Добивает меня Аля, вынуждая с сожалением оставить чай на столе и обреченно плестись следом за ней по коридору.
В наполовину заполненный конференц-зал я проскальзываю неохотно. Желудок снова сжимается, сбиваюсь с шага, потому что замерший у трибуны Лебедев меня замечает. Нехорошо хмурится и трет запястье там, где болтаются часы стоимостью в мой автомобиль.
Падаю на кресло на одном из дальних рядов, но Никита продолжает прожигать дыру у меня во лбу до тех пор, пока не подтягиваются ребята из других отделов и не повисает вязкая тяжелая тишина.
– Доброе утро, коллеги. Хотя сложно назвать его добрым. Цифры в отчетах неутешительные. Прибыль упала в два раза. Часть постоянных клиентов ушла к конкурентам. В общем, в этом месяце премии ни у кого не будет.
После такого известия глухой ропот прокатывается по залу. Кто-то планировал потратить деньги на кредиты, кто-то хотел отложить часть суммы на ипотеку, Аня из бухгалтерии хотела купить ребенку новый планшет.
Правда, гам стоит недолго и исчезает в ту же секунду, когда Лебедев предупредительно опускает ладонь на трибуну.
– Также нас ждет сокращение. Список передам в отдел кадров после обеда. Коллеги, призываю вас более ответственно относиться к своей работе. Спасибо.
Никита звучит жестко. Ни у кого не возникает сомнений, что новый руководитель настроен решительно. Поникшие, люди встают со своих мест и направляются к выходу. Я же медлю и судорожно мну рукав блузки.
Оказывается, не зря.
Прокашлявшись, Лебедев поворачивается в нашу с Алей сторону и пришпиливает меня нечитаемым взглядом к креслу.
– Ильина, зайдите в мой кабинет через полчаса.
Где-то рядом взрывается атомная бомба. Пульс достигает критической отметки. Я устало прикрываю подрагивающие веки.
Неужели он о чем-то догадывается?
Глава 2
Кира
Шаг. Второй. Третий.
Замираю в приемной, как вкопанная. Делаю глубокий вдох и шумно выдуваю из легких напряжение.
– Кир, может, воды?
Секретарь Лебедева, Жанна, отрывается от монитора и сочувственно на меня смотрит. Тянется к шкафчику, достает пластиковый стаканчик и подбородком кивает на куллер.
– Спасибо.
С энтузиазмом утопающего хватаюсь за предложенную отсрочку и жадно заталкиваю в себя влагу, едва не захлебываясь, когда оживающий селектор произносит голосом Никиты.
– Ильина здесь?
– Да.
– Зови.
Жалкие метры до кабинета преодолеваю, как марафонскую дистанцию, и нерешительно проскальзываю внутрь. Примерзаю к порогу.
Под пронизывающим взглядом Лебедева становится неуютно. Блузка кажется тесной, юбка узкой, туфли и вовсе вдруг начинают натирать.
– Проходи, садись.
Никита высекает холодно и возвращается к разложенным на столе бумагам. Испещряет поля пометками, хмурится, покусывает кончик карандаша. Я же успеваю перебрать в уме сотни вариантов и отмести их все.
Никто не мог рассказать ему про Митю.
Мысленно дав себе пощечину, я отклеиваюсь от паркета и перемещаюсь в кресло напротив Лебедева. Держу спину прямо, складываю руки на коленях и надеюсь, что он не заметит, как мелко подрагивают мои пальцы.
Повисшая пауза видится мучительной вечностью.
– Степанова сегодня передаст дела. Мне нужно, чтобы ты ее заменила.
– Не думаю, что моя квалификация…
Закончить фразу не успеваю. Никита перебивает.
– Все нормально с твоей квалификацией. Сколько в помощниках юриста ходишь?
– Четыре года.
Вздрогнув, вцепляюсь в натягивающуюся ткань юбки и едва справляюсь с давлением. Лебедев прет, как танк. Ему неважно мое мнение, он заранее все решил. И я обязана встроиться в картину его мира, как деталь паззла.
– Более чем достаточно. К тому же, отец о тебе хорошо отзывался.
– Как он?
Забываю напрочь о квалификации и о должности. Вспоминаю, что Сергей Дмитриевич в больнице, и невольно ежусь. У них очень тесная связь с сыном, так что Никита сильно переживает. Его волнение выдают прорезающая высокий лоб линия и судорожно дергающийся кадык.
– Состояние стабильно тяжелое, но врачи обещают, что выкарабкается.
– Слава богу.
Выдыхаю с облегчением, как будто врач только что сообщил, что это с моим близким родственником все будет в порядке.
Несмотря на то что для семьи Лебедева я всегда была белой вороной и нежеланной спутницей их сына, я не желаю им ничего плохого и не хочу, чтобы Никита терял кого-то из родных.
– Я подниму твой оклад. Увеличу премию…
– Но?
Пока я перебираю в уме десятки обидных слов, когда-то высказанных в мой адрес, Лебедев возвращается к прерванной теме. Я же вздергиваю подбородок и перестаю дышать. Прекрасно осознаю, что в словах собеседника кроется подвох. Сомневаюсь, что он просто так осыплет меня деньгами за красивые глаза.
– Работы станет больше. Придется чаще задерживаться, иногда сопровождать меня в командировки. Готова?
Зажмуриваюсь.
Готова ли я?
Каждый день видеть Никиту и таскать договоры ему на согласование? Останавливаться с ним в одном отеле, жить через стену и улыбаться за завтраком, как хорошему коллеге и справедливому боссу? Терпеть аритмию и гипоксию при его приближении?
– Готова.
Сцепив зубы, говорю твердо.
На одной чаше весов лежит моя потрепанная гордость. На другой – обещанный Митьке самокат и новая хоккейная экипировка. Конечно, я ставлю в приоритет своего медвежонка, тем более зная, что родители всегда побудут с ним и подстрахуют в случае необходимости.
Глупо отказываться от такого щедрого предложения.
– Вот и прекрасно. Пришлось срочно сесть на место отца. Столько всего навалилось одновременно, с людьми толком не познакомился. Не знаю, кому в компании можно доверять, а кому нет.
– Мне, значит, доверяешь?
Роняю прежде, чем успеваю прикусить язык, и внимательно вглядываюсь в лицо Никиты. Вопреки здравому смыслу пытаюсь найти отголоски былых чувств.
Справляюсь с утихшим волнением не сразу. Спустя пару минут замечаю усталость. Она сквозит в сгорбленных мощных плечах Никиты, угадывается в опущенных уголках губ, легко читается в синеве под глазами.
И мне вдруг хочется податься вперед и разгладить глубокую складку, залегшую между бровями Лебедева. Вопреки массе причин, по которым я по-прежнему могу на него злиться и таить обиды.
– Доверяю, – без колебаний произносит Никита и тянет расстрельный список, в одну секунду руша очарование момента. – Отнеси, пожалуйста, в кадры.
– Павлова, Соколова, Терентьева? Оксана недавно вышла из декрета и гасит ипотеку. Анька тянет троих детей. Лиза развелась в прошлом месяце и одна воспитывает дочку.
Ошеломленно смотрю на расплывающиеся фамилии и закипаю. Как можно быть таким черствым? Как можно одним росчерком пера лишить девчонок средств к существованию?
– Кира, не начинай, – жестко осекает Лебедев и даже не морщится от выливающегося на него осуждения. – Павлова постоянно опаздывает. Соколова зависает на сайтах для знакомств. Терентьева косячит с контрактами. Удивляюсь, почему отец до сих пор их не сократил.
– Потому что Сергей Дмитриевич добрый и чуткий. А ты бесчувственный чурбан!
– Кира!
Гаркает Никита предупредительно, но и это меня не отрезвляет. Инстинкт самосохранения улетучивается, и я с воодушевлением самоубийцы наступаю на бронетранспортер.
– А если бы у меня был ребенок и я что-то не успевала, ты бы так же легко меня сократил?
Выпаливаю провокационный вопрос и сдавленно ойкаю. Явно хватаю лишнего и не медля корю себя за вспыльчивость. Никто не любит сотрудников с маленькими вечно болеющими детьми, поэтому я скрыла, что у меня есть сын, когда устраивалась.
В фирме не знают о Мите. Так и должно оставаться впредь.
– Зачем обсуждать то, чего нет, Кира? Я стараюсь минимизировать наши потери. Надеюсь, когда-нибудь ты это поймешь.
Отрезает Лебедев, а я спешно ретируюсь из его кабинета. Не вывожу это противостояние. Ощущаю жгучее покалывание между лопаток до тех пор, пока за моей спиной не захлопывается дверь, и буквально вываливаюсь через порог.
