Пейдж Тун - Люси в небесах

— Очаровательно. Тебе идет. 

Я в волнении слезаю с кровати и иду к гардеробному зеркалу, а Джеймс включает светильники в спальне. Украшения тут же вспыхивают искорками, белые бриллианты превосходно оттеняют мои темные волосы. 

Серьги тяжелые, но я их уже обожаю, и, думаю, никогда больше не сниму. 

— Спасибо. 

Поворачиваюсь к Джеймсу, и на глаза набегают слезы. Он протягивает мне руку, и я заползаю под одеяло в жаркие объятия любимого. 

— Тебе правда нужно сегодня на работу пораньше? — спрашиваю я, пока он покрывает поцелуями мою шею. 

— Не-а, не так уж и рано. 

— Ах ты, маленький негодяй… 

Он ухмыляется и раздевает меня, не трогая только бриллиантовые серьги… 

Включаю телефон: позарез нужно перечитать злосчастное сообщение. Смотрю на время доставки: девять вечера. Я пыталась дозвониться Джеймсу по пути к выходу на посадку в Хитроу. Он не ответил. Теперь понятно почему. Скорчиваюсь над унитазом, и меня опять рвет. 

Когда возвращаюсь, толстяк сидит возле прохода и ворчит, что я хожу туда-сюда весь вечер. 

Я никак не реагирую, а его жена сочувственно мне улыбается. 

— Милочка, с вами все в порядке? — вопрошает она, как только я опускаюсь в кресло. 

Этот маленький добрый жест окончательно ломает меня. 

— Нет, — выдыхаю я, и из глаз начинают струиться слезы. 

Худший полет в моей жизни. Не могу спать, не могу сосредоточиться ни на одном фильме. Принимаю снотворное, поджимаю ноги под окно и с трудом дремлю, так как постоянно то снятся кошмары, то затекают части тела. При каждом пробуждении меня встречает жестокая реальность, и я без конца проверяю время на цифровом табло, чтобы увидеть, сколько еще до Сингапура, откуда наконец-то получится позвонить Джеймсу. 

Десять часов пятьдесят одна минута… 

Семь часов тринадцать минут… 

Четыре часа двадцать минут… 

Это пытка. Что, если он не ответит? Нет, не могу сейчас об этом думать… 

Мы встретились на вечеринке в Лондоне три года назад — нас познакомил общий приятель. Джеймс уже работал юристом в фирме, а я только-только закончила университет. Сначала я даже внимания особого на него не обратила. Довольно высокий — около метра восьмидесяти, — хорошо сложенный, с коротко стриженными песочного цвета волосами. На нем еще был темно-серый костюм и белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, хотя Джеймс снял галстук, чтобы не выглядеть чересчур деловым. Но его дерзкая улыбка меня зацепила. Улыбка и голубые-голубые глаза. 

На первое свидание он повел меня в башню «Оксо», где мы пили шампанское, рассматривая сверху Лондон и лодки на Темзе. До постели дошло четыре дня спустя в квартире в Клэпхэме, которую он снимал вместе с парнем из Южной Африки по имени Алин. Через два месяца я переехала туда, а Алин перебрался в другое место. Некоторые считали, что мы съехались слишком быстро. Но мне не терпелось начать жить вместе. 

Джеймс оплачивал львиную долю стоимости аренды, пока я по вечерам разливала пинты горячительного в пабе, а днем стажировалась в «Агентстве Мэнди Ним», фирме, которая занималась продвижением чего угодно, от водки до блеска для губ. Спустя одиннадцать недель — за семь дней до истечения срока, отведенного на поиск «достойной работы», — мне посчастливилось оказаться в нужном месте в нужное время и занять в фирме мелкую должность. Сейчас я уже старший специалист по связям с общественностью, и все друзья твердят, что моя работа идеальна, ведь я могу забирать домой любые бесплатные образцы, какие только захочу. 

Теперь припоминаю: даже в начале отношений Джеймс мог прийти со службы позже, чем я со смены в пабе. Были ли необходимы все эти сверхурочные в офисе? Ведь тогда он вряд ли мне изменял… 

Нет. Нет. Это невозможно. Просто не понимаю. Он никогда бы меня не предал. Или нет? 

О господи, это непостижимо. Может, сообщение пришло мне по ошибке? Вдруг это друзья Джеймса отправили? Точно. Наверное, они сидели в баре, и, когда Джеймс отлучился в туалет, шутники стащили его телефон. Могло ведь произойти подобным образом, правда? Но в глубине души я знаю, что это далеко не так. 

Толстяк ржет над какой-то хохмой из телевизора. Его вторая половина постанывает во сне. Интересно, лучше ли ей спится, сидя в этом кресле, чем дома в кровати, когда матрас прогибается под весом туши супруга? Худышка и вправду выглядит умиротворенной. 

Выпрямляю ноги под передним сиденьем и шевелю ступнями. Я бы предпочла прогуляться туда-сюда по проходу, но не хочу снова затевать волокиту с протискиванием мимо жиртреста. 

О, да к черту! Поднимаюсь на кресле и перешагиваю через спящую жену соседа. 

— Не вставайте! — громко шепчу я в ответ на его удивленный взгляд. Осторожно ступаю, стараясь не задеть пальцами ног жирдяевы телеса, растекшиеся по подлокотникам. Наконец я свободна. 

Пару минут вышагиваю по проходу, пока не становится неловко. Тогда иду в уборную и закрываюсь там. Я выгляжу уставшей, изможденной. Глаза красные и припухшие. 

«О Джеймс… Я люблю тебя. И не хочу тебя терять». 

Полет длится целую вечность. Мне никогда еще не случалось так долго обходиться без телефона. Присаживаюсь на сиденье унитаза и начинаю плакать от отчаяния. 

Что мне делать? Мысль о том, что нужно перевозить все мои вещи из нашей квартиры… 

Нашей славной, славной квартиры. Мы купили ее прошлым летом. В Мэрилебоне, сразу за Хай-стрит. Обычная однушка, но я ее обожаю. 

На короткий момент меня пронзает гнев. Нет! Пусть проваливает Джеймс! Ублюдок! Если он спал со всеми подряд... 

Но ярость скоро вновь перетекает в отчаяние. Куда я пойду? Будет ли Джеймс жить с ней? При моих доходах я просто не смогу позволить себе ипотеку. Если я съеду, переберется ли к нему эта шлюха? Что я буду делать со всеми своими вещами? Как мы будем делить нашу музыку? А фильмы? Кому достанется диван? Телевизор? Кровать? О нет, кровать. «Пожалуйста, не думай о ней…» 

Это было как-то в январе: я проснулась в два часа ночи и увидела Джеймса в изножье постели. Он снимал брюки, очевидно, изо всех сил пытаясь удержаться на ногах. Он предупреждал, что задержится допоздна в офисе, но от него несло табачным дымом и спиртным. Я притворилась спящей, потому что мне не хотелось с ним говорить, когда он настолько пьян. На следующее утро обманщик отрицал похмелье, хотя его лицо было землистого оттенка. Утверждал, что пропустил лишь пару стаканчиков после работы. Не знаю, зачем понадобилось лгать — ведь было ясно, что Джеймс загулял и надрался. Но иногда с ним просто не имело смысла спорить.