детства, впрочем, как и рукоприкладство.
Мать отчего-то считала, что в том, чтобы ударить собственного ребенка нет ничего дурного, и речь не шла о легком шлепке по попе, нет. Так меня воспитывали — кнутом, и почти без пряников. С тех пор ничего не изменилось. Нет, конечно, мать не всегда была в дурном настроении и назвать ее совсем уж плохой матерью было нельзя. Она любила меня, просто по-своему, только я такой любви не понимала и вряд ли когда-то пойму.
Мама растила меня одна, часто нам не хватало денег, впрочем, отсутствие денег и являлось вечной причиной дурного настроения мамы. А я просто попадалась под руку.
— Мусор вынеси, потом я с тобой поговорю, и космы свои нормально собери, выглядишь как какая-то проститутка, — я в очередной раз поджала губы, и забрала у матери пакет.
Мои волосы — это отдельная тема. Придираться к моей прическе было любимым делом мамы. По ее мнению, я всегда должна была зачесывать их назад и собирать в хвост, и, упаси Боже, я посмею их распустить.Ничего не говоря, я развернулась и направилась к выходу. В прихожей обулась быстро, схватила с полки ключи и выскочила за дверь. Оказавшись в подъезде, немного выдохнула и пошлепала вниз по лестнице.
Мусорные баки находились в пяти минутах ходьбы от дома. Втянув теплый летний воздух, я взглянула на совершенно чистое, усыпанное звездами небо и, прикрыв глаза, еще раз повторила себе, что уже совсем скоро я съеду из этой квартиры.
Выбросив мусор, я оглянулась вокруг. Улица была практически пуста, лишь редкие прохожие нарушали абсолютную тишину. Домой возвращаться не хотелось, мне предстоял тяжелый вечер, наполненный очередными обвинениями и нелестными эпитетами, а потому, вздохнув, я прошла несколько метров и уселась на лавочку.
Все равно получу сегодня, а так хоть в тишине немного посижу, отдалю неизбежное.
Лина
Просидев на скамье добрых полчаса, я, тяжело вздохнув, поднялась на ноги, втянула в легкие теплый вечерний воздух и побрела в сторону дома. Меня ждал очередной скандал, избежать которого не представлялось возможности. Мать наверняка рвет и мечет, и, если учесть тот факт, что телефон я благополучно оставила в комнате, попадет мне прилично. До конца лета оставалось два месяца, ровно шестесят два дня и я буду свободна, как ветер. В конце августа, прямо перед началом учебы, я собиралась съехать из отчего дома и отправиться, так сказать, на вольные хлеба.
Мама, конечно, ничего не подозревала. Я вообще стараюсь максимально избегать общения с ней. Врать я никогда не умела, а потому действительно боялась, что мать заподозрит неладное.
Она, естественно, даже не догадывалась, что вот уже почти месяц я подрабатываю курьером и откладываю деньги, пряча их в небольшой коробочке, в самом дальнем углу верхней полки своего большого шкафа.
Мне даже удалось отыскать себе жилье. Условия не королевские, конечно, так — небольшая лачуга в одном из частных секторов на отшибе города. Можно было найти что-то получше, но тут сыграли роль три факта: первый — я хочу жить одна, второй — я хочу жить как можно дальше от места, в котором выросла, третий — найденный мною домик сдавали за копейки.
Хозяйка моего будущего жилища — милейшая женщина шестидесяти трех лет, искала хоть кого-нибудь, кто готов был следить за ее избушкой, так как сама она собирается переезжать в нерезиновую, к сыну. Так что цена, можно сказать, символическая. Впрочем, все не так плохо. В доме имеется все необходимое, я даже посмотреть успела, и договор аренды подписать. Мне много и не надо. Кровать, санузел, плита, да стол со стулом. В этом плане проблем в доме не было, а то, что старый — ну так ничего, живут же люди.
В любом случае, — это куда лучше, чем продолжать ежедневно выслушивать стенания о том, какая я никчемная. Мама до сих пор мне простить не может, что учиться я решила в родном городе, выбрав вполне осознано, местный университет. Она-то уже все распланировала, и, по планам ее наполеоновским, учиться я, конечно, должна была в столице.
Как я буду туда поступать? Да как все! Так она считала.
Вот только невдомек ей было, что конкурс там куда выше и желающих намного больше. И сколько бы я ни пыталась объяснить ей сей простой до боли факт, пробиться сквозь толстенную стену непонимания и обиды мне так и не удалось.
— Танька с Володькой же как-то поступили, — парировала мать, считая, что приводит достаточно весомые аргументы в пользу своей непоколебимой позиции.
— Они занимались, мама! С репетиторами! — я пыталась достучаться. Напрасно.
Мать только фыркала в ответ, заявляя, что это бессмысленный спор и учиться мне тоже никто не мешал. А в репетиторах необходимости нет, все знания должны давать в школе.
«Должны, но не обязаны»
Я только вздыхала и молча разводила руками. Конечно, ведь Таньке с Володькой заниматься с репетиторами не стыдно, Танька с Володькой молодцы, эдакие вундеркинды.
Я всю свою жизнь только и слышала, что Танька да Володька то, Танька да Володька сё.
Таня и Володя — дети родной сестры моей матери. Мои двоюродные брат и сестра. Мне всю жизнь их в пример ставили, а меня тошнило от очередных успехов Танечки и Володечки. Нет, я никогда не завидовала, я вообще завидовать не умею, нет во мне такой программы, не заложена. Но и желания лишний раз видеть родню у меня нет. Я даже с праздниками их сквозь зубы поздравляла.
Два года назад в Москву уехала Танька, еще год спустя — Володька. Танька пробилась в МГУ на журналистику, через бешенный конкурс, естественно. Тетя Наташа с дядей Валерой все нарадоваться не могли, и никак не упускали шанса напомнить, какая умница их Танечка. Мама их чувства разделяла с особым энтузиазмом. Володька поступил в НИУ ВШЭ, ходил потом важный такой, как павлин в период случки.
На их фоне я выглядела белой вороной. Мама меня не поняла. Нет, в чем-то она права, конечно, поступить можно было и без репетиторов. В наше время чего только нет в интернете, готовься за ради Бога. Только я не хотела, не лежало у меня сердце к поступлению в столичные вузы, да и к самой столице. Не люблю я суету эту, толкучки, спешку. Москва, говорят, никогда не спит, и я охотно в это верю. Мне город этот больше муравейник напоминает. Люди
