Тот сидел молча, почти неподвижно, и Карине показалось вдруг, что он смотрит куда-то мимо нее. Она почувствовала легкую тревогу — что. если ему не понравилось? Если она не только потеряла в технике, но и просто перестала понимать, что хорошо, а что плохо, утратила вкус, стала дилетантом?
Карина тихонько кашлянула. Олег медленно перевел на нее взгляд, точно очнулся от какого-то оцепенения:
— Здорово.
— Просто «здорово», и все? — Ей показался обидным столь лаконичный отзыв. Значит, Каринина игра оставила его равнодушным и он хвалит её из вежливости?
Она резко встала из-за инструмента, старательно глядя себе под ноги.
— Брось, я сама знаю, что это было отвратительно. Не стоит меня жалеть.
— Я и не думал тебя жалеть.
Она подняла глаза — он смотрел на нее серьезно, без улыбки. Его всегда зачесанные назад волосы теперь спадали на лоб. делая лицо Олега мягче и моложе.
— Действительно здорово. Скажи, неужели, так играя, ты никогда не хотела выступать сольно или хотя бы в камерном ансамбле?
— Нет, — Карина неуверенно пожала плечами, затем произнесла тверже: — Нет. не хотела.
— Врешь, — спокойно произнес Олег и знакомо прищурился.
Она и сама знала, что врет. Конечно, тогда, много лет назад, играя свой дипломный экзамен, она мечтала, как будет выступать в полных народу залах. как будет выхолить на сцену, красивая и элегантная. в роскошных платьях до паза.
Карина невольно кинула взгляд на лежащий в углу на стуле пакет с утренней покупкой. Конечно, платье — это не главное. Главное — играть, волновать публику своим искусством, слушать дружные аплодисменты, кланяться, снова играть — теперь уже на бис.
Она так же твердо понимала и то, почему перестала мечтать о карьере пианистки, отчего пошла на работу в захудалую районную музыкалку, оставив всякую попытку хоть как-то пробиться на сцену или по крайней мере устроиться в более достойное место.
Причиной этому был Степан, его полное и глубочайшее равнодушие к Карининой игре и к музыке вообще. В Карине он всегда видел лишь юное, податливое женское тело, но не пианистку, не музыканта. Иногда, когда позволял себе вылить лишку, придвигал к «Циммерману» стул, садился, едва умещая под нижней декой длинные ноги, и огромными узловатыми пальцами отстукивал собачий вальс, неизменно ошибаясь в одном и том же месте.
Каринина мать и таких случаях закатывала глаза и уходила на кухню, а саму Карину это не раздражало. Она, наоборот, чувствовала перед Степаном какую-то непонятную вину за свою «никчемную», как тот выражался, профессию и старалась играть при нем как можно реже.
А потом и вовсе перестала.
— Врешь, — так же спокойно и уверенно повторил Олег и встал. — Только не надо убеждать меня, что ты прирожденный педагог и обожаешь разучивать с детишками сонатины Клементи. У меня мать всю жизнь в школе проработала, учеников своих любила больше нас с сестрой. Ты на нее совсем не похожа. Да и не к чему тебе быть детским педагогом с такой игрой. Короче. — он скрестил руки на груди и посмотрел на Карину в упор. — есть одна идея. Пойдешь к нам в капеллу?
— В капеллу? Кем? — Карина опешила от такого неожиданного поворота беседы.
— Для начала концертмейстером. У нас ведь кроме оркестра еще и хор — семьдесят человек, и солисты-вокалисты. Концертмейстерша, которая с ними работает, только что в декрет ушла. Пойдешь на ее место, а гам посмотрим. В феврале гастроли в Суздаль, мы с тобой к этому времени можем подготовить камерную программу. Ну как?
— Я не смогу.
— Сможешь, — тоном, не терпящим возражения, произнес Олег. — Я же тебя послушал, прежде чем предложить. Все, я звоню худруку, — он решительно снял трубку телефона.
Карина, округлив глаза, молча смотрела, как длинные пальцы Олега нажимают на кнопки.
— Але, Михалыч! Это я. Здорово. Да ничего, отдыхаю. — Он метнул быстрый и насмешливый взгляд на Карину. — Слушай, я вот по какому поводу. Есть классная пианистка на место Ритки. Возьмешь? Играет, тебе лаже не снилось как. Что? Понял. Ну и отлично. Будет обязательно. Да, раз я сказал. Ну все тогда, до встречи. — Олег повесил трубку, довольно подмигнул Карине. — Завтра в девять ты должна быть на репетиции. В восемь пятнадцать я за тобой зайду.
— У меня в десять приходит ученица.
— Сядешь сейчас на телефон, позвонишь своему начальству, скажешь, что увольняешься. Потом обзвонишь учеников.
— А Леля… — неуверенно начала Карина.
— Что — Леля? Она только довольна будет. Лелька спит и видит, чтобы я с кем-нибудь играл отдельно от оркестра. Да и почему бы ей не порадоваться за подругу?
Слова Олега показались Карине ужасно циничными, но охватившее ее возбуждение было так велико, что победило голос совести.
Весь сегодняшний день показался ей волшебной сказкой про Золушку: сначала красивое платье, потом сказочный принц, и вот, наконец, и вовсе другая жизнь, та, о которой она не смела и мечтать.
Олег между тем уже одевался, натягивая через голову свой длинный свитер. Через минуту он стоял на пороге комнаты, невозмутимый, небрежно элегантный, самоуверенный.
— Все. Я поехал, смотаюсь за Лелькой в Зеленоград, а ты займись делами. И запомни: все будет хорошо. Ты молодая, красивая и одаренная, просто однажды тебе крупно не повезло. Но это не навсегда. Поняла? — И, не дожидаясь ответа, Олег стремительно повернулся и вышел.
20
Он имел нал ней безграничную власть. Такую же точно, как над Лелей. Такую же. как когда-то давно имел Степан.
Лишь только за Олегом захлопнулась дверь, Карина послушно начала претворять в жизнь его план действий.
Для начала она вытерла лужу, натекшую от мороженого, застирала испорченную сумку, прибрала в комнате и коридоре. Потом вскипятила воду, засыпала в кастрюлю креветки и покорно взялась за телефонную трубку.
Ослушалась Олега Карина лишь в одном — не стала звонить начальству. Так, на всякий случай, из суеверия.
Сообщив ученикам, что завтра на работу она не выйдет, и назвав банальную причину — болезнь. Карина вернулась на кухню к приготовленному лакомству. Открыла бутылку пива и с аппетитом уничтожила всю кастрюлю креветок.
Она давным-давно не ела с таким удовольствием. Во всем теле чувствовалась легкость, точно с плеч упал добрый десяток лет. Весело напевая какой-то легкомысленный попсовый мотив. Карина быстро ополоснула посуду и надела купленное с утра платье.
Повертелась в нем перед зеркалом и так и сяк, улыбнулась своему отражению — продавщица определенно была права, когда говорила, что это ее стиль. Как ни крути, а фигурка у Карины славная, пусть она не такого высокого роста, как Леля, и не обладает ее ногами.
При воспоминании о Леле Карина почувствовала, как что-то глубоко внутри болезненно сжалось Она отошла от трюмо, медленно стянула с себя платье, аккуратно пристроила его на вешалке в шкафу.
Уже вечером за стеной в гостиной раздались знакомые голоса. Они не спорили, а мирно разговаривали, но тонюсенькие стены не могли скрыть даже этот простой, будничный диалог.
Едва услышав, что Олег и Леля вернулись, Карина тут же покинула большую комнату и перешла в спальню. Было лишь одиннадцать с мелочью, но она, не колеблясь, расстелила постель и улеглась, потушив свет и поплотнее задернув шторы.
Лежа в темноте, Карина попыталась представить себе, каким будет ее завтра.
Пока еще не поздно все остановить. Вернуть назад поспешно принятые решения. Утром перезвонить ученикам, сказать, что занятия состоятся, а когда придет Олег, объявить ему, что все произошедшее накануне — случайность, ее минутная слабость, и не более того.
Благоразумие подсказывало Карине, что нужно поступить именно так. В течение всей прежней жизни она была уверена, что невозможно построить счастье на чужом несчастье, но сейчас…
Сейчас вся ее сущность вдруг взбунтовалась против этой вроде бы правильной и незыблемой истины.