Дорога до квартиры Кирилла мне кажется бесконечной. За окном уже темнеет, и, может, его нет дома. Но попытка — не пытка. Я и, правда, извелась от неизвестности и неопределенности.
Только вот, готова ли я услышать "нет"… Меня с ума сводит это возможное " нет" или " все кончено".
Стою перед новостройкой оливкового цвета и соображаю, в каком подъезде его квартира. Подхожу к первому, смотрю на табличку "1-87" и понимаю, что мне во второй. Скорее всего, этаж шестой.
Захожу следом за мужчиной с портфелем и нажимаю на шестой.
Сердце грохочет внутри, руки холодеют. Мне уже плохо. И даже тошнит. Никогда не думала, что могу так волноваться перед встречей с ним.
С этажом я угадала и не раздумывая, иначе сорвусь, нажимаю на звонок. За тонкой типовой дверью слышу музыку и шаркающий звук. Пульс раздается в ушах. По ту сторону застывают, видимо, смотрят в глазок, потом снова шуршащие звуки, какой-то грохот, и щелчок замка.
На пороге стоит та самая девчонка из клуба, которая вертелась рядом с Киром. Он говорил, что ее зовут Кристина, и они просто дружат. Но она в его квартире. Уже поздний вечер. Взъерошенная, почти голая. Красивая, стройная фигура, которую прикрывает лишь серая майка с бело-красным логотипом. Его майка. Его чертова майка, которая висит на ней так соблазнительно, оголяя до предела грудь по бокам и в вырезе.
Совершенно ясно, что просто подружка не будет так щеголять по квартире своего лишь друга.
Кристина понимает по моему лицу, как я ошарашена ее видом, и медленно расплывается в ехидной улыбке.
— Кирилл дома? — спрашиваю на автомате, хотя мне уже совсем не нужна эта информация. Все и так понятно. Не нужно было приезжать. Господи, какая же я дура, раз решила, что он переживает, что ему не все равно. Ведь он не отвечал на звонки. Ясно дал понять, что ничего больше не хочет. А я притащилась, будто у меня совсем гордости нет.
— Его нет.
— Ясно — пячусь назад к лифту.
— Погоди — девчонка переминается с ноги на ногу и откидывает свои пшеничные волосы назад. — Ты все правильно поняла. В смысле, я и Кир… Мы вместе, и не ходи сюда. Вы же расстались. Не унижайся.
Гребаный лифт все никак не едет. Долблю по кнопке, как-будто, это поможет ему ускориться. Отворачиваюсь от нее.
А Кристина все никак не уходит. Смотрит мне в спину. Ощущаю ее колючий, надменный взгляд у себя между лопаток и на затылке.
— Ему что-то передать? — чувствую в ее голосе улыбку. Да, она просто издевается. Ведь все понимает.
— Пошла ты — шиплю в ответ и в тот же момент, наконец, открываются спасительные двери.
Вламливаюсь в железную коробку, нажимаю на единицу и прислоняюсь к стене. Меня трясет, как в лихорадке. Лучше бы не знала и не видела. Было бы не так больно и противно до блевоты от увиденной картины.
Вылетаю из подъезда и сталкиваюсь с кем-то. Глаза застилают слезы, и я не сразу понимаю, что передо мной стоит ошарашенный Кирилл, а у него в ногах прямо по асфальту рассыпались апельсины.
— Уля? Ты что здесь делаешь?
Мотаю головой и отступаю. Мой взгляд мечется с апельсинов на его лицо и обратно.
— Просто ошиблась — выдавливаю из себя и на ватных ногах, как будто к ним гантели привязали, ухожу.
— Стой — обгоняет и переграждает путь. — Ты ко мне пришла?
— Да, пришла! Дура — захлебываясь дыханием выкрикиваю ему. — Только зря.
Обхожу его, но он снова мена опережает.
— Не кипятись. Давай, поднимемся. Поговорим.
— О чем? — у меня истерический смех. — Тройничок устроим? Тебе одной мало уже?
— Чего? — делает шаг навстречу, а я одновременно отступаю. — Ты про Кристинку? Так она у меня попросилась на пару дней перекантоваться, пока с отчимом в контрах.
Вскидываю голову к небу.
— Не пойму, ты или сам идиот, или меня за такую принимаешь. Она стояла полуголая в твоей квартире, в твоей майке. Растрепанная вся. Это у вас такая дружба с перепихом или что?
— Какая, бл*дь, майка?
— Твоя! Та самая, в которой ты был, когда притащился в моему универу.
Кир поджимает губы и пытается ухватить меня за руку, когда я отдаляюсь, но мне удается выскользнуть. Несусь вперед.
Он перехватывает меня за талию и прижимает к своей груди. Знакомый запах окутывает, убаюкивает. Такой родной, любимый. Он напоминает мне о времени, когда я была очень счастлива и беззаботна.
— Улька, успокойся, давай поговорим.
— Зачем? — голос вибрирует, потому что меня колотит. — Ты же не хотел говорить? Не отвечал на звонки. Это я глупая… Зачем только…
— Мне нужно было время, чтобы остыть. Я злился. Не хотел наговорить всякого дерьма, о котором буду жалеть.
— Ага, злился. И подружку приютил. Красавчик — ерзаю в его руках, они жгут мою кожу. — Мне казалось, что мы помиримся. Это временно. Но сейчас понимаю, что так и должно быть. Мы слишком разные с тобой. Ничего бы не получилось.
— Разные? — сжимает крепче. — То есть я все-таки не дорос до таких принцесс, как ты?
Жмурюсь на секунду, запонимая тепло его рук, его запах, его дыхание возле своего уха, и остервенело разжимаю пальцы на своей талии.
— Да, не дорос. И поторопись, там такой подарочек заждался. Апельсинки захвати. — не оборачиваясь мчу со всех ног, не понимая даже куда мне надо.
На автомате набираю такси, добираюсь домой и залезаю под горячий душ. Невыносимо хочется смыть с себя эти ощущения, его прикосновения и ее насмешливый, полный обманчивого сочувствия взгляд.
Никогда больше — твержу себе, как мантру. Вдалбливаю в воспаденный мозг и грохочущее сердце.
Никогда, никогда, никогда больше.
Глава 22
Первая мысль, когда я вернулась домой — нужно съезжать. Просто необходимо. И не потому, что хочу. На самом деле НЕ ХОЧУ. И глупо себе врать.
Ведь это единственное место, которое могло бы столкнуть нас с Кириллом, пересечь в одной плоскости. Здесь живут его родители, и он рано или поздно навестит их.
И даже несмотря на то, что за годы, проведенные в уже родных стенах, могу назвать их своим домом, пусть и съемным, я должна оставить эту уютную квартиру. Каждая встреча с Киром будет меня уничтожать. Это, как пластырь — лучше содрать одним рывком, чем отдирать по чуть-чуть.
Именно для этого я позвонила Машке, сидя на полу в прихожей и размазывая тушь по щекам. А потом она приютила меня в своей комнате, пока не найду подходящий вариант для съема, напоила чаем с чабрецом, отдала свой любимый махровый халат и оставила место с краю, потому что у стенки я никак не могла заснуть.
Утром просыпаюсь с разбитой головой, покрасневшими белками от слез и разряженным телефоном.
— Ну, ты и дрыхнуть — встречает меня на кухне подруга и пододвигает тарелку с яичницей. — Дома никого, не стесняйся, ешь.
Благодарю Машу и принимаюсь ковырять вилкой. Мне и кусок в горло не лезет. Там комок размером с кулак застрял.
Господи, я и в самом деле влюбилась. Все же, как это больно — любить, быть зависимой от кого-то, быть уязвимой.
Воспоминания о том, как Кир лежал на моих коленях головой, а я перебирала его мягкие волосы и читала перевод статьи о медицинском реабилитационном оборудовании для одной фирмы, где удалось устроиться на подработку в качестве внештатного переводчика. Как он подкрадывался сзади, пока я готовила, и нежно целовал в шею или плечо. Как мы хаотично раздевали друг друга, изучая каждую родинку, каждую впадинку, томно блуждали кончиками пальцев по коже. Все это меня убивало.
— Слушай — Маша присаживается напротив с кружкой крепкого кофе. — Я тут с девчонками переговорила. И, короче, у Дашки напарница в магазе спортивных товаров как раз ищет сейчас второго квартиросъемщика, чтобы место не потерять, потому что одной просторная двушка не нужна, да, и стоит прилично.
Оказалось, что квартира находится на Печорской, недалеко от универа. Машка позвонила этой девчонке, и мы договорились на завтра посмотреть квартиру. Теперь осталось скататься домой и прихватить вещей на первое время, потому что я вчера укатила вообще без всего. А уж после, если понравится, перевезу остальное.
