— Зови, давай, давай не ленись. Скажи, курсовой идёт.
Вика сунулась было, но из недр земли донеслось хныканье:
— Пусть меня здесь пристрелят. Больше не могу.
Богуш присел, заглянул в окоп. Девчонка не пошевелилась. Так скрюченная, привалившись к стене и сидела. Помахав на себя беретом, засунув его за ремень, майор спрыгнул в окоп.
— Что совсем плохо? — наклонился он над ней.
— Отстаньте все от меня. Дайте спокойно умереть, — всхлипнула та.
— Не надо было на две глубины усердствовать… Курсант Браун, встать.
Маринка, растирая слёзы грязными руками повозившись, встала на четвереньки. На большее её не хватило. Майор, перехватив за талию, встряхнул и над самым ухом гаркнул:
— Руки вверх.
Маринка повинуясь подняла. Это она ещё могла. Взводный, заняв устойчивую позицию на верху, выхватил её из ямы, а курсовой выпрыгнул следом. Её встряхнули. Подействовало благотворно. Голова, пару раз плюхнувшись на грудь, приняла более-менее устойчивое положение. Расплющив глаза, она огляделась. Все уставились, словно никогда не видели, на неё. Это ей не понравилось и она провела грязной пятернёй по лицу.
— Маскировочка, — гогочут парни. — В самый раз в дозор.
Курсовой отмахнулся, велел замолчать и разойтись.
— Как можно было так изгваздаться? — ворчал он. — Ну посмотрите на ребят. Все чистые, опрятные, а вами как будто поле подметали.
Мы огляделись, так оно и было. Сравнил тоже… Они рождены для войны, а мы в том направлении чужеродное тело.
Тут же над полем раздалась его зычная команда.
— Подошла водовозка. Всем привести себя в порядок и строится на ужин.
Славка сунул Ленке ведро. Расторопный малый, урвал для нас. Мы набрали воды и отошли за кусты. Раздели до белья Маринку и облили её. Завернули в полотенце. Потихоньку она пришла в себя. Но теперь её бил колотун. Подошли взводный с Богушем. Не орали. Собственно выглядели, кажется, приветливо.
— Ну что у вас, землекопы?
Увидев трясущуюся девчонку, взводный произнёс загадочное:- «Понятно!» Что ему понятно? О чём ему понятно? Но разбираться нет сил. Курсовой только и выдал своё: «Ё, п, р, с, т». Подхватив её на руки и веля Ленке забрав одежду следовать за ним, он отправился к машине. Через минуту «ниссан» развернулся и умчался в лагерь. Мы посмотрели вслед, потом друг на друга и пошли лопать кашу. А кругом лес, луг, птички поют. На какой фиг в такой красоте, та война. Да голова и думать про неё не хочет. После ужина посидели возле взметнувшегося к звёздам костра и принялись укладываться на бочёк. Романтики нахлебались под самые жабры. В самый раз соснуть. Нет, у кого есть силы, пусть себе треплются. Но улечься на бочёк — сильно сказано. Её, ту постель, сделать ещё надо. Нарубить хвороста, расстелить его. Пока мы то да сё, послышался шум мотора, прикатил курсовой. Маринка вышла сама. Причёсанная, одетая и даже при улыбке. Боец!
— Похожа ты красавица, на мумиё. — Лена протянула ей котелок с остывшей кашей, дала ложку. — Ешь.
— Это что, комплимент? — перекривилась Марина.
— После того, кем ты была полчаса назад. Можешь считать, что да, — хохотнула Вика.
Народ потихоньку ожил. А кое — кто совсем прыткий и неутомимый устроили под музон дискотеку. Похоже мужскую. Танцуйте, танцуйте, кто вам лекарь. Только без нас. Мы принялись устраивать себе постельки. Хворост от прошлогодних постелей уйдёт за ночь на костёр. У военных всё продумано, ни лыком шиты. А за новыми «перинами» взяв топорики, отправились в лес. Нарубив пышногрудых веток и пахучих сосновых лап. Выстлали в ряд постель. Разбросав на это великолепие плащ палатки, улеглись в ряд. Запах — умереть не встать. Я засунула под рюкзак нарванные цветы для усиления эффекта и блаженно уставилась в небо. Звёзды, луна. Чем не роман. Плохо одно — мешали дискотечники. Всю романтику портили. Скорее бы уж угомонились. Бестолковщина. В лесу и на поле надо слушать и наслаждаться тем, что есть вокруг, а не пхаться в цивилизацию. Ленка со Славкой проявляя расторопность и изобретательность устроились на стыке мужской и женской стороны. Взводный, скинув на затылок головной убор, чтоб было чем думать, голову почесал, но трогать ничего не стал. Видя, как эти двое постоянно шушукаются и держаться за ручки, он жутко подозревал, что тогда, под Наткиной кроватью, был именно этот любитель курятинки. Не без того, придётся присматривать в оба. Натка спала как маленький котёнок, зябко свернувшись клубочком. Засунув ладошки в колени. «Берцы так и не сняла с ног, чебурашка», — подумал он, но прошёл мимо. Лена тут же заметила Вике:
— Смотри не перепутай, я люблю апельсиновый.
— Помнишь, что говорил старик своей старухе в небезызвестном фильме «Свадьба в Малиновке»: — Не спеши! Вот и ты. Не спеши рыбонька. Ещё не утро.
Он действительно пришёл. Отодвинув не церемонясь меня. Снял с Натки берцы, которые она боясь, что подменят или сопрут не спускала с ног. Смех один, кому нужен крошечный размер. Пробормотав своё родное: — «За какие грехи…», укрыл её своим бушлатом и придвинув к себе и крепко обняв, через минуту засопел. Я не поленилась, выползла со своего места. Убедившись, что они дрыхнут. Сгоняла к Ленке, растолкав её напомнила про сок.
— Правда что ли?
— Ага.
— Это похоже на то, что его начальственный полёт кончился полной капитуляцией перед бойцом Кучер, — хрюкнула от удовольствия Ленка, даже не жлобясь на проигрыш.
— Похоже так. Но гадать на кофейной гуще не будем. Торопиться в таком деле нельзя, — умничая заметила я.
— Святая наивность. Зелень пузатая. Народная мудрость гласит:- «Не гадайте на кофейной гуще, а берите быка за рога!» Понятно?!
Мне было понятно, и я кивнула. А ещё сразу отложилось на душу про рога. Мне надо выиграть пари и именно так… «Быка за рога…»
— Тогда не шуми и топай отсюда. — Махнула мне Ленка, при этом тут же окликнув. — Эй, иди сюда.
— Что? — мигом вернулась я.
— Наташка как реагирует?
— Никак, спит точно ангелочек. Вот что делает лесной воздух с городским народом.
— После такой пахоты и на вонючей куче уснёшь, — рассудительно заткнула мою романтику она.
Но Наташа не спала. Притворялась. Её будоражил запах примятой берцами травы. Она мечтала и, конечно же, о нём. Да и сердце билось так скачками не иначе, как от того, что он рядом. Ведь Костик может сейчас дотронуться до неё. Жаль что не посмеет и это только её мечты. А что если нет и он поцелует… И тут раздался треск. Лирика испарилась. Взводный крепко притиснул её к себе. Почувствовав прижатой себя к мощной груди руками никогда не спутавшими ни с чьими другими, замерла… Тарасов же приподнявшись на локоть и поняв, что произошедший шум от дымовой шашки, кинутой Богушем, успокоился. Лёг на место, но Нату уже не выпустил из кольца своих рук. Она не высвободилась, а он прошептал:- «Спи. Заели комары курсового, не иначе».
