились короче в течение последних нескольких месяцев. Почему она решила покинуть труппу. Я помню плакат, на котором было написано, что это ее последний спектакль. Я думал, что это означает на конец сезона. Но это не так.
В два больших шага я дохожу до нее и подхватываю на руки. Она не сопротивляется, обхватывает меня за шею и кладет голову мне на плечо, по-прежнему лицом ко мне. Слезы все еще льются, но выражение ее лица на удивление спокойное. Если бы не слезы и красные глаза, никто бы не понял, что она плачет. Я несу ее в гостиную и сажусь на диван, прижимая ее к груди. Странно, как мне нравится, когда она прижимается к моему телу. Сбоку лежит сложенное одеяло, я беру его и накрываю ее, укрывая от подбородка до ног. Она такая маленькая, в моих объятьях, как котенок.
Я не знаю, как долго мы так просидели. Наверное, около часа, потому что сумерки сменяет ночь и в комнате становится все темнее. Бьянка сидела так неподвижна, что я подумать, что она уснула, но тут она шевелит рукой, прочерчивая линии на моей груди. Сначала мне кажется, что это случайный узор, но потом замечаю повторение линий. Она рисует пальцем буквы, и мне требуется несколько мгновений, чтобы понять. Это не так сложно, всего два коротких слова, но я все равно жду, пока она повторит узор еще несколько раз, чтобы убедиться, что я все правильно понял.
Я замечаю тот самый момент, когда Михаил понимает, что я рисую у него в груди, потому что он напрягается. На всякий случай я делаю это еще раз и обвожу буквы.
П-О-Ц-Е-Л-У-Й М-Е-Н-Я
Сначала он не реагирует, но потом он прикасается пальцем к моей щеке в легчайшей ласке. Я обхватываю его шею рукой и сажусь ему на колени. В полумраке видны лишь очертания его лица. За окном глубокая ночь, а в комнате не горит ни одна лампочка. Света, проникающего через окно, достаточно, чтобы я увидела, как он наклоняет голову, а в следующее мгновение прижимается губами к моим.
Поцелуй не мягкий и не слабый, а требовательный. Он обхватывает мое лицо руками. Кожа на его ладонях твердая и мозолистая, но то, как он держит меня, как будто я драгоценна, разрывает сердце. Я зарываюсь пальцами в его волосы и отдаюсь его грешным губам, сгорая в огне желания. Михаил разрывает поцелуй и прокладывает дорожку поцелуев от моего подбородка вдоль шеи, и, прильнув к нему, невольно ощущаю твердость Михаила, вдавливающуюся в мое естество; я ахаю и прерывисто дышу. Я стягиваю с себя топ, затем пытаюсь расстегнуть бюстгальтер, но руки сильно дрожат, поэтому стаскиваю его через голову.
— Бьянка, ты уверена? — шепчет Михаил мне на ухо, а затем целует меня в шею.
Он что, сумасшедший? Я мечтала об этом уже несколько дней. Я прижимаюсь ртом к его подбородку и слегка покусываю его.
Как будто до этого момента он сдерживал себя, ожидая моего согласия. Михаил встает с дивана со мной на руках и несет меня в свою спальню. Все это время я изо всех сил пытаюсь расстегнуть пуговицы на его рубашке. Мне удается расстегнуть первые две пуговицы, но остается еще как минимум пять, и я не могу собраться с мыслями, чтобы
