вино, ты здорово проводишь время.
Я сижу на полу, наклонившись на стол Кларка, открываю бутылку вина и делаю большой глоток. Потом еще одни. И еще. Музыка играет, а вино согревает мой желудок, я откидываю голову на стол и закрываю глаза. Я пытаюсь разглядеть хорошее в том, что произошло сегодня, но воспоминание о страданиях Кларка нисколько не помогают.
Я никогда не причинила бы боль кому-либо охотно. Когда я обдумываю это заявление, я начинаю хихикать.
Я убила мужчину, но от мысли о том, что я задела самолюбие моего друга мне становиться плохо? О, блин. Я точно странная.
Когда бутылка вина выскальзывает из моей руки, я подскакиваю на ноги и открываю глаза. Марко сидит рядом со мной и делает глоток из бутылки. Он выхватывает пульт от стерео из моей руки, делает музыку очень тихо, и извиняется:
— Извини, я испортил твое платье.
Нахмурившись, я наблюдаю за ним, прежде чем отбираю бутылку, делаю глоток и отвечаю:
— Все в порядке. Это была просто вода, и в этом больше моей вины, чем твоей.
— Ты выглядела, как будто вот-вот заплачешь.
Я фыркаю и лгу:
— Я не плачу.
Губы Марко дергаются:
— Не уверен, что верю в это. Все плачут.
Поднимаю бровь и спрашиваю:
— Даже ты?
Он кивает уверенно:
— Даже я. Когда-то очень давно, но да, я плакал.
Я фыркаю, а он спрашивает:
— Что? Ты никогда не плакала? — я закатываю глаза.
— Конечно, плакала. Я просто не подумала бы, что ты так спокойно допускаешь такую слабость.
— Слабость? О, нет, дорогая, ты неправильно все поняла. Я охотно отвечаю на вопрос. Свободно. Если ты думаешь, что это слабость, ты просто смотришь на все неправильно. Я не стыжусь. Я ничего не прячу. Я искренний. Я вытянул всю силу из этой слабости, когда рассказал тебе об этом. Теперь попытайся использовать это против меня. Это не произведет никакого эффекта на меня, — он ухмыляется: — Я выиграл.
Это точка зрения обоснована. И я одобряю. Мои брови понимающе поднимаются, а еще, потому что я немного подвыпившая.
Туше.
Вино, которое я выпила, плескается в моем мозгу, затуманивая мысли. Я выпаливаю:
— Я сегодня целовалась с Кларком.
Он останавливается на середине большого глотка на секунду, прежде чем набирает полный рот вина.
— Ну, я предполагал, что это обязательно должно было произойти. Парень страдает от безответной любви к тебе; это более чем очевидно, — он гримасничает. — Пришел к тебе, пока его девушка внутри дум…
Я перебиваю его:
— Я попросила его поцеловать меня.
Он не отвечает, просто делает еще глоток из бутылки.
Тишина раздражает меня. Так сильно раздражает, что я начинаю бессвязно болтать:
— Когда-то я любила его. Несколько лет назад. Потом я влюбилась в кое-кого другого, в того, в кого не должна была. Для меня все стало дерьмово очень быстро, и я забыла его. И это должно было стать моей первой подсказкой. Разве можно забыть о человеке, которого любишь? — он открывает рот, чтобы ответить, но я продолжаю свою болтовню: — И так я подумала, если мы поцелуемся, и я почувствую что-нибудь, то это того стоило. Потому что если я почувствовала бы «щелчок», то он бы оказался тем, кого я люблю. — Марко просто смотрит вперед, его выражение лица не выдает никаких эмоций. Оно остается отрешенным.
Я хватаю вино и одним глотком выпиваю четверть бутылки. Тепло из моего желудка распространяется по телу до тех пор, пока я не чувствую покалывание в пальцах.
Я удобно оцепенела в нашем молчании.
Но на мой рот это оцепенение не распространяется.
— Это просто так странно. Первый поцелуй, который у меня был, ощущался так невероятно. Он заставил меня почувствовать себя любимой и особенной, и такое редкость, я думаю, — я замолкаю на секунду, а потом продолжаю тише: — но это все было чепухой, Марко, это было так больно, что я думала, никогда не восстановлюсь. И та часть моего мозга, которая отвечает за чувства, сломалась. Я очень долго ощущала пустоту. Но недавно это изменилось, — я глубоко вдыхаю и закрываю глаза, пока моя голова плавает в счастливом тумане. — Сначала, Джеймс, потом все это с Кларком, и этот сон с твоим участием, и я подумала, что с мужчинами много проблем, и я должна задуматься о том, чтобы стать лесбиянкой.
Скрипучий смех Марко согревает меня. Он вырывает бутылку из моего захвата, мягко проводит большим пальцем по задней части моей руки. Тишина кажется такой безопасной.
Я чувствую себя в безопасности здесь с Марко.
Его грубый голос прорывается сквозь мой приятный алкогольный дурман:
— Что за сон?
— Какой сон? — глупо повторяю я.
Марко смотрит на меня:
— Сон, с моим участием, который тебе приснился.
Я отступаю. Какого хрена, я сказала это?
— У меня не было никакого сна о тебе.
Дерьмо.
Сто процентов он не поверит в это. Даже я не верю. Я такая ужасная лгунья, когда пьяна.
Его тело сотрясает тихий смех, и он качает головой, улыбаясь:
— Ага, был у тебя сон, сладенькая. И теперь мой интерес распален. Ты не можешь сказать мне что-то такое, а потом не посвятить меня в подробности. Я хочу знать, что я сказал или сделал в твоем сне, чтобы заставить тебя отказаться от мужчин и пополнить ряды любительниц куннилингуса, — он замолкает. — Не то, чтобы с этим что-то не так.
Я все еще довольно пьяна, и слова просто выскальзывают из моего сверхактивного рта:
— Ты ничего не делал. Это вообще был не ты. Это было мое подсознание. И это, действительно, был дурной сон. Я думаю, это было просто неожиданно.
Мы молчим минуту. Или две. Может быть три, я не уверена.
Я слышу любопытство в его голосе, когда он спрашивает:
— Почему, Кэт, у тебя был пошлый сон обо мне, а?
— Он не был таким уж пошлым, — кто-нибудь заткните меня. — Я просто не понимаю, почему это был ты, а не Кларк в моем сне, — Марко низко рычит, оскорбившись, и я быстро успокаиваю его самолюбие, хлопая ладошкой по его бедру. — О, да ладно. Ты ведь и так знаешь, что ты привлекательный.
Марко ворчит, соглашаясь:
— Я думаю, в этом есть смысл.
Я не могу остановить себя. Хохот вырывается из меня, искренний и громкий:
— О, блин, ну у тебя и самомнение, — делаю серьезное лицо, поворачиваюсь к нему и произношу. — Осторожно. Твоя огромная голова может не войти в дверь на обратном пути.
Его ухмылка такая красивая. Я
