ЕГО слова спокойные, взвешенные, уверенные.
— То есть ты заставишь меня выйти за тебя?
Кивает. Дает понять, что не намерен играть и казаться лучше, чем он есть на самом деле.
— У любого человека есть ниточки, потяни за которые и сделает все. Я могу сделать тебе очень больно, Юлия, при этом не прикоснувшись. Я знаю все о твоей семье. Кто где работает, куда ходит, мне не составит труда манипулировать тобою через боль других.
— Подонок! — вырывается со всхлипом, и я протираю слезы с щек дрожащей рукой, разворачиваюсь, пытаюсь выбраться из машины.
Понимаю, что это невозможно, замки заблокированы, но я продолжаю биться, как рыба об лед.
Рывок и меня разворачивают. Фиксирует меня Юсупов. Заставляет ему в глаза смотреть.
— Отпусти меня, мерзавец! Ненавижу тебя! Чудовище!
Рыдания вылетают из горла. И я бы хотела быть сильной, но не могу. Этот человек лишает возможности сопротивляться, когда слегка ласкает пальцем мою щеку и говорит четко:
— Не заставляй меня быть им по отношению к тебе. Выбора у тебя нет. Ты станешь моей женой. Ты все равно согласишься на все мои требования. Просто мы можем прийти к компромиссу с легкостью. Сейчас. Или пойдем по более тяжелому пути. Где я буду ломать и подчинять через душевную боль. Тебе есть что терять. Юля. Есть за кого переживать...
Глава 10.
Игнат Юсупов.
Слушаю завещание и чувствую, как у меня кровь в жилах вскипает. Поверить не могу, что то, что я слышу — это не происки моих конкурентов, не подковерные игры, этот нож в мою спину воткнул собственный дед.
Удар откуда не ждал.
Отголосок этого удара я получил намного раньше, когда адвокат сказал, что у завещания есть условие — Юлия Михайловна Беляева.
Она является гарантом для того, чтобы воля моего деда была оглашена.
Что я тогда подумал? Что почувствовал?
Не знаю.
Поначалу, вероятнее всего, шок и неверие. Я был привязан к деду. Альберт Генрихович заменил мне отца, он был тем человеком, которого я запомнил в ту роковую ночь, когда мой мир рухнул, когда я лежал в больнице под капельницами и чувствовал, как боль сковывает каждый нерв, каждую мышцу.
Я был совсем пацаном, но я запомнил все. Все то, что произошло с моей семьей. Кадры трагедии до сих пор приходят ко мне во сне, ия просыпаюсь с ревом, потому что больно... До сих пор больно видеть. чувствовать... знать.. что самых близких людей больше нет.
Глаза матери... я их вижу до сих пор так отчетливо и ярко.
Трагедия отняла у меня все. И даже больше. В тот день я замолчал.
Были психологи, было лечение в дорогостоящих клиниках, я был прикован к инвалидному креслу.
Маленький мальчик, ставший простой оболочкой.
Со стеклянным взглядом, который был направлен в стену...
И всегда... рядом со мной был дедушка.
Он вытаскивал меня. Он боролся за меня. Он спорил с лучшими психиатрами, которые говорили, что маленький мальчик с изломанными телом и душой никогда не встанет на ноги и не заговорит.
Но Альберт Бахтияров был всегда борцом. Резким человеком. Жестким. Решительным.
Эти качества — они словно клеймо моей семьи, которые унаследовал и я.
Он всегда говорил мне:
— Не вздумай сдаваться, Игнат. Ты все что у меня осталось.
В самые тяжелые дни, когда мое тело мучили фантомные боли, именно дед был тем якорем, за который я держался тонкими пальцами ребенка.
Я был в черной беспросветной яме, из которой не хотел выбираться...
А потом… потом у Альберта Генриховича случился инфаркт. Дед стоял рядом со мной, а в следующую секунду упал.. и я.. маленький ребенок на инвалидной коляске, понял, что опять лишаюсь самого близкого человека и я…
Я заорал.
Впервые за годы у меня появился голос... Более того, я не понял, как вскочил с коляски и кричал, подобно раненому зверю, выкрикивая всю боль от потери родителей и испугавшись, что я могу потерять и деда.
Охрана тогда сработала слаженно и дедушке быстро оказали помощь.
Он выжил, а я…
Я вернул возможность говорить, стал ходить, другое дело, что понадобились еще годы реабилитации, чтобы вернуться в строй.
И за все эти годы борьбы мой дед был рядом со мной, более того, он настолько занялся моим здоровьем, что забил на компанию, на детище своей жизни и постепенно все пришло в упадок.
Альберт Генрихович выбирал между войной за здоровье единственного внука и процветанием своего детища. Сложный был выбор, но дед..он выбрал меня.
Был рядом, а я... я наблюдал за тем, как наш дом беднел, как друзья, которые считали честью прийти в особняк Бахтиярова, начали отдаляться, я видел, как мой сильный и суровый дедушка оставался не у дел.
Мир жесток и правила в нем такие же..
Мы обеднели. Все, что у нас было, ушло на мою реабилитацию. Пока дед занимался мной, его партнеры его кинули, сговорились за спиной и увели контракты, заказчиков.
Будучи еще ребенком, я понял, насколько жесток этот мир.
Если медведь пошатнется, ему никто не будет помогать, свора шакалов лишь будет точить зубы и нападать скопом, стадом, вцепляться клыками и гасить, отрывая куски получше.
Так дед лишился всего. Бизнес оказался в руинах, а на нас только долги. Огромная кредитная яма, в которой мы оказались.
У нас остался только дом и то он почти уже был в руках у банка. Особняк, который был спроектирован дедом, все ценное, что было внутри, давно было распродано и отнято.
Единственное, что к этому времени я уже был достаточно взрослым и поступил в университет. только на учебу пришлось забить...
Помню, как пришел однажды домой и увидел деда. Я словно очки с глаз снял и заметил все, чего раньше не видел.
Альберт Бахтияров поседел за эти годы... Когда-то высокий и широкоплечий, сейчас он сидел весь скукоженный и смотрел на огонь, покачиваясь в своем старом кресле-качалке.
Этот кадр отпечатался во мне на всю жизнь. Дед всегда был сильным. Я не видел его слабостей, я не видел его отчаяния даже тогда, когда его предали его же друзья и партнеры, а в тот день…
Я видел, как он рассматривает нашу семейную фотографию, сделанную незадолго до трагедии, которая разделила нашу жизнь на до и после, и я заметил одинокую слезу, которая скатилась по щеке моего деда.
И тогда во мне что-то перемкнуло.
Именно в тот день я поклялся, что верну все то, что принадлежало нам по праву, я поклялся бороться..и я пахал, как ломовая лошадь, я не спал, не ел, я продвигал бизнес и не сдавался.
Пришлось заматереть. Пришлось стать лютым зверем. Иначе никак. Привык к предательствам, привык к ножам в спине, но.. черт его дери!
Я никогда не ждал, что самый большой нож в спину воткнет мне собственный дед.
Глава 11
Юля
После откровенной угрозы Юсупова я замолкаю. Отворачиваюсь и больше не могу произнести ни слова. Родные и близкие. Вот цена моего согласия.
В том, что миллиардер наделен силой и властью и может порушить жизни дорогих сердцу людей, я даже не сомневаюсь.
В желтоватых глазах олигарха я прочитала свой приговор и сейчас я просто взяла время на то, чтобы обдумать.
Бросаю осторожный взгляд на мужчину, который продолжает гнать машину, и понимаю, что, в принципе, он такой же заложник ситуации, как и я.
Не понимаю, почему Альберт Генрихович решил устроить мне с его внуком такую невыносимую сделку длиною в пять лет.
Так странно.
Еще секундами ранее я готова была впасть в истерику, бить ногами и требовать, чтобы 'Игнат отпустил меня, а сейчас.
Одно слово, взгляд, завуалированная угроза.
Юсупов сказал, что мне будет очень больно морально, не физически. Женщин, видите ли, не бьет, но может доставить страшные муки, ударяя по самому болезненному, по людям, которых люблю.
Мерзко. Жестко. Дико и безумно. Но в то же время сделает. Я чувствую это.
Смотрю на профиль мужчины и понять не могу, как мы выберемся из этой трясины.
