— Концертмейстером.
— Вот блин! Это значит — вместо Маргариты. Молодец. Ляшко, подсуетился. Ну что ж, рад вас видеть, коллега! — Он шутливо раскланялся и пожал Каринину руку — Бульдозер-то уже видела? Познакомились?
— Какой бульдозер? — не поняла Карина.
— Ну это у хорички прозвище такое — Любаша-Бульдозер. Тебе Олежка не рассказывал?
— Шибко напирать любит, пот за это ее так и прозвали. — Вадим засмеялся и принялся отряхивать футляр. — Ладно, не дрейфь, — он весело подмигнул, — ни пуха.
— К черту, — машинально сказала опешившая Карина.
Камерный зал оказался небольшой комнатой со стоящими у стены хоровыми станками и придвинутым к самому окну стареньким черным пианино. Рядом на низком круглом столике громоздилась огромная стопка нот.
Карина протиснулась к инструменту, открыла крышку, взяла наугад первое, что попалось под руку, — «Ораторию» Генделя.
Едва она сыграла два первых номера, дверь распахнулась и на пороге появилась необъятных размеров краснолицая тетка в черном кожаном плаще с пышным меховым воротником.
— О! — Увидев Карину, тетка остановилась как вкопанная. — Никак сподобились найти пианистку! Слава тебе, Господи! — Она размашисто перекрестилась, шумно протопала в комнату и принялась раздеваться.
Под плащом ее телеса оказались еще внушительней. Могучую грудь туго обтягивало черное декольтированное платье, на массивной шее висели крупные янтарные бусы.
— Будем знакомы, я Любовь Константиновна. — Краснолицая приблизилась к фортепьяно.
— Карина, — представилась Карина.
Теперь прозвище Бульдозер не казалось ей странным, наоборот, оно как нельзя лучше подходило к колоритной внешности хормейстерши.
— Представить себе не можешь, как я замучилась одна с этими идиотами, — пожаловалась Любовь Константиновна, перекладывая ноты. — Только и делаю, что ношусь от инструмента то к альтам, то к тенорам. Не поверишь, похудела за последние две недели, как Ритку в больницу забрали. — Она наконец выудила из стопки толстенный сборник и протянула его Карине. — Давай вот это.
Карина взглянула на название — Бах, «Страсти по Матфею». Открыла первую страницу, и в глазах почернело от обилия мелких нотных значков.
И это она должна играть прямо сейчас, без малейшей репетиции?
Краснолицая выжидающе смотрела на новенькую, опершись мощным торсом о бок пианино. Карина тихонько вздохнула, положила руки на клавиши и заиграла.
Хоричка согласно кивала головой в такт, иногда делая жест — чуть ускорить или замедлить.
— Форте, здесь форте. А тут меццо-пьяно. Так, да, еще тише и сдержанней. А здесь сразу вперед, живей.
Они прошли страниц десять. У Карины от напряженного вглядывания в текст слегка саднило глаза.
— Нормально, — одобрила краснолицая. — Ритуха играла куда хуже. — Она с любопытством оглядела Карину. — Откуда тебя такую взяли? Работать будет одно удовольствие.
— Меня привел Олег Ляшко. Мы с ним соседи, — сказала Карина.
Вопреки прогнозам, Любовь Константиновна ей нравилась. Видно было, что она дельный, понимающий музыкант, да и голос у нее будь здоров — в некоторых местах она подпевала фортепьяно чистым и удивительно звонким сопрано.
— Ну и молодец, что привел, — похвалила хормейстерша.
Начали появляться хористы, комната наполнилась шумом и суетой. Сразу стало душно, и Любовь Константиновна открыла большое запыленное окно.
Репетиция шла три часа с маленьким, пятнадцатиминутным, перерывом. К концу ее у Карины ломило спину, а в глазах мельтешили цветные точки.
— Все, — обмахиваясь нотами, объявила Любаша. — Финиш. — Лино ее было уже непросто красным, а свекольно-бордовым. — Пойду чай пить. Хочешь со мной?
— Я потом, — пообещала Карина.
Ей хотелось повидать Олега, перед тем как придут вокалисты.
Она вышла из камерного зала в холл и тут же увидела его. Он стоял на лестнице и что-то вполголоса говорил дирижеру. Рядом топтался Валим, без свитера, в рубашке с расстегнутым воротом. Волосы его надолбом взмокли:
Карина подошла поближе и остановилась на некотором расстоянии, так, чтобы не мешать разговору, но быть замеченной.
Олег бросил беглый взгляд в ее сторону, кивнул, но беседу не прекратил. До Карины долетали обрывки его фраз: «Альты не строят… надо заменить штрих… деташе не подходит, лучше спи-катто…»
Маленький, круглый, как колобок, дирижер кивал, сосредоточенно глядя в пол.
— Ладно, — произнес он наконец и достал из кармана часы. — Тайм-аут минут на двадцать. Кофе хочу. Ты все верно говоришь, только сделать это непросто. Весьма непросто. — Он устало вздохнул и, приблизив часы к самому лицу, принялся изучать циферблат.
— Ерунда, — твердо сказал Олег, — сделать можно. Если захотеть.
— Вот именно — захотеть. — Дирижер безнадежно махнул рукой и, посмотрев сквозь Карину, медленно побрел в конец коридора.
Вадим, почти не принимавший участия в разговоре и явно скучающий, вздохнул с видимым облегчением.
— Что ты заладил про свои штрихи! — дернул он Олега за рукав. — Полперерыва протрепали, и, кроме того, тебя девушка ждет. Не видишь? — Он cocтроил Карине уморительную гримасу.
Олег аккуратно отодвинул приятеля в сторону и не спеша сошел со ступенек.
— Порядок? — Он внимательно поглядел Карине в лицо и едва заметно улыбнулся. — Вижу, что все в норме. Пошли перекусим, а то потом работать еще два часа.
— Как Бульдозер? — встрял Вадим. — Не обижала?
— Да нет, — Карина пожала плечами. — Нормальная женщина. И поет замечательно. Зря вы ее так называете, вовсе она этого не заслужила.
— Ну ты сейчас так говоришь, — не согласился Вадим. — А потом…
— Потом будет суп с котом, — перебил Олег. — Чем болтать, двигай лучше в буфет. Не ты ли на репетиции все уши прожужжал, что не успел позавтракать и умираешь с голоду?
— Я, — с готовностью подтвердил Вадим и галантно подставил Карине локоть: — Мадемуазель, разрешите сопроводить вас до нашего кафетерия!
— Разрешаю, — засмеялась Карина и взяла его под руку.
Буфет был маленький и тесный, явно не приспособленный под толпившуюся в нем прорву народу. Карина, Олег и Вадим взяли себе по чашке крепкого кофе с парой бутербродов. Столиков не хватало, и все трос пристроились на широком низком подоконнике.
Карина с удовольствием потягивала из чашки ароматную, горячую жидкость, стараясь максимально расслабить уставшие руки и спину. Вадим, по обыкновению, отпускал одну за другой двусмысленные шуточки, Олег молчал, изредка поглядывая на Карину и улыбаясь все такой же сдержанной, загадочной улыбкой.
Вокруг смеялись, курили, пили кофе оркестранты и хористы, и Карина чувствовала, как легко и хорошо ей здесь, среди этой веселой суеты, в гуще людей, связанных одной целью, общим делом.
Именно о такой работе она мечтала, нет, не смела мечтать, сидя в четырех стенах своего класса и слушая бесконечные и заунывные ученические гаммы.
Перерыв кончился. Олег и Вадим поднялись наверх, в большой зал, а Карина вернулась в хоровую комнату.
Любовь Константиновна уже ушла, оставив после себя резкий, терпкий запах духов. В ожидании солистов Карина снова села за фортепьяно, рассеянно взяла несколько аккордов.
Она думала об Олеге. За все время перерыва они не сказали друг другу и десятка слов, только молчали, искоса переглядываясь и слушая неумолчную Вадимову трескотню. Интересно, соскучился ли он по ней так, как она по нему? Когда они снова смогут остаться вдвоем? Как теперь глядеть в глаза Леле, как разговаривать с ней, зная, что украла у нее самое дорогое?
Множество вопросов, и ни на один не находился однозначный ответ…
— День добрый! — Карина вздрогнула и обернулась.
У двери стоял двухметровый гигант в длинном, до пят, пальто. Она и не заметила, как он вошел.
— А где Ритуля? — поинтересовался великан.
— Ее больше не будет. Вместо нее теперь работаю я.
— Ясно, — здоровяк понимающе кивнул. — Ей давно пора было на отдых. Ну-с, познакомимся? Я Николай, — протянул он Карине огромную, лопатообразную ладонь.
