— Купает своих малышей. Мне до сих пор не верится, что Фредди меньше чем за два года родила двух мальчиков. Видно, наверстывает упущенное.
— Разве их не могла искупать няня? — удивилась Ева.
— Обычно так и бывает, — весело пояснила Дельфина. — Бедную женщину притащили для этого прямо из Калифорнии, но Фредди сейчас просто невозможно оторвать от ее отпрысков.
— Кто упоминает имя мое всуе?
В гостиную, размахивая щеткой для волос, своей чуть небрежной походкой стремительно вошла тридцатишестилетняя Фредди. Сейчас она более чем обычно напоминала сорванца в юбке светящейся в глазах душевной прямотой, безмятежной улыбкой и беззаботной веселостью, с которой готова была принять любой вызов судьбы.
— Дельфина, пожалей меня, — с отчаянием обратилась она к старшей сестре. — Сотвори что-нибудь с моими волосами! Что угодно! Ты у нас в этом деле главный специалист и лучше всех знаешь, что тут я абсолютно бессильна!
Фредди плюхнулась в кресло, высоко задрав длинные ноги в белых льняных брюках и выписывая ими в воздухе изящные пируэты. По одной только ее манере двигаться можно было догадаться, что Фредди рождена летать на любых самолетах, какие только существовали в истории воздухоплавания, подумала Ева.
Волосы ее младшей дочери — рыжие, цвета старой, потемневшей меди, были такими густыми и блестящими, что мгновенно привлекали к себе всеобщее внимание, едва Фредди где-нибудь появлялась, и настолько непослушными, что ни одному парикмахеру никогда не удавалось привести их в божеский вид. За всю поразительную карьеру Фредди, одной из самых знаменитых в мире летчиц, прославившейся отчаянной храбростью в годы второй мировой войны, с ее волосами справлялся только летный шлем и то до того лишь момента, пока Фредди его не снимала.
Ева смотрела на своих удивительно разных, но смелых, волевых, неистовых и безудержных дочерей, которых неумолимое время превратило во взрослых женщин.
— Выпьете со мной по бокалу шампанского? — предложила она и быстро откупорила бутылку поворотом щипчиков с плоскими краями, созданных несколько поколений назад специально для этой цели. Налив немного в свой бокал, Ева опытной рукой повертела его, чтобы пробудить вино от спячки. Она наблюдала, как исчезает пена с поверхности бледно-розовой жидкости. Отпив глоток и поняв, что вино не обмануло ее ожиданий, Ева ловко наполнила три бокала и вручила по одному каждой из дочерей.
— Никогда не забуду вкус моего первого шампанского, — сказала Фредди. — Я попробовала его здесь, на террасе замка, когда мы впервые все вместе приехали сюда погостить из Калифорнии. Мама, какой это был год? — В пронзительно синих, словно отражающих небо глазах Фредди появилось необычное мечтательное выражение.
— Тридцать третий, — ответила Ева. — Тебе тогда было всего тринадцать, однако твоя бабушка заявила, что ты уже вполне взрослая.
— Что сказала прабабушка? — полюбопытствовал голосок у двери гостиной. В комнату впорхнула четырнадцатилетняя дочь Фредди Энни в джинсах и мужской рубашке с закатанными рукавами. — А почему меня не пригласили на эти милые посиделки?
— Не лучше ли тебе присоединиться к детям? — спросила Фредди, разыгрывая строгую мать.
— Неужели я похожа на отца или какого-нибудь негодного мальчишку? — шутливо парировала Энни, дерзко усмехнувшись. — В нашей семье я единственная девочка такого возраста, и мне не подобает шляться по окрестностям с толпой мальчишек. Я полчасика подремала в своей комнате и не собираюсь спать сегодня ночью, если найдется хоть кто-то не из нашей родни, с кем можно будет потанцевать, — с восторгом объявила она.
Энни считала себя самой зрелой и мудрой из женщин семьи Лансель, отчасти даже взрослее, чем ее обожаемая бабушка.
— Что ты собираешься надеть? — поинтересовалась Ева.
— У меня ничего нет, — пожаловалась девочка, горестно покачивая кудрявой головой.
— Ты привезла два битком набитых чемодана, — рассмеялась Фредди. — Там куча нарядов.
— Но ни один из них не годится для сегодняшнего случая. Бабушка, можно мне заглянуть в твой гардероб?
— Сперва возьми бокал шампанского, — предложила Ева. Она ни в чем не могла отказать внучке.
Та с любопытством пригубила вино. Это было ее первое знакомство с шампанским. По французскому обычаю, когда пробуешь что-нибудь в первый раз, можно загадать желание. Сморщив прелестный носик, Энни отпила глоток побольше, чтобы распробовать вино по-настоящему.
— М-м-м… — Загадав желание, она сделала еще глоток.
— Ты почувствовала что-нибудь особенное? — спросила Ева.
— Да. Во рту у него один вкус, а когда я проглотила, стал другой — мое горло как-то необычно согрелось.
— Этой особенностью обладает только безупречное шампанское, — заметила Ева. — Этот сорт называется «Прощание».
Сделав еще один большой глоток, Энни отставила бокал и исчезла в бабушкиной спальне, где стоял громадный гардероб.
— У девочки природный вкус, — радостно сказала дочерям Ева. — Никто из вас за все эти годы ни разу не отметил «Прощания». Фредди, может, пришлешь сюда Энни на следующее лето поучиться искусству изготовления шампанского? Кто-то должен в свое время возглавить «Дом Лансель».
— Я полагала, что следующим летом она начнет летать, но, если захочет… почему бы и нет?
Энни выбежала из спальни, держа в руках вешалку. На ней висело красное шифоновое платье с тонкими ленточками бретелей над маленьким задрапированным корсажем. Бретели и пояс вокруг узкой талии были густо усыпаны искусственными бриллиантами, сверкающими так ярко, словно под прямым лучом света. Красная юбка в складку развевалась, будто танцевала в воздухе, а полоски шифона различной длины блестели. Даже на вешалке платье казалось волшебным: оно как бы обладало собственной жизнью и историей.
— Бабушка, только взгляни, какая прелесть! Я ничего подобного раньше не видела. Это просто сказка! Уверена, оно придется мне как раз впору, — многозначительно закончила Энни.
— Где ты его нашла? — удивленно спросила Ева.
— В самом дальнем углу гардероба. Оно висело у самой стенки. Оно прямо на меня сшито!
— Я… я и забыла, что оно там. Это очень старое платье, дорогая. Ему, должно быть, уже… о-о, больше сорока лет.
— Это неважно, для меня оно лучше любого нового. Куда ты его надевала?
— Это не мое платье, Энни… Это платье Мэдди.
Дельфина и Фредди с любопытством наклонились вперед, чтобы поближе рассмотреть платье. Так оно и есть… Вот оно какое — знаменитое платье Мэдди, подумала Дельфина. Платье, связанное с семейным скандалом, о котором она узнала много лет назад. Дельфина никогда не видела этого платья, хотя слышала о нем гораздо чаще, чем ей того хотелось. Фредди была заинтригована. Она, конечно, знала о Мэдди, но и вообразить не могла, что платье окажется таким же живым, как и они сами. Фредди тоже питала слабость к одному красному платью, которое бережно хранила, но ей и в голову не приходило, что мать может проявлять такую сентиментальность по отношению к платью Мэдди.
