как болванчик: на каждый вопрос – кивок.
– А еще вам оплачиваются жилье, машина, водитель, прочие работники, одежда, еда, развлечения, учеба. Мне все перечислить?
– Достаточно.
Он прав. Пока я училась в школе, за мной был уход по высшему разряду. Уборщики, повара, репетиторы, даже водитель, который оказался очень приятным мужчиной чуть за сорок, с которым мы всегда болтали. Он и сейчас возит меня, но сегодня я предпочла отказаться от его услуг. А если опекун следит за мной? Узнает, что я приехала сюда и надавит на адвоката. Хотя Петр Сергеевич может и сам ему все рассказать.
Я никому не могу доверять.
– Пожалуй, я пойду.
Поднимаюсь со стула, грациозно поправляю платье, которое надела специально, чтобы произвести на адвоката положительное впечатление. Хотела, чтобы он видел во мне взрослую девушку, а не ребенка. Не получилось.
– Эрика…
– Спасибо.
Поднимаю раскрытую ладонь перед собой, давая понять – мы поговорили. Он качает головой и замолкает. Чтобы Петр Сергеевич не хотел мне сказать, пусть лучше оставит при себе. Я и так на грани.
Еще семь лет терпеть опекуна. Ненавижу. Лучше бы он разбился на том вертолете, а не мои родители.
Поднимаю свою сумочку, прикусывая щеку с обратной стороны, – так я сдерживаю гнев, и выхожу из кабинета. Вслед мне летит прощание, но я молчу. Не могу говорить. Рот наполнен слюной с металлическим вкусом. Я прикусила щеку до крови.
Миную приемную. Опять прощание, которое я едва ли слышу. Спускаюсь, поражаясь, что ноги все еще двигаются, хотя чувствуются деревяшками. Напротив главных дверей, ведущих в это здание, стоит белоснежная машина Лекси. Моя подруга. Наверное, единственная. Она машет мне рукой.
Сегодня я предпочла, чтобы моим водителем стала одноклассница. Та, которой я могу доверить свои слезы.
Кстати, ее настоящее имя Александра Степанова. Но она ненавидит свое имя также сильно, как я ненавижу опекуна. Только причины разные. Ей кажется, что родители слишком просто ее назвали, а мои вон придумали и выпендрились. Лекси хочет такого же внимания. Ее желание выделиться всего лишь зависть, и я знаю об этом, но с ней просто. Просто потому, что она знает, кто я настоящая и дружит со мной. Хотя, в этой дружбе виноваты мои мифические деньги. Пусть и так. Мне достаточно и такой «дружбы».
Лекси хмурится, когда видит мое печальное лицо. Я забираюсь в салон, в котором прохладно и приятно пахнет. Лекси тянет ко мне руку и треплет волосы.
– Эй, ты чего?
Пожимаю плечами.
– Совсем жопа, да? Что этот старикан сказал?
Я хочу вывалить на нее всё, что думаю: всю ту злость, которая рвет на части, но сухо пересказываю слова адвоката. Лекси шипит.
– Вот же сволочь! – последнее, что она произносит прежде, чем замолчать. Ударяет руками по рулю и ворчит. – Куда теперь?
– Домой.
Я вновь пожимаю плечами, потому что говорить больше не могу. Ничего не могу. Платье становится невыносимо узким, стягивает кожу, которая зудит и ноет. Хочу сорвать с себя тряпки, залезть в прохладную воду и побыть наедине. Лекси навряд ли уедет, но плевать. Пусть ворчит, пока я буду стараться не утонуть.
– Домой так домой, – произносит она, заводя мотор и трогая быструю машинку, подаренную родителями на совершеннолетие.
Мы едем по проспекту. Я молчу, мрачно созерцая мир вокруг, а Лекси то и дело что-то бормочет, пока до меня не доносится ее воодушевленный голос.
– Слушай, а может, ну его? Ну, подумаешь еще семь лет ждать.
– Он тоже так сказал. Адвокат.
Лекси негативно реагирует на мой тон. Наверное, ее бы устроил такой расклад. Деньги же есть, париться ни о чем не нужно. Но дело не в деньгах. Дело в нём. В опекуне. Правда, я ничего не рассказываю, потому что одна мысль о нём заставляет меня трястись в приступе слепой ярости.
– Тебе нужно расслабиться, – безапелляционно заявляет подруга.
Я хмыкаю. Каждый раз если что-то идет не по плану, Лекси предлагает расслабиться. То в салон сходить, то за шмотками. У меня все шкафы забиты ненужной одеждой, которую я упрямо покупаю, лишь бы добавить опекуну лишнюю головную боль. Я ведь примерная девочка – отчитываюсь за каждую потраченную копейку. Хотя навряд ли он интересуется моей жизнью. Карманных денег и так хватает.
– Что предлагаешь? В кино?
Лекси отрицательно качает головой и зловеще усмехается.
– Черт! Эрика, у тебя не было нормального праздника. Восемнадцать лет! Пора бы покутить по-взрослому.
– Не думаю, что это отличная идея.
– Да ладно, не бойся. Все будет в порядке. Просто отметим твой день рождения как положено. Позовем только своих.
Я хмурюсь. Не нравится мне идея устраивать вечеринки, но Лекси в чем-то права. Я слишком долго была примерной девочкой, можно чуточку побунтовать. Совсем немного.
Лекси довозит меня до дома, но со мной не поднимается. У нее есть планы, в которые я вникать не собираюсь. Она зовет меня в салон, но я категорично отказываюсь и поднимаюсь к себе, еле перебирая ногами. Осколки желаний, которые я хотела бы осуществить, неприятно царапают сердце.
В квартире меня встречает Нина Николаевна. Она работает на меня (точнее, на опекуна) три года и присматривает за хозяйством. Заботится о еде, уборке и, скорее всего, докладывает опекуну о каждом моем шаге. Я морщусь, представляя, как эта низенькая полноватая женщина сорока шести лет от роду следит за мной, проверяет вещи, шарит в столах и шкафах, вытряхивает мусорные корзины, и каждый вечер передает письменное сообщение, сколько раз я ходила туалет или когда у меня в последний раз были месячные.
Накручивая себя, прохожу мимо и уныло киваю на ее приветствие.
– Эрика, вы сегодня рано уехали.
Я кривлю улыбку и сообщаю, что составила подруге компанию.
Нина Николаевна кивает так, будто принимает мой ответ. Хотя уверена, адвокат уже спешит с донесением опекуну. Вздохнув, прохожу мимо и закрываюсь в своей комнате. Мне вслед летит предложение пообедать, но я отказываюсь. Сейчас даже хлебная крошка не влезет в горло.
С тоской смотрю на кровать. Я заправляю ее сама, потому что в восемнадцать бросать смятые простыни и сваленные горой подушки уже как-то стыдно, но Нина Николаевна поправляет за мной всё, вплоть даже шторы распахивает так, словно тут только что снимали для обложки модного журнала. Идеально.
«Устроим вечеринку», – голос Лекси звучит в ушах эхом.
Я трясу головой, пытаясь заглушить ее слова, хотя за идею цепляюсь. Возможно, мне действительно пора перестать кусать себя за локти и повеселиться? Тем более по пути, пока мы возвращались от адвоката, Лекси уже накидала план:
