Я стою в коридоре и медленно умираю, слушая удаляющийся цокот каблуков.
Сердце разлетается на осколки.
— Слишком порядочный, — я смеюсь, захлопывая входную дверь. — Слишком порядочный мерзавец.
Когда мое ослабевшее тело опускается на пол, я прижимаюсь головой к стене и рыдаю, царапая ногтями идеально покрашенную стенку. Флешбэком в голове проносятся немногочисленные кадры того, как я наведывалась к мужу на работу. И моментально я вспоминаю все.
Ира. Я вспомнила тебя, Ира. Новая секретарша моего мужа.
2
Я с трудом поднимаюсь на подрагивающие ноги и устремляюсь в сторону комнаты, стирая с щек бесконечные потоки слез. Теперь понятно, откуда взялись внеплановые командировки, задержки…Да, я действительно не могу родить, что мы только ни делали, к кому только не обращались. И пусть по анализам я здорова, он здоров, но детей нет.
У подруг уже вторые и третьи, а я все никак. Мы не распространялись, и от того сейчас мне паршиво так, как никогда. Ира никак не могла узнать такие подробности, если только ОН не рассказал ей.
Каждый новый тест при очередной задержке становится отличным поводом, чтобы впасть в безумие. Очередная полоска, не сигнализирующая о начале новой жизни. А сейчас и тесты делать бесполезно, как можно забеременеть, не живя половой жизнью?
Все поменялось. Когда? Вчера, месяц, год назад? Когда он вступил в должность на место моего отца…с появлением денег менялся и человек, незаметно, по чуть-чуть. Я принимала изменения, в некоторых винила себя…Больше денег, больше власти, новая должность, и наконец-то на место Геры пришел хмурый Герман.
Со стоном сажусь за стол и наливаю стакан воды, после чего делаю жадный глоток. Холод обжигает горло и не приносит успокоения. Обвожу невидящим взглядом окружающие себя предметы. Забавно так, все здесь, в этом доме, выбирала я, создавала уют тоже я, проект кухни и квартиры в целом мой, но я никто. Теперь никто. Гирлянда продолжает мигать, апельсины разложены на кухонном столе, запах стоит прекрасный. А в душе агония. Время верить в чудеса? Мои развеялись пеплом по бывшей счастливой жизни. Была ли она вообще?
Кого я обманываю? Все к этому шло, но почему так больно? Как будто в первый раз…
— Хм, по какому поводу на этот раз? — звучит голос моего мужа. Я даже не замечаю, как Герман приходит.
— Привет, порядочный, — поднимаю заплаканный взгляд и веду ним по идеально отглаженной рубашке и такому же идеальному костюму. Да.Никтопостарался. Замираю и концентрируюсь на глазах, они ведь зеркало души?
Муж играет желваками, недоволен, его обычно бесят подобные вещи. Недосказанность — главная причина для гнева, но и выяснять отношения он не любит. Стоит передо мной холеный и идеальный.
Пять лет брака, пять лет, и все коту под хвост. Права была моя мама, когда говорила о том, что у меня напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. И не умею я выбирать мужчин…Ей не нравился никто, возможно, не просто так. Отец в этом плане был более лояльным, но Германа так же не взлюбил, ему только один человек нравился.
— Ты не в себе, как обычно? — Герман скептически поднимает бровь и расстегивает верхние пуговицы рубашки. Небритое лицо искажается странной эмоцией. Да, я часто не в себе, потому что отчаялась, потому что сил больше не осталось на борьбу, а он мне совсем не помогает.
Как обычно…Усмехаюсь на этот раз печально. И да, мы ругаемся, и с каждым разом скандалы становятся все масштабнее и масштабнее. Я упорно стою на своем и прошу поменять клинику, а он говорит, что я ищу проблему не там. Что плохого в том, чтобы обратиться к другим специалистам, если ты на самом деле хочешь детей? Если…
— О нет, что ты. Жена порядочного мужа не может быть не в себе, она ведь должна быть идеальной, да? — откидываюсь на спинку барного стула и прикрываю опухшие веки. Мне больно. Боль струится по телу и выжигает кожу. Я обещала себе, что больше никогда не переживу подобного, но…все повторяется. — Она должна проглатывать все, что предоставит ей муж. Порядочный.
— Вит, нет желания играть в мозгоклюйство. Ты либо говори прямо, либо захлопни рот. И без тебя хватает тех, кто полощет мне мозг, — Герман скидывает пиджак, остается в одной рубашке, плотно обтягивающей тело. Он хорош. Всегда. Не то что я. Особенно за последние три года, ведь я была не в себе, когда все…случилось. Господи, даже думать об этом тошно. Я не в себе, да, я не в себе. Пусть будет так.
Возможно, именно я виновата в том, что происходит сейчас. Я причина и следствие.
— Я все знаю.
— И что же знает моя дорогая жена? — в голосе звучит насмешка.
Я переживу это, как пережила очень много чего «до».
— Твоя беременная любовница приходила сегодня и довольно красноречиво поведала мне обо всем. Это все. Мы разводимся, — смотрю на мужа и считываю мельчайше эмоции. Я знаю его и читаю как открытую книгу. Судорога проходится по мужскому лицу, но в следующий момент Герман возобновляет контроль над эмоциями, и нечитаемая маска опускается на лицо.
Правда.
Мои пальцы не выдерживают, и стакан с водой соскальзывает, разбиваясь о кафельный пол. Звук действует отрезвляюще. Я прикусываю губу, рассматривая переливающиеся от света гирлянд капли на мраморном полу.
*******
«Я никогда не поступил бы с тобой так, как он» набатом звучат слова Германа, которые он шептал много лет назад. Он был просто другом. Все мы были друзьями…когда-то.
А затем случилось нечто, и только Герман остался рядом, после как-то незаметно для себя я влюбилась, с ним и залечила свои раны.
Сейчас…Боже, как это больно.
— Вау. Какая экспрессия, какой символизм! Браво, все как ты любишь. Только зрителей нет, чтобы оценить постановку, — муж подходит ко мне, откидывая тапочками осколки. — Мы поговорим завтра, когда ты прекратишь истерику.
— Я не буду говорить с тобой ни сегодня, ни завтра, я не хочу тебя видеть! — срываюсь на крик.
В тот момент, когда я собирала себя по частям после гибели родных, а после пыталась докопаться до причин, почему у нас нет детей, он нашел выход в другом месте. — Боже, я верила тебе, Герман. Я доверилась тебе целиком и полностью, а ты поступил…— нет сил закончить мысль, нет голоса.
Что с нами стало? Во рту разливается металлический привкус от прикушенной губы, но я не реагирую и продолжаю терзать израненную плоть. Мы же любили друг друга, Гер.
Внутренности переворачиваются, когда я медленно поднимаюсь с места и вперяюсь взглядом в мужа.
— Никакого развода не будет, — припечатывает он в ответ, после чего стремительно подходит ко мне.
Ах, так? Эмоции, разумеется, глушат меня, но я не сдаюсь. Глотку дерет, глаза наливаются кровью. Никогда я не смогу простить предательство…никогда.
— Будет, потому что я ни минуты не проживу с тобой под одной крышей, — рука взметается вверх, ладонь практически касается лица Германа, но жесткий захват не дает мне закончить начатое. Муж с силой обхватывает запястье и толкает меня к стене. Лицо свирепое, злобное. Страх мокрыми щупальцами поднимается по спине.
— Ах, вот, как ты запела, девочка моя. А теперь слушай меня сюда, очень внимательно слушай. Никакого развода не будет, а если ты только попробуешь рыпнуться, или создать шумиху, то кто-то очень горько об этом пожалеет. Ты без меня никто, ни денег, ни работы. Квартира родителей? Ну поживешь без рубля и вернешься как миленькая, так что не делай резких движений. И потом, ты должна мне сказать «спасибо», у тебя будет ребенок. Вот родит Ира, заберу сына, и сиди нянчись. В чем проблема? Раз ты не смогла обеспечить меня наследником, то другие вполне на это способны, — каждое слово впивается в мое истекающее кровью сердце метко, но больше не причиняет боли.
После злобной тирады мужчины я смотрю на него отрешенно.
— И запомни, ты все равно моя, — горячая ладонь касается моего лица, но я отшатываюсь как от пощечины. В один момент я умерла морально. Он угрожает мне?
