Другие студенты бормочут и шипят, когда я прохожу мимо, некоторые даже торжествующе ухмыляются, как будто они поняли, что происходит. Это только заставляет меня нервничать еще больше.
Когда мы освобождаемся от разъяренной толпы, мне удается пробормотать: — Куда ты меня ведешь?
— Административное здание, — отвечает он, не удостоив меня взглядом.
— Но, почему?
— Вам все сообщат, как только мы прибудем. Просто пойдем
— Ты это видел, верно? — Мой голос звучит так истерично, что мне приходится сделать глубокий вдох, прежде чем я продолжу: — Что они там со мной делали?
Он издает какой-то звук, снова не смотрит на меня, но благодаря огням новостного вертолета, пролетающего над головой, я вижу, как он сжимает челюсти. — Мы скоро будем в административном здании.
Я уже сталкивалась с подобными ситуациями раньше, поэтому знаю, что больше нет смысла задавать какие-либо вопросы. Он ни черта мне не скажет. Очень вероятно, что он даже сам не знает, что происходит. Он просто должен доставить меня к вышестоящим властям, которые, без сомнения, будут подробно расспрашивать меня.
Хотя почему? Зачем они ведут меня в административное здание? Слышал ли офицер, что говорили другие студенты? Что они обвиняют меня в пожаре в доме Ангелов?
Если бы они это сделают, я, возможно, в еще большем дерьме, чем думала.
Когда мы наконец добираемся до места назначения в центре кампуса, он не замедляет шаг, когда мы поднимаемся по каменным ступеням к главному входу, и я делаю очень большие шаги, чтобы не отставать от него.
Внутри здания кипит деятельность, странное зрелище в это время ночи, но неудивительно, учитывая пожар. Офицер ведет меня через безумный хаос, в то время как учителя и сотрудники мечутся туда-сюда, предупреждая о обеспокоенных звонках родителей и запросах прессы.
Мы поднимаемся по широкой лестнице на второй этаж, и он поворачивает меня в направлении апартаментов вожатых.
Мое сердце колотится, когда он провожает меня внутрь, а затем ведет в конференц-зал. Там есть длинный блестящий стол, он выдвигает один из стульев к самой его середине и говорит мне сесть. Я делаю это нерешительно, глядя на него широко раскрытыми, неуверенными глазами.
— Пожалуйста, скажите мне, что происходит, — я снова пытаюсь получить больше информации, хотя знаю, что это бесполезно. Конечно же, он просто смотрит на меня, приподняв бровь, затем поворачивается и выходит из комнаты, не сказав больше ни слова.
Дерьмо.
Я уже играла в эту игру раньше, в игру ожидания. Несчастный случай с Джеймсом был даже не первым моим взаимодействием с властями. Это один из печальных результатов того, что Дженн стала матерью. Я довольно хорошо познакомилась с полицейскими домами, регулярно подвергаясь допросам CPS и властей о маме и ее употреблении наркотиков, сообщниках по наркотикам и торговле наркотиками.
К тому времени, когда мне исполнилось двенадцать, я уже была хранилищем, и копы в конце концов перестали допрашивать меня со своим обязательным социальным работником. Они знали, что пытаться заставить меня стучать, пустая трата сил и времени.
По крайней мере, до тех пор, пока не случился Джеймс и весь Рейфорт не потребовал крови за кровь.
Тогда они очень заинтересовались тем, что я должна была сказать.
Страх начинает вселяться, превращая меня в нервную и
нетерпеливую. Я помню, что будет дальше. Часы допроса. Обвинения. Хороший коп, плохой коп, чушь собачья, когда они будут пытаться меня сломать.
Я уже проходила через все это раньше, за исключением самого последнего раза, когда я выздоравливала на больничной койке, когда меня допрашивали о смерти моего лучшего друга.
Хотя я не могу понять, почему сейчас я стала подозреваемой. Меня не было рядом с общежитием, когда начался пожар.
Моя невиновность может и не иметь значения, поскольку весь кампус, похоже, считает меня виновной.
Впервые почти за год я жалею, что не вернулась домой. По крайней мере, я знала, как справляться с подобными ситуациями в моем собственном мире. И Ангелвью Академия чертовски уверена, что это не так. Я здесь просто гость, притворяюсь среди богатых и влиятельных, и очевидно, что все они хотели бы увидеть, как я провалюсь в забытье и разобьюсь на куски, точно так же, как та бутылка с водой, которую они бросили мне в лицо.
Сделав глубокий вдох, я кладу руки на стол и крепко зажмуриваюсь.
— Успокойся, — шепчу я снова и снова, слезы разочарования текут по моим щекам. Я смахиваю их вместе с грязью от нападения моих одноклассников, затем провожу руками по своим длинным растрепанным волосам. — Успокойся, черт возьми, Мэл.
Я не сделала ничего плохого, но мое сердцебиение не замедляется, и мой желудок не перестаёт булькать, ощущение что он может взорваться в любой момент.
Мне снова трудно дышать. Больше всего на свете я хотела бы позвонить Карли. Она бы точно знала, что сказать, чтобы помочь мне успокоиться. Она была первым человеком, который дал мне настоящую стабильность, но сейчас я этого не чувствую. Даже близко. Я нахожусь на выступе, совсем одна, в одном шаге от падения в бесконечную пропасть. Нет никого, кто мог бы оттащить меня от края и спасти от самой себя.
Никакой Карли, чтобы утешить меня.
Ни Лони, ни Генри, чтобы прикрывать мою спину.
Никакого Лиама, чтобы привлечь меня.
Нет Сэйнта, который мог бы вывести меня из себя.
Сэйнт. Чертов Сэйнт.
Мысли о нем не помогают слезам исчезнуть. От этого становится только хуже. Я так напугана тем, что он мертв, что у меня в груди словно что-то обрушивается. Я хватаю ртом воздух и хлопаю ладонями по столу, как будто это удержит меня от спирали, в которую я вот-вот влечу.
Он не может быть мертв.
Мысль о том, чтобы быть кем угодно, только не процветающим, высокомерным и большим, чем жизнь, кажется такой ... неправильной. Между нами так много неразрешенного. Так много ярости, желания, тоски и печали.
Если он уйдет, что будет со всем этим? Буду ли я вынужден носить этот груз с собой всю оставшуюся жизнь, без надежды на завершение? Неужели я так и останусь с этой гигантской дырой в сердце только потому, что так и не узнала, почему он сделал со мной то, что сделал?
Наконец плотина прорывается, несмотря на все мои усилия сдержаться, и мои медленно падающие слезы превращаются в ливень, когда я вспоминаю свое последнее общение с ним.
Сэйнт взорвал весь мой мир, не моргнув глазом. Выглядя так, как будто ему было все равно. Я возненавидела его больше, чем когда-либо, после того, как он это сделал. Я ударила его и угрожала ему, и…
Блядь.
Я угрожала убить его сегодня вечером.
И в то время я имела в виду каждое слово, когда люди стояли вокруг и слушали, как я это говорю.
Я дала ему пощечину, пригрозила, и его общежитие сгорело всего несколько часов спустя.
Вот почему я здесь.
Все равно они все думают обо мне самое худшее. Почему бы им не подумать, что я способна кого-то убить, особенно его?
Но я этого не делала. Все не так, как в прошлый раз. Это не Джеймс. На этот раз я действительно не имела к этому никакого отношения.
Я слышу, как щелкает дверь, и напрягаюсь, мои ногти впиваются в крышку стола, пока я жду, кто войдет внутрь.
Вздох облегчения срывается с моих губ, когда директор Олдридж и миссис Уилмер, старший школьный консультант, входят в дверь.
— Мисс Эллис, — говорит директор Олдридж своим обычным твердым голосом, его брови слегка сдвигаются, когда он замечает мой внешний вид. — Спасибо, что пришли так охотно.
— Конечно, сэр, — шепчу я. Они не копы, так что со мной, возможно, все будет в порядке.
Может быть, дело все-таки не в пожаре. Может быть, они хотят поговорить об этой катастрофе на собрании или даже о толпе, которая только что пыталась забить меня камнями до смерти. Я чувствую крошечный трепет надежды, что, может быть, все будет не так ужасно, как я предполагала.
— Мисс Эллис, прежде чем мы перейдем к причине, по которой вы здесь, я должен спросить, как вы себя чувствуете? — Беспокойство сводит брови миссис Уилмер, и я моргаю, глядя на стройную блондинку.
