голову.
– Здравствуйте, прошу прощения… Меня направили к Вам по поводу работы…
Услышала женский голос:
– Проходите и садитесь. Не топчитесь.
Сглотнула, закрыла за собой дверь и прошла к большому деревянному столу. Села на свободный стул, положила сумочку на колени и стала рассматривать кабинет. Он был светлым, свежим и солнечным. Таким его делали бледно-жёлтые обои, красивые цветы, правильно подобранная белая мебель. Вот, если бы и стол был бы в тон… А ещё бы картину сюда, с пейзажем гор или летнего леса…
– Будьте любезны, Ваше резюме.
Я посмотрела на женщину и улыбнулась.
У Джоанны Повалье были тёмные волосы, собранные в пучок. На глазах красовались красивые очки в белой оправе. Алые губы растянулись в неком подобии улыбки. Мадемуазель определённо любит красный цвет. Губы, ногти, костюм… Но, на мой взгляд, перебор.
Я порылась в сумке и извлекла из неё нужный лист. Передала начальнице.
Женщина быстро пробежалась по нему взглядом и, отложив в сторону, посмотрела на меня.
– Шарлотта Боннер, двадцать один год, не замужем, но уже с таким огромным послужным списком. Я насчитала порядка десяти рабочих мест за последний год. В чём причина их недолговечности?
– В основном, не устраивали работодатели. Они просили намного больше, чем я могла дать…
– Например, мадемуазель Боннер? – настойчиво спросила Джоанна.
Сделала вдох.
– Например, работала секретарем. Место хорошее, не спорю и платят прилично… Но, мой начальник хотел, чтобы я одевалась лучше, каблуки и всё такое, – я посмотрела на Повалье, – А буквально вчера ещё раз унизил меня, тыкнув носом на неблагополучие моей семьи и мило попросил оказать ему сексуальные услуги. Взамен на место работы и прибавку к жалованью.
Мадемуазель Повалье что-то промычала.
– Какой у Вас опыт работы официанткой?
Подсчитала и выдала:
– Чуть больше полугода. Это если считать все места, где я работала.
– Не густо, но поправимо. Если бы не необходимость в сотрудниках, я бы Вам отказала. Мне плевать, что там у Вас в семье, едите ли Вы утром или сколько у Вас любовников. Вы должны приходить в ресторан к девяти и уходить не раньше семи. К этому включите час на обед. Он зависит от наплыва посетителей. Работаете через день, чередуясь с другим официантом. И, естественно, испытательный срок – месяц. Оплата будет зависеть от Вашей работы. Чаевые, полученные со столика, Ваши.
– С-спасибо, – промямлила я, – Мадемуазель…
– Мадам, – поправили меня, – Но можете меня называть просто Джоанна, как и все здесь.
– Хорошо. Спасибо, что приняли меня.
– Не благодарите раньше времени, Шарлотта. Сейчас, идите к Джерому, он Вас проконсультирует.
Непонимающе посмотрела на женщину.
– А это…
– Администратор. Тот кто, по всей видимости, Вас ко мне направил.
– Хорошо. Спасибо ещё раз. Мне, правда, очень нужна эта работа…
– Надеюсь. Всё, ступайте.
Джоанна явно не была настроена на какой-либо разговор. Это и понятно. Где она и где я?
Я встала, разгладила пальто, буркнула «до свидания» и вышла из кабинета. Меня слегка потряхивало от волнения. Одинокая слеза скатилась по щеке. Меня взяли. Я смогу зарабатывать… Смогу купить Арману лекарств и может, чуть-чуть еды.
С воодушевлением я быстрым и размашистым шагом пошла, искать Джерома. Что-то подсказывало мне, что этот тип ещё подсобит мне в дальнейшем. Но ничего, у меня терпения много…
Ровно через полтора часа, вышла из ресторана с полным набором инструкций. Джер в мельчайших подробностях рассказал мне мои должностные обязанности и что будет, если я допущу ошибку. От этого человека мне сильно не по душе. На работу выходить завтра в одежде: чёрный низ и белый верх. Честно говоря, я боялась. Неизвестность мучила, как и чувство обречённости. Работать не для себя, а для семьи – это благородно, правильно. Но порой, задумывалась, а что если было бы всё иначе? Арман ходил бы в школу, я закончила бы колледж… Возможно бы, папа не ушёл от нас. Всё было бы хорошо, даже очень. И этого никогда не будет. Арман не станет прежним, как и мама. А я превратилась в ломовую лошадь. Только и знаю, что работаю.
Что ж… Нужно ехать домой. Снова туда, где царит безысходность.
Я любила свою семью и одновременно ненавидела эту безрадостную жизнь. Когда у брата случаются припадки, сердце замирает от боли. Страшно становится. Если не будет лечения – не будет жизни.
Вздохнула и пошла обратно к подземному проходу, а далее к автобусной остановке. Серые будни можно приравнять к серости моей жизни.
Примерно через полчаса, сидя в транспорте, смотрела на мелькающие картинки за окном. Париж был прекрасным и загадочным городом. Я хотела покорить его, хотела творить, учиться и быть под стать современной молодёжи: наслаждаться мгновениями. Горестно сознавать свою беспомощность.
Я надеялась, что Арману станет лучше, что он вылечится, но понимала, что шанс очень маленький и денег не хватит, чтобы этот шанс повысить. Так что смерть брата была лишь временной отсрочкой. Я думаю, мама это знает и поэтому так цепляется за него, часами смотрит на сына, читает ему, рассказывает истории из нашей жизни.
Автобус остановился, и пришлось выходить.
По дороге домой зашла в магазин и купила молока с хлебом. Пока покупала, продавщица смотрела на меня с жалостью, бормоча что-то себе под нос.
Придя домой, тихо прикрыла дверь и услышала, знакомые голоса на кухне: мамин и отцовский.
– Жанни, ты сама должна понимать, что мучаешь его! – прокричал отец.
Что-то разбилось, и я поспешила раздеться.
– Мучаю? А ты что делаешь? Не поддерживаешь, не помогаешь! Это и твой сын тоже!
Голос мамы дрожал.
Я тихо подошла к запертой кухонной двери и стала слушать.
– А чем я могу помочь? Врачи сказали, что, не поддерживая жизнь лекарствами и операциями, он не проживёт и года. Шелли работает, как проклятая, загубила собственную жизнь…
– На благо семьи, для брата! – прокричала мать.
– Он умрёт, признай уже это, Жаннет! А Шелли останется без образования, без шанса на будущее! Я ушёл не от дочери и сына, а от твоего чёртового эгоизма. Посмотри на Армана. С каждой неделей, месяцем ему только хуже. А ты думаешь о том, чтобы Шарлотта работала сутками, чтобы были деньги.
– Если бы помогал, – прошипела мать, – То не пришлось бы твоей любимице столько работать.
По щекам потекли слёзы. Папа меня защищал, а мама… Я не могу её винить. Что не сделает женщина, чтобы спасти своего ребёнка? Всё.
– И чем я могу помочь? Мы всё распродали, я живу в общежитии с четырьмя мужиками и работаю на стройке. Ты думаешь, мне много платят?
– Было бы очень хорошо, если бы
