Замкнутый круг, честное слово, так что Лекс с его неожиданной любовью совершенно не вовремя (я так вообще думала, что он всю жизнь любит только себя самого). И да, мы с ним стали закадычными друзьями, потому что без меня он скатился бы до двоек, а я без него… Скажем, мне просто было бы скучно жить, потому что влюбленный Картер — это нечто.
— Хочешь, я поговорю с ним?
Я не сразу понимаю смысл вопроса, потому что все мои мысли поглощены высоким брюнетом напротив. Лекс знает, как я повернута на нем, а я знаю, что до добра это не доведет.
— И что ты ему скажешь? — грустно отзываюсь я. Хотя, с другой стороны, он ведь мой друг, не так ли? Он реально может поговорить и ему это не составит труда. Так почему бы и нет?
— Я найду, что сказать, не переживай.
И так всегда — не переживай. А я места себе не нахожу, наблюдая, как Ханнер смотрит на Эллочку. Ведь она знает, знает, как я хочу, чтобы мы были вместе, и специально подыгрывает, мол, я же нравлюсь тебе, подойди, поговори со мной, пусть Алька локти кусает. А Алька если бы могла — уже бы до костей все сгрызла.
После уроков в нетерпении дожидаюсь Лекса. Он приходит хмурый.
— Что? — холодея он плохого предчувствия, спрашиваю я.
— Ты уверена, что хочешь это слышать?
И голос такой…убитый. Я медленно киваю.
— Он сказал, что ты не в его вкусе.
— И все?
— Он никогда не будет с тобой встречаться.
Сердце проваливается куда-то под пол. Мы стоим в фойе школы, время позднее, все разошлись по домам, Картер берет меня за руку и говорит:
— Аль, ну сколько их еще в твоей жизни будет. Перестань.
А слезы застилают глаза.
После этого разговора в отношениях с Ханнером не изменилось ровным счетом ничего. Он продолжает приходить к нам в класс, но с одной единственной целью — посмотреть на свою ненаглядную Эллочку. А мое сердце обливается кровавыми слезами, когда я вижу, как он реагирует на ее фальшивую улыбку.
Посреди урока по краеведению прилетает свернутый листок с кривым почерком Картера. В записке всего два слова и сердечко, пронзенное стрелой.
«Давай встречаться?»
Как он может? Буквально два дня назад плакался мне о том, что ему не отвечает взаимностью его пассия, сам утешал меня после разговора с Ханнером, а сейчас пишет такие записки. Кроме как издевательством я никак не могу это назвать. Отвечаю, что мне надо подумать, но в голове уже созрел окончательный ответ — и думать нечего.
На перерыве Лекс от меня не отстает (не понимает он, что ли, что шутка перешла все границы?) и переспрашивает. Загораживает мне проход между столом и стулом и садится передо мной на корточки. Выглядит так, словно стоит на коленях. И этот странный вопрос:
— Почему?
Я объясняю, как могу, что ничего не получится, пока он любит одну, а я другого. Он лишь качает головой и ничего не говорит в ответ.
Больше мы эту тему не поднимали. Для удобства общения Лекс пересел ко мне, но это значительно ухудшило мою успеваемость, которая уже итак оставляла желать лучшего. Он стал оттачивать мастерство распускать руки на мне, хватая то за ноги, то за руки, то щекоча мои ребра, то удерживая мою руку в своих руках. Я злилась, психовала, но пересесть от него не могла. Он непременно следовал за мной.
Восемь лет назад
Сидит и ничего не делает. До конца занятий осталось меньше половины времени, а он надеется только на меня. В тетради подписан только номер варианта.
— Решай хоть что-нибудь, — раздраженно шепчу я. Лекс склоняется над тетрадкой, но на бумаге не появляется даже запятой.
— Поможешь? — голос хриплый, хоть и жует жвачку, но я знаю, что на перемене он курил. И на следующей тоже пойдет. И вообще — последнее время он полностью перестал думать об учебе, а мне приходится тянуть нас двоих.
— Что успею, то помогу, — он совершенно не думает о том, как мне тяжело решать два варианта.
Звенит звонок, все встают со своих мест и сдают работы. Я лихорадочно дописываю последнее задание, чтобы вытянуть оценку хоть до «четверки», учитель качает головой и забирает тетрадь. Выхожу в коридор.
— На дискотеку пойдешь? — голос Картера.
— Пойду, — кажется, Лаэтис с параллельного.
— Тогда встретимся?
Звенит звонок, и скорее всего она кивает ему в ответ. Я сжимаю кулаки — пока перетягиваю его из класса в класс, он занимается своей личной жизнью. Зачем, если есть верная подруга, которая за него все сделает?!
— Аль, поможешь с зачетом? — как ни в чем не бывало выходит из-за угла и улыбается во весь рот.
— А ты Лаэтис попроси, может и поможет, — у меня совершенно не получается прятать злость на него.
Лекс спокойно приобнимает меня за плечи и улыбается еще шире.
— Подруга, да ты что, как я могу предать своих? Не обращай внимания, просто парой слов перекинулся.
Действительно, что это я? Как будто ревную. Картера? Да не приведи Господь.
Следует заметить, что с этого все и началось. Возвращаясь с секции, я несколько раз видела их прогуливающимися по школьному двору. Пару раз входила в аудиторию и заставала их наедине. С одной стороны — они просто держались на расстоянии, но с другой стороны во мне просто взыграло ретивое — да как он смеет! Все бы ничего, но его личная жизнь отразилась на наших с ним дружеских отношениях — я попросту превратилась в его придаток, стала ему чем-то обязана, а в ответ — тишина, он слишком занят собой и своим новым увлечением. В один прекрасный момент мне это надоело…
Первым делом я от него пересела. Постепенно перестала помогать, а в конце концов и разговаривать. Стала дружить с ребятами из другого класса, даже появилась симпатия к спортсмену Матео Калонни, из старшей школы. Матео ответил мне взаимностью, мы решили вместе посещать секцию и, в общем-то неплохо проводили время… Пока об этом не узнал Картер. Он просто с ним поговорил. Так же, как и с Ханнером в свое время. Что Лекс сказал Матео — для меня так и осталось загадкой, но после этого разговора Каллони перестал со мной даже здороваться, а все его общение со мной перетекло в издевательские шутки.
Переживала ли я? До меня, наконец, дошло, что Картер в моей жизни — это наказание, наваждение, страдание и боль. Я смотрела на Лаэтис и думала — неужели она настолько привлекательна для него? Ведь я столько для него сделала! Мы всегда были вместе, из года в год: дружили, воевали, но непременно были рядом, и мне хотелось, чтобы все это продолжалось и дальше.
С ужасом я поняла главное — Картер стал для меня кем-то большим, чем мне хотелось бы. Ревность душила меня, чугунной наковальней давило одиночество, но ничего поделать я не могла. Осознание того, что он использует меня, пришло слишком поздно, и теперь я просто не знала, что с этим делать.
