Я замечаю, что автомобиль прибывает в пункт назначения только в тот момент, когда Миллер мягко отстраняется от меня. Мы оба тяжело дышим, вглядываясь в лица друг друга. В голове мелькает неожиданная мысль, будто эта встреча станет для нас последней, но я быстро прогоняю ее. Какие глупости! Что мне может помешать увидеться с Андреем, если я сама того захочу. Отцу об этом знать необязательно. Тайные встречи — далеко не тот формат отношений, к которому я стремлюсь, но пока для нас с Миллером это единственный выход.
— Пойдешь со мной еще на одно свидание? — улыбается он, глядя на меня в упор.
— Я должна посмотреть свое расписание, — так же отвечаю ему улыбкой.
— Я надеялся, с некоторых пор оно уже не накладывает ограничения на встречи со мной, — он проводит ладонью по моим волосам. — Что ты на это скажешь?
— Скажу, что ты прав, и я согласна, — робко произношу я, смущенная тем, насколько громко стучит мое сердце.
— Тогда я разберусь с делами после двухдневного отсутствия и позвоню тебе, — он осторожно убирает мне за ухо выбившуюся прядь.
— Я буду ждать, — шепотом произношу я, после чего сама тянусь к его губам.
Миллер провожает меня к автомобилю с шашечкой, и я с тяжелым грузом на душе прощаюсь с Андреем. Никак не могу избавиться от нехороших предчувствий, но решаю не делится глупостями, которые крепко засели в голове, с моим спутником. Возможно, я просто надумываю лишнего — то, чего нет на самом деле, только из-за сложных отношений отца и Миллера.
Стоит только подъехать к дому, как чувство тревоги усиливается. Я выхожу из автомобиля, но входить в особняк не спешу. Стою на месте и не могу сделать шаг — словно ноги налиты свинцом. Сердце в груди бьется как сумасшедшее, но я едва ли могу его успокоить. Отбросив все страхи и сомнения, я вхожу в дом.
— Нагулялась, птичка?
Вдоль позвоночника прокатывается ледяная волна. Я поднимаю глаза на отца, и по его искаженному злобой лицу все понимаю. Он знает. Смотрю на него упор, стараясь держаться уверенно, потому что мне больше ничего не остается.
— Может, объяснишься, Дарья, — гремит яростный голос, — какого черта ты путаешься с самым злейшим врагом нашей семьи?
— Он твой враг, папа, — роняю я, чем вызываю еще больший гнев со стороны отца. — Не мой.
— Что он тебе напел? — кричит он, но я молчу. — Отвечай!
— Ничего. Прости, папа, но наши отношения тебя не касаются, — сдержанно произношу я.
Вместо ответа отец бьет кулаком в стену, а я невольно съеживаюсь — в этот момент мне становятся по-настоящему страшно. Он никогда не поднимал на меня руку, но сейчас у меня нет уверенности в его намерениях, ведь в таком состоянии я его ни разу не видела.
— Ты еще наивное дитя, — немного успокоившись, насмешливо произносит он. — Считаешь, этот мерзавец любит тебя?
Я не отвечаю. В его голосе столько неподдельной неприязни, что мне становятся не по себе. Не понимаю, как можно так ненавидеть человека.
— Как ты узнал? — задаю прямой вопрос, сомневаясь, что получу на него ответ.
— А это имеет значение, Даша? — резко бросает он. — От одного только видео твоего развратного танца перед этим недоноском у меня волосы на голове встали дыбом. Хорошая девочка, дочь уважаемого человека! Ты слишком низко пала, дочь!
Я рассыпаюсь на мелкие осколки, ощущая, как в груди болезненно сжимается раненое сердце. Видео моего танца было только у Миллера. Как он мог так поступить?
— Ты думала, он влюбился в тебя? — отец продолжает бить словами. — Ты изначально была его целью, а своим танцем облегчила ему задачу. Он использовал тебя как разменную монету, чтобы добраться до меня.
— Это ложь! — в сердцах выкрикиваю я, смахивая одинокую слезу, которая несмотря на мои усилия сдержаться, все же просочилась на мою щеку.
— Идем, — кивает он в сторону своего кабинета.
На негнущихся на ногах я следую за отцом. Он подходит к рабочему ноутбуку и кликает мышкой на папку «Миллер». Дальше отец проваливается в фотографии, на которых изображены я и Андрей. Снимки датированы вчерашним и позавчерашний числом. Далее — видео моего танца и еще какие-то фотографии. Я делаю простой вывод — отец узнал о нас только позавчера.
— А теперь смотри дальше, Даша, — он кликает по папке «Личное», которая содержит десятки фотографий Миллера и какой-то женщины. Это брюнетка, и она очень красива, а Андрей рядом с ней выглядит таким настоящим, счастливым. — Этим снимкам три дня. А этим примерно год. Миллер тщательно скрывает свою личную жизнь, но она у него постоянна. А ты — развлечение и способ достижения своего. Ему нужна земля. Благодаря этому видео он может меня шантажировать, чтобы заполучить ее. Но я еще повоюю.
Горечь обиды и предательства расползается по коже мерзкими мурашками, а ладони покрываются липким потом. Этого не может быть. Это какая-то ошибка.
— Я знаю, что больно, — отец подходит ко мне и опускает ладонь на плечо, чуть сдавливая его пальцами. — Но хорошо, что ты узнала правду сейчас. Ведь он мог играть твоими чувствами и дальше,
— Пап, мне нужно побыть одной, — не сдерживая слез, я резко разворачиваюсь и убегаю в свою комнату.
Я запираю дверь и, уткнувшись в подушку, громко рыдаю от разрывающей душу боли. Все его слова, поцелуи, танцы, близость, наши свидания и все остальное — ничего не значат? Но он был так искренен, он так смотрел на меня, как никто и никогда. Мы чувствовали друг друга — были единым целым. Нет. Не верю. Это ложь. И я должна убедиться в ней наверняка.
Присаживаюсь на кровать и, смахнув слезы рукой, беру в руки мобильный. Если все на самом деле так, как сказал и показал мой отец, то я хочу узнать об этом от самого Андрея. Смахиваю по экрану в ожидании ответа.
— Алло, — на том конце провода неожиданно слышится женский голос, и я моментально сбрасываю вызов.
Больно вдвойне. Мы расстались с Миллером около часа назад, и он сразу же поехал к ней. Слезы душат — больно до такой степени, что все тело скручивается в спазме. Это просто невыносимо. Но мне нужны лично его объяснения. Косвенные доказательства еще не указывают на абсолютную вину человека.
Я наспех принимаю душ и привожу себя в порядок. Мне известно, где работает Андрей, поэтому я решаю наведаться к нему прямиком на работу. Я должна получить опровержение или подтверждение полученной от отца информации.
Бесшумно пробравшись в прихожую, я незамеченной выхожу на улицу и усаживаюсь в свой автомобиль. На душе скребут кошки, но я стараюсь не обращать на них внимания и не расстраиваться раньше времени, пока все не выясню. Через полчаса подъезжаю к офису Миллера и, заглушив двигатель, собираюсь с мыслями. Мысленно прокручиваю предстоящий разговор и уже тянусь к ручке двери, как замечаю знакомую фигуру, выходящую из высотного здания.
Это Андрей. И он не один. Я провожаю взглядом Миллера и его спутницу — ту самую девушку, которая была на снимках. Эти двое о чем-то оживленно беседуют, пока двигаются в сторону внедорожника Миллера. Он открывает ей дверь своего автомобиля и помогает устроиться на переднем сидении, мягко улыбаясь, а затем сам садится за руль.
Надежда умирает последней — и это действительно так. Получив подтверждение информации, которую несколько часов назад предоставил мне отец, вдруг ощущаю внутри себя не просто боль, гнев или разочарование, я чувствую бездонную пустоту в своем сердце. Словно его кто-то вывернул наизнанку и вытряхнул из маленького органа веру, надежду и любовь — не оставил ничего.
Я возвращаюсь домой — пойти мне все равно больше некуда. В очередной раз на пороге меня ждет разъяренный отец с теми же самыми вопросами, что и сегодня днем. Он видит мое заплаканное лицо, но не предпринимает ни единой попытки меня утешить или просто обнять. По-отечески.
— Я так понимаю, в моих словах ты убедилась? — глухо спрашивает он. Я киваю, а папа продолжает: — Ты уедешь, Даша. Тебе не стоит участвовать в наших взрослых играх.
От последней фразы ощущаю укол под дых. В другой ситуации я бы стала спорить и доказывать, разве что не топать ногами, что я взрослая, но сейчас все иначе.
