пожить у нее хотя бы несколько месяцев, пока я не войду в колею: не пристрою малышку в сад, не разберусь окончательно с работой. Я так признательна тете Марине… и от этого происходящее кажется еще более диким. Ужасным!
— Ну вот видишь. Ты у нас уже давно… нас с Мариной это не напрягает. Но… мне кажется, ты могла бы быть более благодарной.
Сердце бьется где-то у горла. У меня перехватывает дыхание. Даже интересно, как он это себе представляет?!
— Я вам крайне признательна. И в будущем, конечно, смогу отблагодарить очень весомо, — соглашаюсь я, стараясь отвлечь его. Но это и становится моей фатальной ошибкой.
Глава 2
— На стул сядь! — рявкает Георгий Александрович. Возраст его не слишком-то и почтенный, зато лоб уже изрыт глубокими морщинами. По виску, оставляя за собой прозрачный влажный след, ползет одинокая крупинка пота.
— Не сяду! Мне нужно к дочери, — грубо отзываюсь я, в душе надеясь, что еще удастся избежать неприличной сцены!
— Она спит, — выдает дядюшка, противно шевеля губами. У него усы и неприлично отросшая борода, но супруг тети Марины не привык безукоризненно следить за шевелюрой на своем лице. — Не мешай ей. Здесь тебе будет намного интереснее.
Я свирепым взглядом чуть ли потолок не прошибаю. Боже, какая самонадеянность!
— Георгий Александрович, давайте договоримся по-хорошему. Если я вам мешаю, надо было так и сказать. Но я уже все поняла. Сегодня же съеду. Никаких вопросов.
— Да ну, что ты. Я же говорю, нам с Мариной вполне удобно. Когда ты к нам переехала… стало как-то… теплее, что ли…
— Георгий Александрович. Дина сейчас проснется. И придет искать меня сюда.
— А мы дверь закроем. На стул, говорю, сядь. Не капризничай, девочка. Я же вижу, как ты на меня смотришь, хватит овцой прикидываться.
Он пытается погладить меня по лицу, но я уворачиваюсь.
Ну и как мне с ним бороться? Ножом размахивать?
— Что вы хотите, Георгий Александрович? Давайте я вам заплачу за каждый прожитый месяц и уеду сегодня же. Так вам нормально будет?
— Верочка. Что ты так в деньги уперлась? Давай ты просто станешь послушной девочкой. И живи у нас сколько хочешь.
Да у меня собственно желание уже отбито! Я уж сама как-нибудь. Тетю Марину жаль, она наверняка даже не подозревает, какая скотина ее дражайший супруг.
— Это нехорошо. Тетя Марина этого не заслужила, — единственное, что я могу выдавить членораздельно. И без брани.
— Так это же не твои заботы, лапушка, — продолжает сладкой патокой разливаться дядя Жора, и тут же его тон становится резким, жестким, не терпящим возражений. — Значит, слушай сюда. Я люблю быстро, сговорчиво и громко. Поняла? — зловеще уточняет этот омерзительный человек. И тут же толкает меня в живот, а краешек стола впивается мне в бедро тупой обескураживающей болью. — Не хочешь на стул — на стол садись.
Я даже моргнуть не успеваю, как этот мерзавец усаживает меня на стол. Дальше все происходит словно в какой-то размытой проекции. Его руки повсюду, жалят даже поверх одежды, а мне не удается отбиться. Он такой тяжелый, его не оттолкнуть и не ударить.
Чувства страха и ужаса порядком размыты, я просто отказываюсь верить в происходящее. Все это мне кажется дурным сном. И даже времени сообразить не хватает.
— Можешь кричать. Не стесняйся, я одобряю все.
Я опомниться не успеваю, руки мои оказываются в жестоком плену, а холодные твердые пальцы впиваются в запястья. Он налегает сильнее. Немного вдалеке вдруг слышится тихое шуршание и громкий хлопок. Входная дверь закрылась?!
Муж тети Марины замирает и тяжело сглатывает. Взгляд его становится стеклянным. Он усиливает хватку, резко тянет меня на себя.
Плюхается на стул и силой усаживает к себе на колени.
Тут же его широкая ладонь давит мне на лопатки, заставляя рухнуть ему на грудь, все происходит так быстро, что я не успеваю ни отреагировать, ни опомниться. Носом я по инерции утыкаюсь в его шею.
— Да отвянь же ты от меня, мерзавка!!! — мгновенно возмущается дядюшка мне на ухо. Этот вопль пробирает до костей, аж зубы сводит, кажется, словно об стенку головой удалили, так громко он кричит, дезориентируя меня окончательно.
Резкий толчок, и я лечу на пол, испуганно всплескивая руками. Ударяюсь тазовой костью. Ай, больно, больно, больно!
— Это что здесь происходит?! — кухня наполняется густым возмущенным визгом тети Марины.
— А я тебе сразу сказал! Нечего эту дешевку дома у нас держать! — голосит дядюшка. Ну и сволочь! — Что, Марин, убедилась?!
— Вера! Как ты могла?! — округляет глаза тетя Марина, а я, пошатываясь, поднимаюсь на ноги, рьяно потираю ушибленное место.
— Я только порог перешагнул, — продолжает оскорбляться дядюшка, — еле ноги домой приволок, падаю уже от усталости. Так эта же на меня накинулась и на кухню, и давай рубашку стягивать!
Я ошалело хлопаю ресницами. Вот это цирк!
— Вот бесстыдница! Вера! Мы же тебя с ребенком приютили! — потрясенно восклицает тетя Марина.
— Да он сам на меня бросился! Я стояла мыла посуду! А он подкрался!
— Нет, ты посмотри на эту ушлую! — гаркает дядя Жора. — Она еще и на меня стрелки переводит! Значит так, солнце мое! Либо ты эту потаскуху сегодня же вышвыриваешь к чертовой матери! Либо я сам уезжаю, а ты оставайся в этом дурдоме!
— Тетя Марина! Да я бы никогда в жизни! Я же говорю: он сам!
— Замолчи сейчас же! Чтобы через полчаса духу твоего здесь не было! Я еще и опеку натравлю! Какая из тебя мать только выйдет?!
Наши крики предсказуемо
