И только последняя княжна из рода Вяземских «оттягивается» на грядках, наслаждается простой, «черной» работой, не боясь испачкать ручки ни землей, ни красками...
Теперь даже странно вспомнить, что в детстве Алена души не чаяла в отце. А он гордился ее успехами в рисовании и самолично проверял дневники как обычной школы, так и художественной.
В дневниках были пятерки, дочь росла тихой и покладистой... и никто не предполагал, что она способна на выверты.
Это случилось вдруг, нахлынуло внезапно... И с этого момента жизнь Алены и ее отношения с предками изменились круто и бесповоротно...
Пухленькая голубоглазая Леночка Петрова прилежно сдавала экзамены в Суриковское. Светлые, почти бесцветные волосы были стянуты на затылке в приличный хвостик. И длина у бежевой летней юбки тоже была приличная, почти до колен...
Алена и не предполагала, что высокий красавец с шальными цыганскими глазами может обратить внимание именно на нее...
Других, что ли, мало? Девчонок навалом, и все, с Алениной точки зрения, гораздо симпатичнее, и одеты моднее, и держатся раскованнее...
Он подошел к ней после занятий живописью, глянул через плечо на мольберт с подписанным листом и присвистнул:
— Петрова... А случаем, не Водкина?
Алена почему-то покраснела, не оборачиваясь, быстро сняла свою работу и понесла сдавать.
Он ждал ее у выхода из аудитории.
— Петрова! — окликнул он. — Я терпеть не могу фамильярность..Меня Аликом зовут. А тебя?
— Алена...
— Здорово! — обрадовался он. — Мы вместе звучим в унисон. Ты знаешь, есть теория, по которой люди с одинаковыми буквами в имени составляют хорошую пару.
— Не знаю, — потупившись, ответила она.
Девчонки зашушукались, провожая их глазами.
Алик был самым заметным из всех абитуриентов. По его виду сразу можно было определить его принадлежность к миру искусства... Был в нем этакий богемный шик.
Сильно вытертые джинсы и кожаную безрукавку он носил небрежно, но с таким достоинством, словно это был костюм от Версаче. А видавший виды этюдник на широком ремне делал его и вовсе неотразимым.
Рядом с ним Алена чувствовала себя гадким утенком, которому никогда не суждено стать лебедем...
Алик вдруг наклонился к ней с высоты своего двухметрового роста и... понюхал розовую шейку под аккуратным хвостиком.
Алена отпрянула, а он засмеялся.
— Странно... Мне казалось, ты должна пахнуть ванилью... как булочка... У тебя такой аппетитный вид...
Алена не знала, обидеться на него за такое сравнение или обрадоваться ему... А Алик уже продолжал как ни в чем не бывало:
— А знаешь, что противоположности притягиваются? Нет? Чему тебя в школе учили? Мы с тобой антиподы.
Действительно, более странную пару трудно было представить: он высокий — она маленькая, он черный, как смоль — она словно пудрой присыпана, он худой и поджарый — она пухленькая... Одинаковыми у них были только брови и ресницы. У светленькой Алены они вопреки законам природы ярко выделялись на лице, словно нарисованные черной краской.
Алик не был бы настоящим художником, если бы сразу не подметил эту деталь. Он нахмурился, по-хозяйски провел пальцем по Алениным бровям и строго сказал:
— А вот это зря. Смой, тебе не идет.
— Что ты раскомандовался! — вспыхнула Алена.
А Алик поднес палец к глазам, рассмотрел и удивленно заметил:
— Нет... не крашеные... Неужели твои?
— Нет, у бабушки взяла поносить! — фыркнула Алена.
Отчасти это было правдой. Темные брови вразлет
были фамильным отличием Вяземских, и Алена, к ее глубочайшему сожалению, только их и унаследовала...
— А бабушка часом не персидская княжна? — не унимался Алик.
— Княжна, — буркнула Алена, не вдаваясь в излишние подробности.
Почему-то рядом с этим разбитным типом она чувствовала себя маленькой и глупой... какой-то провинциальной, словно не она, а Алик был коренным москвичом со славной родословной.
А ведь Алена знала из разговоров, ходивших среди абитуриентов, что он приехал поступать из маленького поселка под Феодосией — ужасного по московским меркам захолустья.
И говорил Алик как-то смешно, непохоже на остальных. Он лениво растягивал слова и «выпевал» все гласные без исключения, а потом вдруг начинал частить, торопиться... и при этом вместо твердого звука «г» звучало мягкое, украинское «х»...
Но он имел наглость считать свою речь правильной и ухмылялся, слушая москвичек: «У... па-а-сма-а-три на-а меня-а...»
— А у меня в роду были крымские ханы, — важно заявил Алик. — А я, может, наследный принц. Гены сказываются... так и хочется растянуться на ковре, потянуть кальянчик и позвать дюжину наложниц...
— Ну так и позови, — почему-то обиделась Алена.
Алик притворно вздохнул:
— К сожалению, со времен покорения Крыма в нас успели сформировать моногамные привычки...
Алена пожала плечами и отвернулась.
— Я имею в виду тебя, — добавил Алик. — Может, ты моя недостающая половинка?
— Вряд ли... — промямлила Алена.
А в груди у нее что-то сладко сдавило сердце...
Около входа в метро Алик удержал ее за руку и небрежно бросил:
— Может, прошвырнемся еще? Погодка что надо...
— Можно... — помимо воли выдавила Алена, не понимая, зачем ей идти гулять с ним, если она чувствует себя рядом с ним так неловко и неудобно...
Алик, получив согласие, как будто перестал быть таким колючим. Оказалось, он умеет улыбаться, а не кривить уголки губ в скептической усмешке.
Он то кружил вокруг Алены, смешно размахивая этюдником, так что прохожие шарахались в стороны, то изображал пай-мальчика, склонялся перед нею, почти перегибаясь пополам, и поддерживал под локоток...
— А жаль, что в моих жилах нет крови графа Дракулы. Хан есть, а граф — увы!
— Жалеешь, что ты не вампир? — смеялась Алена.
— Но зато я могу поедать тебя глазами...
Временами он становился серьезным. Рассказывал, что
больше всего на свете любит рисовать море.
Оно всегда разное, никогда не повторяется. Только наметил на холсте волну, а ее уже сменила другая...
Морской пейзаж — всегда авторская фантазия, ведь море постоянно в динамике... А невнимательному наблюдателю кажется статичным...
Море — это улыбка Джоконды...
Алена вернулась домой только поздно вечером.
Тогда в ее отношениях с родителями еще не было напряжения, и она взахлеб рассказывала им о замечательном мальчике Алике из приморского крымского поселка.
Отец благосклонно кивал, а мать умиленно улыбалась: дескать, подросла дочка, уже с кавалерами гуляет...
