Ознакомительная версия.
Даша зашла в ванную (совмещенный санузел находился тут же, за дверью), залезла под душ. Недавнее прошлое со всеми преследованиями, покушениями и погонями казалось просто сном. О Марате даже думать не хотелось. «Зачем он мне? Если его родители сумасшедшие, то пусть сам с ними возится…»
Потом Даша подсушила волосы феном, но расчесывать не стала. Намазала лицо кремом. Другим, особым, очень нежным и нежирным – веки. Тело – третьим кремом. Пятки ног – четвертым. Руки – пятым. «Ой, а ногти-то… Позор! Весь лак слез…»
Высунув от усердия кончик языка, Даша принялась перекрашивать ногти на руках и на ногах – в яркий красно-коричневый цвет.
Так, а что с лицом? Чуть-чуть тонального крема, пудры и румян. Ну, и на веки – теней. Вместо помады – блеск для губ…
Даша занималась тем, что любила больше всего на свете и что большинство женщин называли – «почистить перышки». Помнится, глупый Кедров страшно удивился, когда узнал, что она за один раз выбросила на парфюмерию пять тысяч. Эх, была бы воля, Даша бы потратила на все эти баночки-скляночки с ароматным содержимым миллионов пять, не меньше!
Да, кстати, насчет аромата… Даша усердно обрызгала себя духами, затем переоделась в домашний брючный костюм, достала из сумки домашние туфли на шпильках и смешными помпонами из страусиных перьев, накинула на плечи жакет, щедро отделанный кружевами, и спустилась вниз.
Гостиная была пуста, на полу валялись игрушки. Круг железной дороги – кто-то запускал паровозики. Перевернутый стул. Добротная мебель, шторы поразительно сочетаются по цвету с обоями…
Даша распахнула дверь и вышла на веранду.
Вечер только начинался. Оранжевое, закатное солнце. Тепло, очень тепло. Середина сентября. «Лес, словно терем расписной…» Дорожки, выложенные каменными плитами, уходили вдаль, прятались за кустами и деревьями, выманивали из дома.
– Господи, господи, как хорошо… – прошептала Даша, едва не плача. Эх, жалко, фотоаппарата у нее не было! Или нет, был – в телефоне. Но телефон лучше не включать…
Откуда-то издалека доносились голоса, раздавался изредка стук молотка. Даша, цокая каблучками, зашагала в ту сторону. Поправила волосы на затылке – не хотелось, чтобы кто-то увидел ссадину. В этом доме никто не должен знать об ужасах, которые царили в мире, о безумии и ненависти!
За кустами смородины была большая поляна. На сваленных в кучу досках сидели Борис и еще какой-то мужчина, курили. Рядом на складном столе были разложены инструменты – молоток, пила, плоскогубцы…
Все говорило о том, что мужчины занимались сугубо мужскими делами. Это подтверждал и их внешний вид. На Борисе была спецовка из грубой ткани, в пятнах краски и масла, на босу ногу – старые рваные кеды. Из-под спецовки выглядывала выцветшая тельняшка.
– О-па… – выдохнув дым, сказал сотоварищ Бориса – еще довольно молодой мужчина, с глазами навыкате и густыми черными усами. – Эт-та еще кто?
И видом своим, и интонациями он вызвал у Даши мгновенную антипатию.
– Здравствуйте, мальчики! – вежливо произнесла Даша.
– Здрасте-здрасте… – мужчина немедленно вскочил (при этом оказалось, что он невысокого роста, чрезмерно коренастый), схватил Дашу за руку и принялся тыкаться в нее усами и мокрыми губами – изображал хорошие манеры.
Даша немедленно вырвала руку и спрятала ее за спину.
– Фу-ты ну-ты… Это что ж за принцесса такая? Что за фея к нам с небес спустилась, а, Борь?
– Наташкина сестра, – коротко ответил Борис. Бросил сигарету в трехлитровую стеклянную банку, уже доверху полную окурков. Взял молоток и принялся сколачивать доски.
– Кто? – поразился усатый. – Разве у Наташки есть сестра? Родная?!
– По отцу, – сказала Даша.
– На-адо же… Наташкина сестра! А звать тебя как, красавица? Борь, как ее зовут?
– Дарья, – буркнул Борис, продолжая стучать молотком.
– Дарьюшка, значит… А я – Сергей. Очень приятно! – Мужичонка опять сунулся с поцелуями, но Даша в этот раз вовремя успела спрятать руки за спину. – Что же такая неласковая, а, Дарьюшка?..
«Так бы и убила… Что это за тип?» Словно отвечая на ее вопрос, Сергей продолжил:
– А я сосед… Живу вон там, с той стороны, – и он махнул в сторону забора. – Борьке вот помогаю.
– А что ты строишь? – спросила Даша Бориса.
– Так… – неопределенно буркнул тот.
– Беседку мы строим, беседку! – услужливо подсказал сосед Сергей.
– Наташа проектировала? – улыбнулась Даша.
Борис ничего не ответил, а сосед захихикал:
– Проектировала… Ох, больно ученые все стали! Это ж обычная беседка, тут без чертежей, без всего… Мужчины мы или кто? Сами этакую ерунду установим! У меня руки – во! Золотые! – И он растопырил ладонь, напоминающую клешню.
Даша стояла перед ними, с влажными лоснящимися волосами, вся умытая-ухоженная, благоухающая, со своими шпильками, ногтями, кружевами и страусиными перьями, и чувствовала себя как-то неловко на фоне досок и гвоздей. А также грязных спецовок и рваных кед… Сосед Бориса разливался соловьем, описывая, как именно должна будет выглядеть их беседка, а Даша смотрела на Бориса.
– …А вообще я – автослесарь. Любой механизм, любую машину… А потому, что руки у меня – золотые! Борь, подтверди!
Борис только хмыкнул в ответ. Сейчас муж сестры напоминал рабочего. Наверное, так выглядели натурщики Шадра, Вучетича или какого-нибудь другого скульптора времен соцреализма. «Булыжник – оружие пролетариата».
Потом, совершенно некстати, Даша вспомнила роман и фильм (с Катрин Денев, кажется) под тем же названием – «Дневная красавица». Там утонченная героиня любила таких вот ужасных люмпенов, грубых и простых, пропахших мазутом и краской, смолящих жуткие сигареты. «Житан». Жамаис. Житэм.
«Но он не люмпен и не пролетарий, он просто одет так, для этих работ…» – сама себе возразила Даша, но остановить свою буйную фантазию уже не могла.
Какой он там, под этой грубой одеждой? Прохладная гладкая кожа, каменные мышцы. Ноги – как столпы. Как колонны… Щетина на лице – что чувствует Наталья, когда ладонью прикасается к его щекам? Когда губами скользит по широко развернутым его плечам. Вдыхает его запах…
Даша представила себя на месте сестры. А его руки – на себе…
Она представила это себе так ясно, так отчетливо, что самой жутко стало. Это же стыд-позор! Думать о муже родной сестры… Об отце троих детей…
Даша затрясла головой и снова посмотрела на Бориса. Тот стоял вполоборота, зажав в зубах гвоздь. В голубых глазах викинга (теперь, в бешеном калейдоскопе фантазий, он казался Даше викингом) ничего не читалось. Борис был абсолютно закрыт для окружающих. Ни мыслей, ни чувств – не отгадаешь, сколько ни старайся. Но все же ей показалось, что и он думает сейчас о чем-то таком, запретном и невозможном. Как, например, срывает с нее эти бантики, кружева и страусиные перья и жесткой шершавой ладонью проводит ей по ключицам – там, где бьется у шеи голубая жилка…
Ознакомительная версия.
