ответственность…
Боль от предательства разбивала на осколки. Вот бы действительно разбиться, перестать существовать. Исчезнуть. Умереть. Я не выдержу! Не смогу! Как я буду жить без него, без моего Славы?
— Давай все сделаем по-человечески, Женя? Квартиру эту я тебе оставлю…
— Уйди! Просто уйди, я прошу тебя, Сла-а-ава! — заорала я.
— Хорошо, — глухо сказал он и медленно направился к входной двери.
Обулся. Взялся за дверную ручку. Он уходит. Он, мой Слава, мой любимый, мой муж, сейчас уйдет от меня. Уйдет к другой. К своей бывшей жене, которую, как оказалось, не перестал любить, несмотря ни на что. Несмотря на аборт, несмотря на ее измену, несмотря на меня, на наши два года — не переставал.
Я не могу! Не могу…
— Сла-ава! — закричала я.
Бросилась к нему, рухнула на колени, обнимая ноги.
— Не уходи! Не уходи от меня, пожалуйста, не бросай! — разрыдалась я. — Я люблю тебя! Люблю, Слава! Больше жизни люблю! А она — нет! Иначе бы она не убила твоего ребенка, не изменяла бы. Сла-ава!
— Женя, рот закрой! — он выругался. — Перестань уже унижаться, а? Ну, не поможет! Не могу я, понятно? Не могу! Возьми себя в руки, обрети хоть каплю достоинства, а!
И, оторвав от себя мои руки, просто ушел. И дверью хлопнул.
Я разрыдалась, лежа на полу.
— Лучше бы я не трогала этот чертов телефон, Аль. Лучше бы ничего не знала, честно, — прохныкала я.
— Ты в своем уме, Жень? — воскликнула подруга. — Хотя, это я не в своем уме, если спрашиваю о таком. Ежу понятно — во всем, что касается этого мудака разум твой молчит.
— Аль…, - я всхлипнула.
— Я двадцать пять лет уже “Аль”, Женя, — подруга сделала глоток из пузатого бокала. — А ведь я говорила тебе два года назад. Говорила и не раз. Уговаривала держаться подальше от этого мудака. Потому, что не любит он тебя. Где это видано: только развелся с огромной любовью потому, что уже даже его, осла одержимого, достало как эта телка об него ноги вытирала, и вдруг сразу в тебя втрескался по уши. Да так, что через месяц замуж позвал! Но ты не хотела слушать. Ни меня, ни Вадьку, ни родителей. Никого не хотела. Ругалась со всеми… И вот, что в результате.
Я уже жалела, что позвонила Алине. Да, мы с ней с детского сада дружим. Не разлей вода. Как сестры. Во всем, что не касается Славы. Стоило догадаться, что вместо поддержки получу “я же тебе говорила”… Но оставаться одной в пустой квартире, в которой все напоминало, я не могла. Сошла бы с ума… Сделала бы с собой что-то. Не знаю…
— Та-ак! Ты это прекрати, понятно? — девушка почти уронила бокал на стол. Тот чудом не разбился. — Еще раз такое услышу, Вадьку наберу. А лучше Андрей-Андреича! А, нет, сразу санитаров. Мягкие стены, веселые жидкости. Авось хоть это в себя приведет.
Услышав это я поняла, что сказала вслух какую-то из пронесшихся в голове мыслей.
— Это я так, Аль, — я сделала глоток из бокала.
По венам разлилось тепло. От этого становилось хоть немного, но легче.
— Но Вадьку я все-таки наберу, — Алина потянулась за телефоном. — Пусть найдет этого козла и вправит ему мозги.
— Не надо, — я замахала руками. — Ну, пожалуйста, Аля! Не вмешивай его.
Из-за нашего молниеносного романа и последовавшей за ним женитьбы многолетняя дружба моего старшего брата со Славой едва не разрушилась. Они подрались, потом долго еще не общались нормально. Конечно, со временем все устаканилось. Как ни крути, а мы были семьей. На тот момент мой Вадим уже год как был женат на сестре Славы Лоре. А наша свадьба только укрепила эту связь. Но прежних отношений между ребятами все равно было уже не вернуть.
Не хотелось, чтоб они снова разругались в хлам. И Лору расстраивать не хотелось. Она только недавно родила сыночка…
Но что, если….
— Что если Вадим поговорит со Славой? Ну, вразумит как-то… Что бы он вернулся ко мне.
— Женя… Ты думаешь, что говоришь? Ты что реально бы простила этому мудаку измену?
Иссякшие было слезы снова наполнили мои глаза и покатились по щекам.
— Не знаю, А-а-аль! Я так люблю его. Всю жизнь люблю. С тринадцати лет… Я не могу без него жить! — разрыдалась я.
— Зато без мозгов, смотрю, жить можешь, Евгения. Нет, ну скажи, что еще должно случиться, чтоб до тебя дошло — вам не по пути? Не любит он тебя, Женя. Не любил и не полюбит. Он любит эту Инессу. Настолько, что простил аборт, сделанный втихаря и измену. Ты согласна вечно быть для него орудием мести и удобной женщиной, которая согласна подошву ботинок лизать за радость обладания таким сокровищем как Слава Свечкоренко? Зачем это тебе, Жень?
Я закрыла лицо руками. Слова подруги резали по живому, усиливали и без того адскую боль от понимания, что Слава так и не полюбил меня. Что бы я не делала для него, как бы ни старалась быть во всем идеальной — не полюбил. Я ему не нужна. Инесса нужна, вопреки всему нужна, а я — нет…
— Может быть можно еще что-то сделать, а, Аль? — прохныкала я.
— Что, например, Женя? Снова покраситься в блонд и уже окончательно уничтожить волосы, как ты сделала в прошлом году потому, что Славик обмолвился, что твой темно-русый- тусклый? Все же вставить импланты в грудь и потом всю жизнь мучаться от болей в спине? Согласиться терпеть его измены?
— Ах, если бы я забеременела… Может быть тогда бы он не ушел. Сам же рос без отца вместе с сестрой, знает каково это. Но Слава всегда с “резинкой”…
— И хорошо, что всегда. Хоть не накрутишь от него ничего. Но все равно иди-ка ты поскорее к гинекологу и здавай анализы на все. Береженого бог бережет.
— Что ты говоришь, А-а-аль?
— Я, Женя, дело говорю. А вот ты вообще непонятно что говоришь и чем думаешь. Хотеть ребенка чтоб удержать мужика — это дно.
— Я в принципе его бы хотела. А Слава все повременить хотел… Теперь ясно, почему.
— И хорошо. Ребенок вас бы навсегда связал.
Я качнула головой. Аля не понимала. Просто не могла меня понять потому, что никого и никогда не любила по-настоящему, как я Славу.
Я же его с тринадцати лет любила. Как увидела впервые, так и влюбилась. И поняла, что это навсегда. Конечно же, для него я была всего
