их породе. По дороге в пасть хищника пища должна быть спокойной и счастливой, преисполненной радости и блаженства. Можно сказать, чем ты притягательнее, тем проще тебе живется, зверь сам бежит на ловца, как в той поговорке. Зверь, предвкушающий самые изысканные удовольствия. В каком-то смысле эти ожидания оправдываются.
Размышляя о пище, Эфрат невольно облизывала губы. В уголках рта все еще можно было почувствовать насыщенные металлический вкус недавней трапезы.
— Куда ты смотришь? Смотри на дорогу… — пробормотала Шири, лукаво улыбаясь.
— У меня отлично развито боковое зрение, можешь не беспокоиться.
— Тогда ты ничего не упустишь, если будешь следить за дорогой.
— Нет необходимости, мы приехали.
Машина замедлила ход и вскоре они остановились у решетчатых ворот, за которыми угадывались очертания небольшого дома. Было темно, но можно было разглядеть архитектуру, характерную для загородных домов Европы. Той самой Европы, которую Эфрат знала с начала девятнадцатого века. Этот дом принадлежал ей, сколько она себя помнила. С ее точки зрения, этот срок был не таким уж долгим, но многие бы с ней не согласились. Ведь люди не всегда знают, куда девать даже те короткие десятки лет, которые их тело способно прожить без надлежащей поддержки, что уж говорить о сотнях лет, и уж точно ничего тут не скажешь о тысячах.
— Мне нужно достать пульт, убери ноги, пожалуйста.
— Разве я тебе мешаю?
— Как скажешь. — Эфрат потянулась к ящику под приборной доской и не смогла сразу найти пульт, ведь действовать приходилось наощупь. Эфрат подвинулась ближе к ящику, но это не сильно помогло — видимо, пульт оказался где-то в глубине. Пришлось потянуться еще дальше, и так она прислонилась щекой к холодной коже Шири, к которой ей тут же захотелось прижаться еще плотнее, позволив магии вампирского очарования унести себя в страну иллюзий и тех фантазий, которые эти существа провоцировали в сознании всех, кто их когда-либо встречал.
Но Эфрат быстро вернулась к реальности, нащупав пальцами пульт где-то в углу ящика.
— Добро пожаловать. — Она нажала кнопку пульта, и ворота перед ними начали медленно открываться, приглашая проложить себе дорогу сквозь тьму, окружавшую особняк. Для обычных людей это было путешествие в одну сторону, но сегодня все было иначе. Ей с гостями предстояло приятно провести время, к тому же, в эти выходные она ждала и других визитеров.
— Ты приготовила нам угощение?
— Я точно не планирую голодать в выходные.
— Ты уверена в своих поставщиках? Извини, но я должна спросить. Столько всякой заразы вокруг…
— Не волнуйся. — Эфрат прекрасно знала, чем может обернуться употребление зараженной крови — тем же, чем и использование нестерилизованных инструментов. — Мои доноры не только проверены, но и имеют особенно утонченный вкус. Лучшие люди мира всегда тянулись к вечности.
— А она — к ним.
— Верно. Некоторые из них ее и в самом деле заслуживают. Нам надо аккуратно подходить к выбору компании на ближайшие сотни лет.
— И к выбору блюд к обеду…
— Да. Съешь не то, потом голова болит от тех мыслей, которые в ней появляются.
— Не говори, как будто болезней тела им было мало, они еще мозги свои решили уничтожить.
— А потому я щедро плачу своим поставщикам за по-настоящему качественный… ммм, круг общения.
— Так ты планируешь светский прием? Мне стоило взять платья подлиннее?
— Пожалуй, нет. Гости бы мне этого не простили. — Эфрат рассмеялась и нажала на педаль газа. Машина медленно проплыла сквозь ворота, которые закрылись за ней так же бесшумно, как открылись.
Дом Эфрат не выделялся ничем примечательным на фоне других таких же, построенных в середине девятнадцатого века. Светлый двухэтажный фасад в стиле классицизм, окруженный садом. Традиция разделять жизнь на два крыла также была соблюдена: направо — принимаем гостей, налево — живем и процветаем сами. Гостевое крыло прилагало все усилия, чтобы казаться усредненной версией особняка молодой и эксцентричной особы: в меру антиквариата, в меру дизайнерской мебели, щедро собранной по каталогам обеспечивавших половину современной Европы. Именно так Эфрат завела себе новый круг общения, скопировав все те черты, которые объединяли людей одного уровня и помогали им забыть про бдительность. Регулярные обсуждения нового аукциона или обложки свежего журнала светской хроники, на которой появилась Эфрат, казались настолько естественными, что со временем она начала забывать, что все ее друзья — люди. Однажды их не станет, ей снова придется переезжать, и сделать это придется быстрее, чем хотелось бы. Да, сомнительные достижения современной медицины позволяли прожить на одном месте до двадцати лет без особых забот, рассказывая о чудесах пластики и новых инъекциях, но рано или поздно находился тот, кто переставал верить. И тогда приходилось выбирать новое место для жизни.
В этом доме Эфрат только начала жить, а потому его жилая часть никак не изменилась со времен прежних хозяев. В городе ходили слухи, что хозяева промышляют недобрым, ведь их мало кто видел при свете дня, а если они все-таки показывались в городе, то были неразговорчивы и избегали света. Проще говоря, Эфрат купила дом у хороших знакомых, но их ошибок предпочла не совершать. Ведь куда проще творить все, что тебе вздумается, когда ты такая милая и популярная девочка.
Миновав парадный холл, они поднимались по лестнице на второй этаж, где находились личные комнаты Эфрат.
— Настоящее ретро! — произнесла Шири, оказавшись в комнате, способной запросто перенести посетителя в середину двадцатого века. — Как будто ты откусила кусочек от довоенной Германии и привезла его сюда.
— Если бы только кусочек! А вообще да, я люблю вещи с историей. — Эфрат прошла в комнату следом за ней, помогая занести тело третьего участника поездки, который так и оставался безымянным. Он пребывал почти без сознания на протяжении всей поездки. Лишь иногда Эфрат замечала, как едва приоткрывались его глаза в поисках Шири и закрывались, когда им удавалось находить ее отражение в зеркале над приборной панелью. — На диван.
— Ты имеешь ввиду эту почти безукоризненную декорацию к фильму о горьких слезах и Петере фон Кант?
— Это снимали не здесь.
— Да, по соседству. Но диван тот самый?
В комнате не было света, а окна полностью закрывали тяжелые шторы. Попади сюда солнце, у него не было решительно никаких шансов, и пришлось бы сгинуть во тьме, как и тысячам других солнц до него. Шири и Эфрат не нуждались в свете, отлично видели при любом освещении, а иногда обходились и вовсе без такового. В случае опасности они могли надолго укрыться в помещении без дверей или окон, но к чему тратить силы и вызывать лишние подозрения, когда
