представить, как я переживу этот момент. Хочется, спрятаться, словно маленькому ребенку, не понимая, что происходит. Эффи не говорит ни слова. Она ощущает мое разбитое состояние, оставаясь рядом.
Амани.
Когда вы перестанете ограничивать себя рамками чьи-то представлений, тогда вы и сможете по-настоящему оценить, что значит быть свободным. У меня больше нет никаких возможностей что-то изменить. Но я счастлива, что самостоятельно смогла выбрать окончание жизни. Не всем людям дана подобная привилегия. Конец, это всегда начало чего-то нового. Неосознанно улыбаюсь, ощущая внутри необъяснимое радостное чувство. Наверно это чертовски глупо быть счастливым, думая о собственной смерти. Но за последнее время, это действительно лучшие чувства. Когда-то давно. В моменты разумной жизни, я прочла статью в одном из европейских журналов о смерти.
О том, что происходит после того, как наше сердце перестает биться. У каждого человека на этой грешной земле все же есть свой рай. Чтобы он не совершил. Только умирая, мы понимаем в какой бы рай хотели бы попасть. И если чистосердечно признаем собственные грехи и ошибки, Аллах становится милостивым. Он способен простить, окутав грешную душу своей любовью. Подарить тот маленький клочок рая, о котором не каждый грешник способен мечтать. Нехотя раскрываю глаза, облизывая пересохшие губы. Не кричу, чтобы позвать Ирму ради глотка воды. Осознавая, что целыми сутками находясь рядом со мной, она забыла про сон и отдых. Удивительно, сколько на самом деле доброты и нерастраченной нежности с любовью скрывалось в этой, казалось, жесткой женщине. Не успеваю даже подумать, как Ирма появляется в палате, закатывая внутрь компактный столик на колесах, на котором находится торт, и недавно заваренный чай. Чуть-чуть поворачиваю голову, провожая взглядом каждое движение Ирмы. Наверно это единственные движения, на которые я способна.
— Подашь мне немного воды. — Откашливаюсь, слегка отрывая голову от подушки. Смотрю на Ирму, которая ничего не отвечая, сразу же выполняет мою просьбу. Подносит стакан ко рту, и, придерживая мою голову под затылок, помогает делать маленькие глотки.
— Я испекла для тебя торт. — Ставит пустой стакан на тумбочку, возвращаясь к столику. Берет лопатку для выпечки, и начинает разрезать торт на ровные кусочки.
— Сама? — Искренне удивляюсь, приятно радуясь такому неожиданному подарку.
— Конечно. Это старинный рецепт моей бабушки. Сейчас, — она кладет они большой кусочек на блюдце, и, беря в другую руку десертную ложку, садиться на кровать рядом со мной, двигаясь, как можно ближе, — мы с тобой его попробуем. — Я ощущала все, что творилось в душе это женщины. Она до безумия сходила с ума от той боли, которую я ей причиняла. Но стойко и смело поддерживала мой выбор.
— С удовольствием. — При виде аппетитного кусочка торта, едва сдерживаю себя, чтобы слишком рано не раскрыть рот, чтобы скорее получить это лакомство.
— Твоя мама Радана его очень любила. — Ирма отрезает ложечкой кусочек торта, и начинает меня кормить. Блаженно прикрываю глаза, наслаждаясь этим невероятным вкусом. Понимая, что это лакомство тут же становиться и моим любимым. Обидно, но многие вещи мы понимаем только тогда, когда начинаем подводить итоге своей жизни.
— А что еще любила моя мама? — За то время, что я провела в больнице, Ирма уже достаточно много рассказала мне о маме. Но всего мало было. Грустно, но я ухожу из жизни в то же возрасте, что и она ушла.
— Много всего. — Ирма широко улыбается, стараясь укрыть за улыбкой, скопившиеся слезы. Она держится стойкой и смелой только ради меня. — Но наверно самое любимое занятие Рады были танцы. Ох, Амани, — Ирма продолжает кормить меня тортом, еще кладя кусочек на блюдце, — если бы только видела грациозные движения своей мамы, сразу бы поняла, что она могла бы стать лучшей в мире. Однажды на конкурсе в школе, — Ирма так воодушевленно погружается в воспоминания, что, кажется, на мгновение забывает о моем существовании, — кто-то насыпал ей в туфли набитого стекла. Она танцевала сквозь слезы и боль. До последнего аккорда. Стерла ступни до крови, но не сдалась. Девочка моя, — Ирма убирает блюдце с ложкой, когда я доедаю торт, — ты такая же сильная и смелая, как и она. — Ирма гулко выдыхает, словно хочет что-то еще сказать, но не решается.
— Я счастлива, быть похожей на маму. — Отворачиваю голову от Ирмы, бросая взгляд наверх. — И обязательно передам ей привет от тебя. Уверена, — поворачиваю голову, остро чувствуя, как начинают неметь оставшиеся живые позвонки, — она давно тебя простила. — Не хочется погружаться в их совместное прошлое, которое навсегда однажды растоптало будущее. Ирма с сожалением улыбается, и по потускневшим глазам, понимаю, что она не хочет в этот момент разговаривать на эту тему. — Ирма? — Громко произношу ее имя, обращая снова на себя ее внимание.
— Хочешь еще торта? — Жестом указывает на столик, снова улыбаясь.
— Нет. — Хочется отрицательно покачать головой, но шея почти не двигается. — Попроси Эмира зайти ко мне. — Наверно это последнее, что я должна сделать, прежде чем доктор начнет процедуру. Ирма согласно покачивает головой, тут же выходя из палаты. Оставляя меня в одиночестве всего на несколько минут. Потому что Эмир, наверняка находится за дверями этой палаты. Скорее всего, только после смерти нашего ребенка в моей утробе, я окончательно поняла ошибочность этого брака. Любви не было. Никогда. Лишь слепая страсть, которая для меня стала болезненной одержимостью. Мой недуг сыграл с этими чувствами злую шутку. Кошу взгляд в сторону двери, слыша, что кто-то появляется в моей палате. Эмир Кинг. Мой муж. Мужчина, который заслуживает большего. Который не заслужил пройти через ад, который я ему сегодня устроила. Лицо измученное. Взгляд уставший. Он до устали извел себя. Не мне, а именно Эмиру сейчас нужна поддержка. Эта пигалица американка всегда будет рядом с ним, ведь его сердце почему-то выбрало ее, а не меня.
— Эмир, улыбнись. — Делаю то же, что сама произношу. Перед ним хочется выглядеть сильной, решительной женщиной. Пряча уязвимость и гложущее чувство, которая подобно яду, распространяется по венам. — Я хочу запомнить тебя тем парнем, который ты был в начале наших отношений. — Эмир не говоря ни слова, подходит к больничной кровати, не прерывая между нами зрительного контакта. Руку поднимая, разворачивает кисть, прикасаясь тыльной стороной ладони к моей щеке.
— Я уже давно не тот парень. — Грустно усмехается, стараясь при этом сдерживать дрожь по всему телу.
— Давай вспомним тот день, когда мы катались по гололеду на мопеде, а после еле мятное мороженое в придорожном кафе. — Тихим голосом. Погружая в эти воспоминания не только себя, но и Эмира тоже. — Ты помнишь, Кинг? — Не соображаю,
