Ничего светлого не вставало перед нею в будущем, хоть плачь, хоть о стенку бейся головой.
«Может, поехать все-таки в Москву?» Лиза хваталась за эту мысль, точно утопающий за соломинку.
Но тут же отметала такую возможность. В каком качестве она туда приедет? Явится к Коле и Наташе – здравствуйте, решила у вас жить, устройте мою судьбу? И они поведут ее куда-нибудь, чтобы выдать замуж? Нет, времена Татьяны Лариной и ярмарки невест ушли безвозвратно…
Лиза расстегнула верхнюю пуговку ночной рубашки; закрытый байковый ворот душил ее. Она встала, отодвинула занавеску и распахнула окно. В комнату хлынул холодный мартовский воздух, казалось, в нем слышен был звон нерастаявших льдинок.
А может, ей вообще не выходить замуж? Но мысль о том, что она останется одна, почему-то ужасала Лизу – хотя, казалось бы, всю жизнь она видела одиночество собственной матери, и никогда ее жизнь не казалась Лизе беспросветной. Но она смутно догадывалась, что ее мама – совсем другое дело, чем она. То ли так сильно любила мама покойного отца – Лиза никогда не решалась ее об этом спросить, – то ли просто обладала таким характером, что могла жить одна. А она, Лиза, совсем другая. Вся ее душа трепещет в странном ожидании, и это – ожидание любви, какого-то неведомого счастья, которое накрепко связано с любовью. И вдруг – одиночество… Нет-нет, только не это! Лучше уж поскорее выйти за Бориса.
И Лиза снова и снова всматривалась в собственную душу, пытаясь понять: испытывает она к нему хоть что-нибудь, что можно было бы считать любовью? Вся беда была в том, что Лиза и не знала – какая она, любовь?..
Наутро она встала с воспаленными, заплаканными глазами, бледная. Мать всплеснула руками:
– Лизонька, детка, ну нельзя же так! Все я, дура старая, сама виновата! Разве можно было об этом с девочкой… Бог с тобою, Лизонька, не думай ты о замужестве об этом, если сердце не лежит! Устроится все как-нибудь, авось Господь не выдаст… Смотри, какая бледненькая, ведь так и заболеть недолго!
Но Лиза смотрела на мать устало и спокойно.
– Почему же, мама, – надо думать. Вот Борис из рейса вернется – и надо как-то подумать. Но не самой же к нему лезть с предложением, правда?
– Правда, правда, устроится все, я же тебе говорю, доча! Главное, ты сама решила… А парень он не глупый, все поймет…
Вечером позвонил Коля. Лиза подошла к телефону…
Известие о том, что Лиза бросила институт, едва не лишило Зою Сергеевну дара речи.
– Лизонька, как же это? Ведь я думала, ты справку возьмешь, разве тебе бы не дали? Да хоть к Вере Семеновне сходить, я бы позвонила…
– Мама, но я ведь тебе всегда говорила: не люблю я ни институт этот, ни химию, зачем они мне?
– Так-то оно так. – Мать вгляделась в Лизино лицо, в ее глаза, сияющие совсем новым, радостным блеском. – Если бы институт только… Лиза, честно мне скажи: не хочешь ты сюда возвращаться, передумала все, о чем говорила?
Лизе не хотелось притворяться.
– Мама, я не знаю. Вот честно тебе говорю – не знаю, и все тут. Конечно, возвращаться не хочу, но и любой ценой отсюда вырываться мне тоже не надо. Подождем, ладно? Посмотрим.
– А Борис? Что ему-то скажешь?
– А зачем ему что-то говорить? Еду брату помочь, что тут такого?
– Нельзя так, Лиза! – рассердилась мать. – Что за бессердечие такое, что за обман? Не пойдешь за него – так и скажи!
Лиза не выдержала и рассмеялась.
– Мамочка, ты так говоришь, будто он мне руку и сердце предлагал! Да, может, это все наши выдумки. Ну, поглядывает на соседку, мало ли! А по мне, – добавила она, посерьезнев, – пусть бы он женился поскорее, и жену нашел хорошую, какую он заслуживает.
Мать слушала дочку с грустной улыбкой. Совсем ребенок, хоть и притворяется взрослой, рассудительной! Только повеяло какой-то переменой, поманило чем-то новым – и она летит, как мотылек на огонь, и уже не собирается устраивать свою жизнь, уже ей ни до чего! Ну, что ж поделаешь – такая, значит, ее судьба. А может, еще и сложится…
– Что ж, доча, надо собираться, о чем уж теперь говорить, раз обещала приехать. Кто и поможет Коле, если не ты.
Борис вернулся из рейса в самый разгар сборов. Лиза сидела на полу и перебирала платья, лежащие перед нею на ковре. Зоя Сергеевна отглаживала для нее белую батистовую блузку. Нельзя сказать, что известие о Лизиной поездке вызвало у Бориса восторг, но и особенного горя на лице его не выразилось.
– Надолго, Лизуша, едешь? Ого, на полгода почти – это да! Ну, что поделаешь: родня есть родня. Не забывай там старых друзей в Москве. Столица – дело хорошее, а все ж домой возвращаться…
Он проводил Лизу на вокзал вместе с мамой, умело устроил под полкой чемодан, приговаривая:
– Все едет народ, все едет – и как не надоест только?
Когда Лиза махала им рукой, стоя в тамбуре за спиной у проводницы, сердце ее на мгновение сжалось. Но тут же всплыла перед глазами Москва – ее она увидит всего ночь спустя! – и Лиза улыбнулась этому завтрашнему городу радостно и доверчиво.
Наташа уехала через два дня после приезда Лизы. Перед отъездом она, обычно такая веселая и неунывающая, расплакалась, глядя на беззаботно играющую Маринку.
– Ната, ну что ты? – Лиза едва не плакала сама. – Не волнуйся, правда, все ведь хорошо будет! Ты ведь ненадолго, это кажется только…
– Как же ненадолго! – не могла успокоиться Наташа. – Я вообще никогда от них не уезжала, разве легко? Маринка вообще от меня отвыкнет, Андрюшка скучать будет, хоть и виду не подаст. И Николка – он ведь только кажется спокойным, а сам переживает…
Николай действительно ходил все эти дни мрачнее тучи. До последнего времени Наташина поездка казалась чем-то абстрактным, само собою разумеющимся, а теперь, когда надо было собирать чемоданы, он вдруг представил себе, что почти на полгода остается без нее. Ведь это совсем другая жизнь, он и вообразить ее не может – и чем наполнится она? Семья всегда значила для Николая гораздо больше, чем для большинства его знакомых, а душой его семьи была жена – и вот она уезжает… Он чувствовал настоящую растерянность, и это не была растерянность ребенка, оставшегося без материнской заботы – Николай был вполне самостоятельным, решительным человеком и не воспринимал жену как мать-наставницу, – это была растерянность любящего мужчины, из жизни которого точно улетучивался главный, неповторимый ее оттенок.
Лиза видела, как тяжела эта разлука и для брата, и для Наташи, и немного завидовала им. Повезло все-таки – оба молодые, ничем не обделенные, и нашли друг друга. Не многие могут этим похвастаться! И вместе с тем жизнь, которой жили брат и его жена, и которая, будь Лиза в Новополоцке, казалась бы ей каким-то сияющим, нереальным счастьем, – эта жизнь почему-то выглядела для нее теперь, после приезда в Москву, совершенно естественной. И правда, необыкновенный город: счастливая, многообразная жизнь здесь так же нормальна, как дыхание! Неужели она, Лиза, не найдет здесь того же, что чувствует в жизни брата и даже в жизни совсем незнакомых людей, шумной толпой плывущих по широким улицам?
