к его груди, она медленно начала двигаться вниз, как тут незнакомка оторвалась от его шеи. Даже того приглушенного света, которому удалось добраться до этого угла, хватило, чтобы увидеть, как с ее губ падают сияющие густые капли. Теперь ее черные глаза сияли, а улыбка обнажала тонкие клыки, наполовину скрытые под темной вуалью, которая, распадаясь на густые капли, начала укрывать ее грудь.
— Угощайся, — произнесли эти губы, едва дав себе труд пошевелиться. И мраморно-белые руки развернули голову юноши в ее сторону, открыв взгляду поток густого и пьянящего одним своим видом лакомства, льющегося из гостеприимно раскрытой раны. Дважды повторять не пришлось. Нет ни в этом мире, ни по другую его сторону ничего подобного этому нектару, в котором можно было раствориться всем своим существом, чтобы потом вернуться назад иной, новой, спокойной и счастливой тем счастьем, которое может подарить лишь долгий взгляд в вечность. И сейчас, пока она, утопив клыки в нежной коже, глоток за глотком поглощала этот эликсир жизни, толчок за толчком выплескивающийся прямо в нее, в такт еще бьющемуся под ее ладонью сердцу, вечность наблюдала за ними с нежностью и спокойствием.
— Неправда ли, лучше, чем крек? — догонял ее ускользающее сознание голос, снова заглушивший все вокруг. Но она уже почти ничего не слышала, только почувствовала, как чья-то мягкая ладонь легла на ее колено.
Музыка продолжала играть, но сейчас она превратилась из сотрясающих все вокруг ударов в мягкое покрывало. Ее глаза были закрыты, и сама она плыла в потоке той неги, которую испытываешь, когда ничто вокруг не может потревожить движения звездного неба у тебя над головой. Где-то на периферии ощущений были шелк рубашки, что укрывала плечи ее недавнего угощения, холод его кожи, вспышки света, то и дело проносящиеся перед глазами. Так можно было лежать целую вечность, слушая слабое сердцебиение и наслаждаясь новой жизнью, растекающейся по каждой клеточке твоего тела. Обновление тела, памяти и сознания — вот что нес в себе тот живительный эликсир, поступающий вместе с густыми багряными каплями, которые всякий раз казались ей сладкими, с чем многие могли бы поспорить. Среди людей ходили легенды, что помимо этого он приносит силу. Да, это так, только для этого вам нужно стать вампиром. Может быть, именно об этом мечтал тот, на чьем едва живом теле она сейчас лежала?
— Да, я обещала его обратить, когда придет время. — Снова раздался голос, способности которого оставаться единственным среди всех прочих она уже не удивлялась. — Меня зовут Шири. А тебя?
— Эфрат, меня зовут Эфрат.
— Древнее имя? Ты решила оставить его?
— Да, пусть люди знают, с чем имеют дело.
— И как? Помогает?
Эфрат рассмеялась, и засохшая кровь потрескалась на ее губах.
— Шутишь? Они же просто безнадежны. Необразованны и самонадеянны, а тупы настолько, что даже не подозревают об этом. Особенно мужики. Они же думают, что я им вызов бросаю, типа я такая вся недоступная, докажи мне, что ты крутой. Челлендж прямо во всех легкодоступных местах у них возникает.
— Да, люди — это настоящая патология создателя, не могут пережить, что вообще-то всем глубоко плевать на их существование. Снеки болтливые.
— Ты что! Мы же тут буквально живем ради них. И гардероб для них выбираем и на улицу ради них, болезных, выходим.
— Да жить вообще ради них начали! Что ни платье, так беспокойство, а что же они, венец творения, подумают.
— Там вместо «венец» другое слово должно быть…
Они еще какое-то время лениво смеялись и обмениваясь скабрезными остротами на тему человечества и его достижений, скрываясь за завесой дыма и общей атмосферы безразличия посетителей по отношению друг к другу. Но вскоре пришло время собираться.
Говорят, если осушить человека до последней капли крови, душа оставит тело, потому что кровь — это седалище души. Всякий раз поглощая чью-то жизнь, она тщательно выбирала объект, ведь он становился тем материалом, из которого она вновь и вновь воссоздавала себя, приобретая все новые и новые качества, знания и навыки, будто растворявшиеся в ней вместе с кровью бывшего хозяина или хозяйки. Она не знала, куда отправляются души после внезапной смерти тела, но знала, что каждое существо создало в своем сознании как свою жизнь в этом мире, так и ту, которая последует за ней. И она предпочитала тех, кто был способен на оригинальные идеи.
— Нам придется довести его до машины. — Голос Шири прервал сладостные размышления.
— Зачем? Ты что, их коллекционируешь?
— Нет, просто это мой постоянный донор. Чистая голова, чистая кровь, к тому же, редкой группы, потому так вкусно.
А ведь и правда, вкус был такой нежный, он буквально за секунды уносил в путешествие по тем волнам, которые удерживают человека над бездной, в которую падает всякий, чей час пришел. Иногда, когда их полет подходит к концу, они видят свет. А иногда им везет меньше.
— Хорошо, идем. Вы оба можете остаться у меня. На столько, на сколько потребуется.
— Есть пара лишних гробов?
— Есть гостевая комната без окон.
Нет, она не была настолько чувствительна к свету, чтобы совсем не появляться на дневном солнце, но предпочитала его избегать. Если сил было достаточно, такие встречи казались просто не самым приятным событием в жизни, но если сил хватало едва-едва, то несколько дней пребывания в постели в отвратительном настроении, а нередко и с тошнотой ей обеспечены. Не совсем та компания, которую она хотела бы иметь в своей постели.
Их путь лежал за пределы города, сомкнувшего в своем кольце сердце Европы. Дороги в этих местах были просторными и безлюдными, можно было ехать, не опасаясь столкнуться с кем-то, в том числе и с не в меру бдительной полицией. Это не было решающим критерием при выборе дома, но в конечном итоге стало приятным бонусом. И сегодня пустынные дороги стали для нее залогом спокойного возвращения домой, где можно восстановить силы и подготовиться к следующему дню. Или же взять небольшой перерыв и позволить себе роскошь быть собой. Тем более, что подобралась такая приятная компания.
— Отличная идея. Давай зависнем на пару дней. Ну, то есть ночей.
— Эй! Это мои мысли. Соблюдай границы.
— Брось. Это просто удачное совпадение.
Шири сидела рядом с ней на пассажирском сиденье, закинув ноги на приборную панель, так что каблуки ее туфель иногда стучали о лобовое стекло. Не без удовольствия Эфрат наблюдала за ее движениями, то ли наполненными негой от недавно пережитого совместного наслаждения, то ли по природе своей столь медленными и манящими. Да, притягательность была свойственна
