Себастьян был неотъемлемой частью моей жизни с тех пор, как я себя помню, и он оказал на меня такое влияние, как никто другой. Несмотря на наши с ним шумные ссоры, полное несогласие во мнениях, бурные, страстные сцены, после которых каждый чувствовал себя потрясенным и подавленным, нам всегда удавалось все уладить, быть вместе, сохранять верность. И хотя я знала его всю жизнь, понимать друг друга мы стали только после развода; и только тогда в наших отношениях появилось нечто спокойное, безмятежное.
Наша семейная жизнь была весьма бурной и не слишком долгой; по прошествии времени я поняла, почему она была такой эфемерной и краткой. Попросту говоря, сорокадвухлетний светский человек не знал, как нужно обращаться с двадцатидвухлетним ребенком – своей молодой женой. То есть со мной.
Перед моим внутренним взором вспыхнул образ Себастьяна, каким он был в день нашей свадьбы, и опять у меня перехватило дыхание от внезапно нахлынувших чувств. Перед веками набухли слезы; я сморгнула, чтобы прогнать их. За последние несколько часов я то и дело принималась лить слезы: об умершем в пятьдесят шесть лет Себастьяне, который должен был жить еще долгие годы… о себе… о Джеке и Люциане… обо всем на свете.
Хотя Себастьян был человеком трудным, мрачным, с навязчивыми идеями, он, тем не менее, был человеком великим. Хорошим человеком. Неважно, каков он был в личной жизни; плечи его были достаточно широки, чтобы взять на себя немалую часть мирового бремени, и сердце его было полно сочувствия к тем, кто страдает и бедствует.
Некий французский журналист как-то написал о нем, что он подобен свету маяка в наше темное, тревожное и бурное время. Конечно. Я совершенно с этим согласна. Теперь, когда его нет, мир стал беднее. Себастьян! Ты слишком рано умер, подумала я, опустив голову, закрыв глаза и вспоминая утренний разговор с Джеком по телефону. Я сверяла реалии в своем очерке, когда Белинда сообщала, что звонит Джек Лок.
* * *
– Джек! Привет! – воскликнула я. – Как поживаешь? И, самое главное, где ты?
– Я здесь. В Коннектикуте. Я на ферме, Вив.
– Отлично! Когда ты вернулся из Франции?
– Два дня назад, но, Вив, я…
– Приезжай ко мне ужинать! Я только что кончила длиннющий очерк для лондонского «Санди Мэгэзин», и мне полезно будет заняться стряпней, расслабиться, а то…
Он быстро произнес, решительно прервав меня:
– Вивьен, я должен тебе кое-что сообщить.
Только тут я уловила в его голосе нечто странное, и у меня по спине побежали мурашки. Похолодев, я сжала в руке телефонную трубку.
– Что такое? Джек, что случилось?
– Вивьен, Себастьян… Я, право, не знаю, как сказать об этом, не умею мямлить… – поэтому говорю все как есть. Он умер. Себастьян умер. – О Боже! Нет, не может быть! Как это произошло? Когда он умер? – закричала я, а потом услышала свой собственный плач. – Этого не может быть. Он не мог умереть. Нет! Себастьян не мог умереть. – Нервы мои напряглись так, что я не могла вздохнуть, и сердце словно хотело вырваться из грудной клетки.
– Это правда, – жестко сказал Джек. – Мне позвонили сегодня утром. Около половины десятого. Звонил Хэрри Блейкли. Садовник. Он ухаживает за деревьями на ферме. Ты ведь знаешь его?
– Да.
– Хэрри позвонил и сказал, что обнаружил тело Себастьяна. У озера. Хэрри приехал на ферму, как обычно, в понедельник. Он направлялся к озеру, чтобы подрезать засохшие верхушки ив. Он споткнулся о тело. Себастьян лежал ничком, среди камней, на другом берегу озера. На лбу у него была рана. Хэрри сказал, что, судя по его виду, Себастьян пролежал там всю ночь. А может, и дольше. Поняв, что Себастьян мертв, Хэрри пошел в дом и позвонил в полицию северного Кэнена. Рассказал, что нашел тело. Они вели ему не трогать его. Ни к чему не прикасаться. Потом он позвонил из Лондона. Мы взяли вертолет Себастьяна. Еще Хэрри был потрясен беспорядком в библиотеке Себастьяна. В комнате был настоящий хаос. Лампа опрокинута. Стул лежал на боку. Везде разбросаны бумаги. Французская дверь раскрыта. И разбито стекло на одной из створок. Хэрри показалось, что разбито оно скорее всего тем, кто проник в комнату.
– Ты хочешь сказать, что Себастьяна убили?
– Вот именно! Очень может быть, – ответил Джек. – Обстоятельства довольно подозрительные, не так ли?
– Судя по твоим словам, это так. С другой стороны, у Себастьяна могло быть что-то вроде сердечного приступа или удар. Он мог бродить по комнате, потом выйти на воздух… – Голос у меня оборвался. Глупо строить предположения. Но через мгновение я опять принялась за это: – Так ты полагаешь, что он упал и разбил себе голову, Джек? Или ты все же думаешь, что кто-то заставил его выйти из дому, а потом ударил его? Какой-нибудь незванный гость? Если предположить, что у него кто-то был.
– Я не знаю, Вив. И не знаю, узнаем ли мы вообще что-нибудь об этом.
– Джек, это просто чудовищно! Не могу поверить, что он мертв! Просто не могу. – Я опять заплакала.
– Не плачь. Пожалуйста, не плачь. Этим его не вернешь.
– Я знаю, но я не могу не плакать. Я любила его, сколько себя помню, с детства. И несмотря на развод, я его очень люблю.
– Я знаю, – пробормотал он.
Мы помолчали.
– А как Люциана? – наконец спросила я, намеренно не обращая внимания на холодность Джека, его кажущуюся бесчувственность, которую я заметила.
– Ничего. Держится. Все обойдется.
– Хочешь, я приеду в Корнуэлл? Я могу быть там через полчаса, самое большее – минут через сорок пять.
– Нет, спасибо, не нужно. Здесь полно полиции. Я звоню тебе еще и поэтому. Предупредить тебя. Они приедут поговорить с тобой. Очевидно, сегодня. Твое имя записано у Себастьяна в блокноте. Меня спрашивали, кто ты такая. Я сказал, что ты – бывшая жена. Одна из его бывших жен. Ты виделась с ним совсем недавно. Видимо, поэтому они хотят с тобой поговорить.
– Это понятно, Джек. Но мне ведь нечего им сказать. Себастьян был в прекрасном настроении. Совершенно здоров, насколько я заметила в тот понедельник. О Боже, мы с ним завтракали ровно неделю назад! Не могу поверить, просто не могу! – И я зарыдала.
Добравшись до носового платка, я высморкалась и постаралась взять себя в руки. Спустя мгновение я пробормотала в трубку:
– Прости, все так неожиданно. Не могу представить его мертвым? Он был сильнее жизни, он казался таким неуязвимым. Непобедимым. Во всяком случае, на мой взгляд. Я думала, что с ним никогда ничего не случится, что он будет жить вечно! Ну, по крайней мере доживет до глубокой старости. Нет, я вполне всерьез думала, что он бессмертен.
– Он был всего лишь одним из смертных, – сказал Джек низким напряженным голосом. – Слушай, я должен кончать. Я вижу, сюда прутся два детектива. Идут по лужайке позади дома. Вид у них весьма мрачный, – раздраженно добавил он.
– Джек, пожалуйста, позвони мне потом!
– Само собой.
– Пожалуйста!!
– Хорошо, хорошо.
В голосе его слышалось больше нетерпения, чем обычно.
– И, пожалуйста, передай мои соболезнования Люциане. МОжет быть, мне стоит поговорить с ней сейчас?
– Ее нет. Пошла прогуляться. Мы потом все встретимся.
Он повесил трубку, больше ничего не сказав, даже не простившись. Я сидела, словно обратившись в камень, держала трубку в руках и слушала бесконечные гудки. И, наконец, стряхнув оцепенение, положила трубку.
* * *
Со времени этого утреннего звонка я находилась в шоке – оцепеневшая, убитая горем, все еще не верящая. И вдруг почувствовавшая себя совершенно обессиленной. Во мне образовалась какая-то огромная пустота. Как будто я стала полой, вроде хрупкой гулкой раковины.
Никогда я не испытывала ничего подобного. Хотя нет, неправда. Испытывала. Когда так же неожиданно умерла моя мать. Такие внезапные события всегда вызывают ощущение потерянности, и голова идет кругом. А когда с моим вторым мужем, Майклом Трентом, случился неожиданный сердечный приступ, приведший к фатальному исходу, я превратилась в человека опустошенного, плывущего по течению, в таком состоянии и пребываю по сей день.
«Жизнь – это ад; нет, смерть – это ад», – пробормотала я, а потом подивилась, почему все, кого я любила, покидали меня так ошеломляюще неожиданно.
Резко поднявшись со стула, я вышла из библиотеки. ПРоходя по коридору, я заглянула в комнату, где работала Белинда, сказать ей, что иду прогуляться, и накинула старую шерстяную накидку, достав ее из шкафа для верхней одежды.
Остановившись на верхних ступеньках, я сделала несколько глубоких вдохов. Был понедельник, начало октября, вторая половина дня; погода стояла великолепная, в воздухе даже пахло весной. Я запрокинула голову. Небосвод был синий и чистый, и все сверкало в золотистом сиянии солнца. Деревья встречали осень: зеленая, от светлых до темных оттенков, листва превратилась уже в желтую, ржавую, алую; некоторые листья приобрели глубокий пурпурный цвет, другие светились золотом, окаймленные нежно-розовым. Наступила осень; именно в это врем ягода туристы со всего света приезжают в Коннектикут полюбоваться захватывающим зрелищем необыкновенной здешней листвы.
