Не озаботил меня и тот факт, что после двухчасовой прогулки глюки не изменились. Биг-Бен не превратился в Кремль и был виден согласно всем законам панорамы, а часы на нем шли в точном соответствии с законами физики. Вдобавок продавцы магазинчиков начали проявлять интерес ко мне и моему отсутствующему сопровождению. Затем появился голод. Нормальный, здоровый детский голод с грёзами об аппетитных щах. Но даже тут я не слишком обеспокоилась.
Не насторожил меня и полицейский, который не добился внятного ответа и забрал меня в участок. Когда приехала карета скорой помощи и врач после осмотра поднял бучу, я лишь с восхищением отметила редкостную реалистичность галлюцинации и решила пока не говорить, что в собственном сне способна сама о себе позаботиться. Выскакивать на улицу в попытке улететь и поближе рассмотреть дирижабль тоже не стала. Тут у сна сюжет начинался, не пропускать же? Вдруг там дальше приключения?
А кома не переставала поражать реалистичностью и последовательностью событий. Люди обратили внимание на моё подозрительное спокойствие и благостную улыбку. Из полицейского участка меня перевезли в больницу.
Болеть в стимпанке мне не понравилось. Нет, никаких ужасов вроде кровопусканий и пиявок не прописали, да и чистоту тут соблюдали, но отношение ко мне было… мягко говоря, наплевательское. Кровь на посторонние вещества не проверили, кроме головы, ничего не осмотрели, о психологах тут вообще не слышали, а психиатр подтвердил амнезию всего парой вопросов. Вот оформление рентген-кабинета вызвало приступ восхищения – все эти символы, рычажки, знаки и камушки, которые двигались, щелкали и мерцали, оказались прекрасны.
- Почему кровь на анализ не взяли? – не утерпела я, выйдя из кабинки и взяв в руки футболку.
- Зачем? – удивился врач, который внимательно рассматривал картинку на своем мониторе.
- Ну… А вдруг меня чем-то напоили?
- Нет, тебя ничем не поили, - всё так же удивленно выговорил он.
- Но как вы об этом узнали?
Он хмыкнул и поманил меня к себе, побуждая заглянуть в машинку. Я глянула и обалдела. На мониторе поочередно отобразились картинки мальчишеского тела: строение скелета, кровеносных сосудов, нервных тканей, внутренних органов и прочие анатомические подробности c анализом всех этих систем и различных жидкостей, которые в них плавали. Какой рентген? Тут МРТ нервно курит в сторонке!
Каюсь, восхищение на родном и могучем я не удержала.
- Как это работает?
Врач пожал плечами.
- Эльтская технология, - ответил он непонятно и вчитался в анализы.
Я бесцеремонно склонилась над его плечом.
Зубодробительные термины и старая-добрая латынь сложились в диагноз – черепно-мозговая травма средней тяжести, ушиб. Причем, судя по снимку, ходила я так уже давно.
Врач, очевидно, вычитал что-то еще, потому что взгляды в мою сторону последовали весьма странные. Меня моментально определили в стационар для наблюдения, причем этот дяденька зашел ко мне раз двадцать за день под всякими предлогами. Учитывая, что я пребывала в теле мальчика приблизительно тринадцати лет, интерес с его стороны выглядел не самым лучшим образом. В принципе, мужчина был ничего так, но тело упорно отказывалось не только менять пол, но и становиться старше. Для осознанного сна нетипично, но я и не всегда могла управиться со снами. Практики в таких делах было маловато.
После оказания помощи со мной возжелали поговорить полицейские. И только это заставило меня немного подумать над размерами подкравшегося песца.
- Как тебя зовут? – спросила полицейская леди.
И тут-то в моей ударенной башке встал такой действительно нехилый вопрос: а и правда, как назваться? Поди докажи глюку, что он глюк, а я не мальчик, а взрослая девочка! Наверное, на моём лице отобразилась часть этих дум, потому что полицейская леди успокаивающим тоном зажурчала:
- Не волнуйся, ничего страшного, если ты чего-то не помнишь. После такого удара по голове это естественно. Скажи, пожалуйста, где ты был до того, как оказался на площади?
Я была в родном Поволжье! И на дворе была зима! Но вслух я, естественно, ничего говорить не стала. Говорить своим существам из подсознания, что они ненастоящие, грубо. Можно огрести. Поэтому я серьезно почесала затылок с шишкой и проблеяла:
- Эм… Ну… Я был дома.
- А где твой дом? - терпеливо продолжала допрос леди. - У тебя русский акцент, ты жил в России?
- Ну… - я заколебалась. Сколько там мне дал врач? Тринадцать? – Да, я жил в России, у Волги. Еще помню, что моя семья часто переезжала, последней была деревня. Она располагалась между холмом и небольшой речкой. И всё. Еще я помню, что дважды два – четыре. И правописание я помню. И то, что я русский… А как оказался здесь…
Шел, упал, очнулся – гипс!
- Не помню!
- Какое вчера было число?
- М-м… Тринадцатое февраля, - честно ответила я и добавила. - Только оно, судя по всем признакам, было не вчера.
- А год?
- Две тысячи двадцатый!
- Сегодня две тысячи двадцать второй, - тяжело вздохнула леди и повернулась к своему напарнику.
Вот кошмарный язык! Когда медленно разговаривают и тянут слоги – красиво, но стоит перейти на быструю речь – абзац. Как будто каши в рот набрали и болтают с набитым ртом. Причем слова сливались друг с другом так, что смысл ускользал напрочь.
Подозрительный врач заметил мою гримасу и подвинулся ближе. В серых глазах светилась жалость.
- Голова болит? Кружится?
- Не особо.
Он протянул мне руку.
- Артур Гаррисон.
Я машинально её пожала.
- Ва... дим.
Дедушка был Вадимом, папка так хотел сына назвать, но родилась я. Родители не придумали ничего лучше, чем назвать меня Валентиной. Быть Валькой еще и в коме? Вот уж дудки!
Артур погладил меня по голове.
– Не волнуйся, полиция обязательно найдет твоих родных. Ты здорово знаешь английский язык. Где ты так его выучил?
- В школе... Наверное.
Гимназии с языковым уклоном, если точно. А потом был предмет в университете, а потом еще были дополнительные курсы. Матушка всегда мне говорила, что языки в жизни пригодятся каждому. Вот и пригодилось. Хотя, может, как раз из-за этого мне чудится Лондон?
- А где я буду жить? - спросила я.
- Пока ищут твоих родителей, в специальном заведении.
- В приюте?
- Не волнуйся, я там часто бываю по работе.
- Что-то как-то мне не успокоилось и не захотелось ехать в приют, где часто бывают по работе врачи, - заметила я.
Артур улыбнулся.
- В любом случае сначала ты будешь лечиться. Может быть, твои родные найдутся, пока ты здесь?
- Может быть...
- А пока устраивайся поудобнее, сейчас принесут обед.
Кормили тут неплохо. Традиционной английской кухней можно было наслаждаться. Не понравился только молочный пудинг. Еще в душе, куда меня загнали после осмотра, не было горячей воды. Холод я, конечно, ощутила слабо, но сам факт! Не безобразие ли? Хотя о чем я? Это же кома.
После отбоя в палатах резко выключили освещение. Я легла под тонкое одеяло, устроилась поудобнее и закрыла глаза. Из наступившей тишины, которую нарушало только сопение соседей, вылетел тонкий, едва уловимый, словно лесное эхо, писк приборов. Я сначала вскинулась, но звук сразу пропал и возобновился лишь тогда, когда глаза оказались снова закрытыми. До меня дошло – это аппарат жизнеобеспечения оттуда, из реальности.
В надежде, что проснусь уже в родной больнице, я провалилась в сон. Надежды оказались бесплодными. И на следующий вечер, и на последующий тоже.
Галлюцинации не прекращались. Персонажи не менялись. Всё шло последовательно, четко и логично. Буквы на табличках складывались в связный текст, который сохранялся даже если на него посмотреть через час. Пальцы на руках и ногах спокойно считались как слева направо, так и справа налево, не меняясь в количестве. Тоненькое колечко «Спаси и сохрани» не превращалось в перстень. Отражение в зеркале можно было рассмотреть до последней волосинки.
