— Вы ходили на мыс? — Хинрик поочередно бросал недобрые взгляды на беглецов. И, если Петер, потупив взор, робко ожидал своей участи, то Энн решила пойти в наступление.
— Давай, беги жаловаться, злостный тролль!
— Энн, — предостерегающе рявкнул парень. — Ты же знаешь, что отец запретил туда ходить! Вроде немаленькая, должна понимать, что там опасно!
— Хинрик, ты зануда! — подбежав к брату, девчонка ласково обняла его за плечи. — Но я тебя все равно люблю! Киты вернулись! Мы просто посмотрели.
— Если отец узнает...
— Хинрик, так не говори, если не спросит! — Энн клюнула парня в щеку. — Ну же, не сердись на меня! Вот увидишь, когда перееду в город, тебе еще будет меня не хватать.
— Когда ты уже съедешь наконец! Даже представить себе не можешь, как я от тебя устал, — и Хинрик не шутил. Не умел. Не хотел. Он был занудой и моралистом. Энн называла его " юным старичком", но все равно любила и всегда заботилась.
Энн, Хинрик, Петер и Оскар жили вместе с отцом и матерью в маленькой деревушке, на юго-западном побережье Исландии. Девятнадцатилетняя Энн была самой старшей из детей Ларуса Хаканссона и Арны Бьердоттир. Хинрик же всего на год ее младше, но именно этот факт выводил парня из себя больше всего. Ему хотелось быть главным, а не подчиняться рыжей девчонке. Кстати, Энн была единственной в семье рыжеволосой с лицом, усыпанным веснушками, как ночное небо звездами. Одно время Хинрик часто подшучивал над сестрой, что та неродная. Подкидыш. Приемная. Что взяли ее Ларус и Арна лишь из жалости. А Энн переживала и бывало плакала в подушку, пока никто не видел. Но после того как подобные слухи дошли до Ларуса, разговоры прекратились раз и навсегда.
— Отец все же решил выставить Странника на продажу, — задумчиво и немного печально заявил Хинрик, когда ребята возвращались к деревне от заброшенной часовни.
— Туда ему и дорога, — поддержал разговор Петер, — это не конь, а наказание.
— Петер! — вмешалась Энн. — Это просто ты трусишка. У Странника в глазах целая вселенная. Он умный и с характером, потому с ним и непросто.
Петер надулся, негодуя, что в очередной раз его прозвали трусом и, подняв воротник толстовки, отвернулся.
— Я никогда не встречал существа более преданного, чем Странник. Отец несправедлив! — заступился и Хинрик за любимого скакуна.
— Мне тоже его будет не хватать, — Энн подошла чуть ближе к брату и бережно взяла за руку, — ты же знаешь.
И Хинрик действительно знал. Никто кроме него и Энн больше не любил Странника такой чистой и безграничной любовью.
— Выставка через неделю. Энн, как переубедить отца?
— Мы что-нибудь придумаем!
Говорят, что общее горе сближает. Наверно, именно это уберегло Энн и Петера от гнева отца. Хинрик, ощутив на себе поддержку сестры, не стал жаловаться Ларусу, хотя сегодня ребята и нарушили главное правило их семьи: не подходить к обрыву ближе, чем на полмили.
Вечерело. Арна суетилась на кухне, Ларус вместе с Петером пытались научить Оскара читать, а Энн сидела у окна и всматривалась вдаль, в сторону конюшен, где Хинрик слонялся возле пустого загона и злостно пинал воздух под ногами.
— Пап, — позвала Энн, — Хинрик сказал, что Странник с нами последнюю неделю. Это так?
— Да, Энни, я решил продать его, — весьма равнодушно ответил отец, не отрываясь от планшета с прыгающими буквами.
— Но это же Странник, пап. Как мы без него?
— Всего лишь строптивый и упрямый конь. Исландских скакунов ценят за покорность и преданность, а этот? Я устал, Энн, с ним бороться. Он слишком своевольный!
Таких не любят. Такие никому не нужны. Такой была и сама Энн. Наверно, поэтому отец всегда относился к ней более сдержанно и местами холодно, нежели к покорным и смиренным сыновьям.
— И кто же его купит? Мне кажется, молва о его несносном характере шагает на мили вперед его самого. Разве нет?
— Энн, это пока только выставка. Но знаешь, Кристоф обещал покупателей с материка.
— Папа, — раздался тонкий голос пятилетнего Оскара, — а правда, что киты вернулись?
Петер и Энн тут же напряглись: кто-то проболтался!
— Кто тебе сказал такое, малыш? — деланно спокойно и ласково спросил Ларус, но внутри у него зарождался ураган, готовый снести любого на своем пути.
— Никто, я просто слышал, как Петер болтал по телефону.
Глаза Ларуса моментально потемнели, предупреждая о неминуемой буре, но пока он держался. Пока...
— Петер? — строго спросил отец, переводя свое внимание на сына.
— Да мы просто с Марией из класса болтали. Наверно, Оскар не так все понял, — сжавшись от страха, неуверенным голосом попытался объяснить Петер, но врать он совершенно не умел. И отец это знал.
— Он ни при чем, отец! — как можно быстрее вступилась Энн. Меньше всего ей хотелось, чтобы отец срывал злость на беззащитном мальчишке. — Это я Петеру рассказала про китов. Я ходила на мыс, хотела с ним попрощаться, и увидела их.
Ларус не просто закипал, он был похож на самый горячий гейзер. Медленно встал, совершенно позабыв про планшет, который с глухим ударом упал на пол, и навис над дочерью.
— Ты знаешь правила, Энн?
— Да, — уверено ответила девчонка. Уже ни раз и ни два она нарушала прописные истины этого дома и последствия, как и поведение Ларуса, ее не удивляли.
— Молись, Энн! Чтобы Бог простил твое непослушание и ослабил наказание.
Но Энн продолжала смотреть в окно. Молись- не молись, а отец в любом случае возьмет в руки ремень и оставит на коже алые следы.
— Ларус, милый, давай отложим твой праведный гнев на вечер — пора к столу! — так вовремя подоспела Арна.
Еще одним непреклонным правилом этого дома были семейные ужины, пропускать которые без уважительной причины каралось очередным наказанием.
Ларус громко выдохнул, но спорить с женой не стал.
Уже позже за столом все склонились в благодарственной молитве. Но только Энн, задумавшись о своем, снова смотрела в окно.
— Дрянная девчонка! — взревел и без того разъяренный мужчина. Он еще не успел найти выход первой волне своего гнева, как Энн снова провоцировала его.
— Мало того, что не чтишь традиций нашего дома, — Ларус вскочил из-за стола, и, опершись мощными и мозолистыми ладонями о самый его край, наклонился к дочери. — Так еще и атеистка! Вся в мать!
Последняя фраза вырвалась из его уст случайно и необдуманно. Но именно в этот момент все сидящие за столом, пожалуй, кроме Оскара, напряглись. Арна не была атеисткой. Скорее набожной лютеранкой, о чем знал каждый житель их маленькой деревушки.
Ларус и сам понял, что взболтнул не то. Вот только сказанного не вернуть. Он сел обратно на свое место и, обхватив руками голову, вспомнил слова покойной сестры, которые та так любила повторять:
"Три вещи нельзя скрыть: солнце, луну и истину."
2. Гость
— Вот это город! Даже не верится, Энн, что совсем скоро мы будем жить здесь, а не в нашем захолустье!
Яркие красочные домики, манящие витрины магазинов и местных кафешек, толпы людей, да даже количество автомобилей были в диковинку для двух девчонок, приехавших в столицу из деревни. Конечно, они бывали здесь и раньше, и даже не по одному разу. Но одно дело приехать в гости на пару дней или по делам, и совсем другое — самостоятельно жить в большом городе.
Хилдер и Энн, знакомые, казалось, с пеленок, были примерно одного возраста и даже внешне чем-то похожи, пожалуй, за исключением рыжего цвета волос. В этом году они закончили старшую школу и поступили в столичный университет.
— А мне будет не хватать дома. И братьев. И мамы. И лошадей, — перечисляла Энн, держа Хилдер за руку.
Девчонки неспешно бродили вдоль улицы Лаугавегур¹, наслаждаясь атмосферой яркого города, в предвкушении скорой свободы и независимости. В столицу они приехали ранним утром, чтобы оформить необходимые документы в университете, и уже успели присмотреть квартиру, которую планировали снимать вместе в ближайшие три года. Светлая, просторная, а главное — совсем рядом с их будущим местом учебы, правда с немного более дорогой арендой, чем рассчитывали и могли себе позволить.
