— Что ж, взгляну на Микки Мауса перед смертью, — тихо проговорила Эйми.
— Не смей, Эйми, не смей так говорить, — прошептала мать.
— Прости, мама. Но мне и вправду хочется увидеть Микки.
— Увидишь, увидишь, когда пойдем в «Диснейленд», — оживленно проговорила миссис Лэнг, глядя на дорогу.
Дождь прекратился, хотя в вечернем воздухе по-прежнему ощущалась влага. Зная, что Эйми устала, и желая побыстрее доставить ее домой, миссис Лэнг решилась на обгон медленно тащившейся впереди «тоеты».
Она не заметила грузовик, несущийся на нее по встречной полосе двухрядного шоссе. Ослепленная светом фар, Джейн Лэнг отняла одну руку от руля, чтобы прикрыть глаза, и потеряла управление машиной. Шансов спастись у нее практически не было. Грузовик, мчавшийся на большой скорости, врезался прямо в лоб.
Эйми услышала истошный крик матери и звон битого стекла. Ее бросило вперед, потом — назад, как беспомощную тряпичную куклу.
— Мама, — проговорила она и потеряла сознание.
Каким-то необъяснимым образом Эйми вдруг оказалась вне машины, она плыла по воздуху перед лобовым стеклом. Она видела мать, прижатую рулем к переднему сиденью. А рядом с матерью сидела она сама. По крайней мере там находилось ее тело. Эйми поняла, что обе они без сознания.
Она видела, как вокруг машины суетятся люди: водитель врезавшегося в них грузовика, целый и невредимый, и водители других машин, задержанных в пути аварией. Потом она услышала вой сирен и увидела полицейских на мотоциклах.
«Я умираю, — подумала Эйми, — нет, уже умерла. Я умерла и покинула свое тело». Она видела это тело, летала над ним, разглядывая свою оболочку.
Эйми не боялась. Тот факт, что она мертва, не имел для нее большого значения. Напротив, она чувствовала себя счастливой, наконец-то свободной от боли, печалей и всех забот, так мешавших ей в жизни.
Внезапно Эйми бросило вперед, ее словно засосало гигантским шлангом от пылесоса. Однако это был не шланг, а скорее тоннель. Ее влекла по нему какая-то непреодолимая сила.
В самом конце длинного тоннеля она увидела крошечную точку света. По мере того, как Эйми стремительно приближалась к ней, точка все увеличивалась, а свет становился ярче. Вскоре Эйми оставила тоннель позади, щурясь и привыкая к свету. Это был самый невероятный свет, какой ей когда-либо доводилось видеть. Он был повсюду, наполняя пространство теплом и сиянием. Этот свет ласкал, веселил и дарил ощущение счастья. Никогда прежде Эйми не испытывала ничего подобного. То было порожденное светом чувство умиротворения, покоя и безоглядной любви. Какое это было наслаждение!
Она парила в нем, совершенно невесомая, избавленная от обременительной тяжести своего тела. Эйми поняла, что находится в ином мире, в ином измерении, в ипостаси чистого духа.
Вскоре она начала различать и другие души, парившие в ярком свете. Каким-то таинственным образом, не говоря ни слова, они посылали ей свою любовь и тепло. Она отвечала им, зная, что они этому рады.
Свет изменился: белое сияние окрасилось разными цветами, составлявшими все оттенки радуги. К Эйми приблизилась другая душа, которая теперь неотступно следовала за ней, и Эйми поняла, что ее направляют, «ведут» к месту назначения. Почему-то Эйми было известно, что это душа старой женщины по имени Марика. Марика влекла ее за собой с огромной нежностью и любовью.
Свет становился все мягче, терял яркость. Эйми была уже вне его, любуясь самым красивым из когда-либо виденных ею пейзажем. Пейзаж являл собой само совершенство — рай. Здесь не было места боли, лишь чистота и доброта.
Эйми парила над зелеными пастбищами, цветочными полянами, лесистыми холмами, мерцающим синим озером. Эту пасторальную картину окружали горы, покрытые сверкающим снегом. И все это утопало в золотом солнце.
Над лугами парили и другие души. Эйми дано было понять, что это души и стариков, и молодых. И тут она увидела его. Отца. У нее перехватило дыхание. Она знала, что это он. Несмотря на его бестелесность — он, подобно ей, был в ипостаси чистого духа, — Эйми ощутила исходившую от него особую любовь, которую помнила с детства.
В это мгновение она увидела, как к душе отца подлетела душа матери. То был сияющий, безмятежный образ, не имеющий ничего общего с покалеченным человеческим телом, которое Эйми видела в последний раз в разбитой машине. Родители, соединившись, приблизились к ней и начали разговор. Хотя слова, как таковые, и не произносились, Эйми все понимала. Они сказали ей о том, как любят ее. Сказали, что ждут ее возвращения, но только после того, как она на некоторое время отправится обратно. «Еще рано, — говорила мать, — пришел мой черед, но не твой, Эйми». Любовь родителей окутывала ее, и Эйми ничего не боялась, она была счастлива.
Сопровождавшая ее Марика объяснила, что Эйми надлежит двигаться дальше. Вскоре они снова плыли в ярком свете, пока не достигли хрустальной пещеры, излучавшей мерцающее сияние невероятной силы.
Эйми мгновенно поняла, что находится в окружении двух женщин. То были древние души, преисполненные великой мудрости, и сейчас часть этой мудрости будет передана ей. Марика поведала ей, что наконец-то Эйми постигнет вселенную, поймет значение мироздания.
Пещера являла собой неповторимое зрелище: образованная из кристаллических пород и гигантских сталактитов, сияющих в белом свете, она была расцвечена сотнями тысяч цветовых оттенков — от бледно-желтого до розового и голубого.
Чистота света в хрустальной пещере ослепила Эйми, и она часто заморгала.
В следующее мгновение она видела яснее, чем когда-либо. Она увидела свое прошлое, себя самое и поняла, почему ее земная жизнь не задалась. Причиной были ее уныние и пессимизм. Эйми не сумела разглядеть особых, дарованных ей благ, которые попросту отбрасывала от себя. Она почувствовала горькое раскаяние и сожаление.
Затем она увидела Джейка. Увидела в настоящий момент, так, как будто он был здесь, рядом. Хотя на самом деле он находился в какой-то комнате с женщиной, которая была ему небезразлична. Он любил ее. Очень любил. Эйми почувствовала эту особую близость и тепло между ними. И вдруг Эйми стала понятна вся его жизнь. Она увидела его в прошлом, настоящем и будущем. Это напоминало киноленту.
Марика что-то внушала ей, говорила, что Эйми должна уходить, двигаться дальше. Но Эйми сопротивлялась. Ей хотелось остаться здесь. Внезапно ее точно вытолкнуло из пещеры. Марика неотступно следовала за ней.
Она ласково уговаривала Эйми вернуться в тоннель. Эйми же упорствовала изо всех сил. Ей хотелось остаться здесь, в этом раю, где царили покой, счастье и бескорыстная любовь. Но Марика была непреклонна. Она твердила, что Эйми должна возвращаться.
Эйми летела по тоннелю, во тьме, оставляя позади мерцающий свет.
Ощутив внезапный толчок, она вновь оказалась на земле, над разбитой машиной своей матери, в которой остались тела их обеих.
Около машины суетились все те же люди. Подъехала «скорая помощь». Эйми продолжала наблюдать за тем, как из машины извлекли сначала тело матери, а потом и ее собственное — подняли и положили на носилки.
В этот момент резким броском, с болью и каким-то присвистом, Эйми водворилась в свое тело.
Наконец-то она открыла глаза. И снова закрыла. Она чувствовала себя совершенно разбитой. Голова болела, точно от ударов молотка. Эйми снова впала в забытье.
Тетка Эйми, Вайолет Паркинсон, и ее дочь, Мэвис, почти безотлучно дежурили у кровати Эйми в нью-милфордской больнице. Джейк периодически отлучался, поскольку ему необходимо было вести дела и заниматься работой. Он боялся того момента, когда Эйми наконец придет в себя и узнает о гибели матери.
Тревожился он и за здоровье Эйми. На ней не было живого места от ссадин и кровоподтеков, и, хотя врачи считали, что внутренних повреждений нет, Эйми по-прежнему не выходила из комы.
На третий вечер после аварии Джейк сидел у больничной кровати и держал Эйми за руку. Кроме них, в палате никого не было. Мэвис и тетя Вайолет спустились на первый этаж выпить кофе и перекусить после целого дня дежурства у постели Эйми.
Джейк задумался. Он думал о своих делах, о Мэгги, обо всем страшном, что навалилось на него в последнее время. Он вздрогнул от неожиданности, когда Эйми произнесла:
— Я хочу пить.
— Эйми, родная! Слава Богу! Ты проснулась! — воскликнул он вне себя от радости.
— Я побывала в ином мире, Джейк, — полушепотом отозвалась она. — И хотела бы тебе об этом рассказать.
Он кивнул.
— Еще бы, Эйми. Пролежать без сознания три дня! Ты, кажется, хотела пить. Сейчас я дам тебе воды.
— Джейк!
— Да, Эйми?
— Мама умерла.
От изумления он замер, безмолвно глядя на нее.
— И не пытайся внушить мне обратное, чтобы меня пощадить. Я точно знаю, что ее нет в живых.
