еще наполняется словами этого человека, но я не могу их понять.
Я сажусь прямее, вытягиваю шею, пытаясь разглядеть людей, о которых говорит мужчина.
Произошла ошибка.
Но потом я вижу это. Затылок мужчины, сидящего в первом ряду. Он выше тех, кто сидит вокруг, и его волосы точно такого же оттенка, как у меня.
Точно такой же оттенок, как у моего отца.
Как?
Я наклоняюсь вперед, пытаясь увидеть другого человека, девочку, но рука моей мамы ложится мне на ногу. Кончики ее пальцев впиваются в мое бедро, молчаливое и болезненное послание сидеть смирно.
Жена? У папы есть жена?
Но что это значит?
Я рискнула еще раз взглянуть на маму. На этот раз она смотрит на меня сверху вниз, подзадоривая меня издать хоть звук.
Я не…
Я ничего не говорю.
Я просто обнимаю себя, пытаясь удержать сердце внутри тела.
Что происходит?
Мои глаза смотрят вперед, но я застряла в другом месте. Выражение лица отца, когда я спросила, могу ли я жить с ним. То, как он покачал головой. Как он приезжал только раз в несколько месяцев.
Я моргаю, наконец-то осознавая, сколько здесь людей.
Он жил здесь.
Мой отец, должно быть, жил здесь, в городе.
Сегодня нам потребовалось всего двадцать минут, чтобы доехать сюда.
Он был так близко все это время.
Он был так близко и навещал нас всего раз в несколько месяцев.
У меня начинает жечь горло.
Он называл меня своей маленькой Валентинкой. Своей идеальной девочкой. Он говорил мне, что любит меня.
И я его так любила.
Но он солгал.
Он обманул меня.
Слезы катятся по моим щекам. И я не знаю, плачу ли я по папе или по себе.
Зачем ему лгать мне?
Мама тоже мне лгала. Но эта мысль приходит и уходит, едва ли оставляя след. Она всегда была лгуньей, всегда была подлой. Она всегда была самой милой, когда папа был рядом. Но его больше не будет рядом. Никогда больше.
Я вытираю нос рукавом.
Мама может щипать меня за это сколько угодно. У меня нет салфеток.
Человек впереди что-то говорит, и все встают.
Я тоже видела это в фильмах.
Я стою и сижу и преклоняю колени и молчу, когда все скандируют то, что они все запомнили, но чего я не знаю. И я делаю все это со слезами на щеках.
Сегодня утром я спросила у мамы, могу ли я воспользоваться ее косметикой. Она накричала на меня, сказав «нет».
Я хотела выглядеть лучше всех для папы, но теперь я рада, что она мне этого не позволила. Я бы все испортила. По крайней мере, так рукава моей простой черной рубашки с длинными рукавами — она слишком узкая, так как в этом году я выросла еще на два дюйма — только влажные, а не испачканные косметикой.
Мы встаем в последний раз, и человек в мантии говорит нам идти с богом, и если бы мое лицо не было таким онемевшим, я бы сморщил нос.
Разве он не говорил ранее, что папа теперь с богом? Так разве он не говорит нам идти с богом, что бы мы тоже умерли?
Острый палец в боку заставляет меня сосредоточиться, и я вижу, что все начинают уходить, поэтому я поворачиваюсь и смотрю в проход, ожидая своей очереди.
Первыми выходят первые ряды, и у меня перехватывает горло, когда женщина с черной вуалью, покрывающей ее волосы, идет по проходу к большим дверям, которые распахнулись.
Должно быть, она жена папы.
Я думаю об этом, и через секунду ее глаза резко встречаются с моими.
Я отступаю. Я узнаю выражение ее лица. Я видел его дома.
Она меня ненавидит.
За ней стоит девушка, женщина. Не знаю, сколько ей лет, но выглядит она примерно как ровесница моей соседки, и она закончила среднюю школу несколько лет назад. У девушки — мужчина сказал, что ее зовут Аспен? — густые каштановые волосы собраны в пучок.
Она не смотрит на меня. Может быть, она не знает, что я здесь.
Но я думаю…
Я думаю, она моя сестра.
У меня есть сестра.
Как раз когда она собиралась пройти мимо, она бросила на меня взгляд. Или это было выше меня? На мою маму? На кого бы из нас она ни смотрела, у нее на лице то же самое выражение, что и у ее мамы.
Следующий — парень. Но я не смею думать о нем как о брате. И я опускаю глаза, прежде чем он успевает на меня посмотреть. Потому что я не думаю, что смогу это вынести. Я не думаю, что смогу вынести еще одного человека, смотрящего на меня с отвращением.
Мой отец — лжец.
Моя мама — лгунья.
Я думала, у меня есть братья и сестры. Но я думаю, что они меня ненавидят.
И я не хочу, чтобы меня ненавидели.
Я просто хочу, чтобы меня любили.
Вэл
Мои пальцы неуклюже разворачивают бумажную обертку, и тут в мой бок врезается твердое тело.
«Осторожно!» — раздается в моем ухе глубокий голос.
Мои ноги пытаются шаркать от удара, но я теряю рановесие как раз в тот момент, когда я теряю контроль над печеньем, роняя его на землю. В то же время, вес, который был на моем левом плече, исчезает, положив конец любой надежде на то, что я не упаду.
Смущенный писк срывается с моих губ, и я раскидываю руки в стороны, отчаянно пытаясь схватиться за что-нибудь.
Я хотела бы закрыть глаза, но они застли и я смотрю на всех тех, кто наблюдает за мной, и надеться увидеть, как эта неуклюжая девчонка сгинет в терминале аэропорта.
За исключением того, что я не падаю.
Чья-то невероятно сильная рука обхватывает мою талию и притягивает меня к твердому телу.
«Я тебя держу». Тот же мужской голос, что и раньше, говорит мне на ухо, только на этот раз тихо. Шепот. Рычание. Что — то.
Сглотнув, я опустила руки и заставила свое тело расслабиться. Необходимости в подкреплении больше нет.
«Спасибо», — выдыхаю я, прежде чем замечаю, что его большая рука лежит на моем животе.
Незнакомец трогает мой живот. Мой мягкий, вялый живот.
Я могу только молиться, чтобы он не оказался таким привлекательным, как кажется.
«Не благодари меня, Ангел». Его рука скользит по моему животу к талии, пока он движется сзади меня и встает рядом со
