Это ваша дочь.
Да. — Лиз сунула ноги в туфли, решительно отобрала у Джонаса снимок и поставила его назад, на тумбочку.
Сколько ей лет?
Десять. Ну что, пошли? Не хочу задерживаться за полночь.
Десять? — Слегка ошарашенный, Джонас смерил Лиз пристальным взглядом. Он решил было, что Вере лет пять, не больше, что она плод любви Лиз и какого-нибудь островитянина. — Не может быть, чтобы у вас был десятилетний ребенок!
Лиз усмехнулась:
И все-таки моей дочери уже десять лет.
Значит, когда вы ее родили, вы еще сама были совсем девочкой!
Нет. Не была. — Лиз снова направилась к двери, но Джонас снова ее остановил, взяв за руку.
—Она родилась до того, как вы сюда приехали?
Лиз бросила на него выразительный взгляд:
—Она родилась через полгода после того, как я переселилась на Косумель. Джонас, нам пора выходить — если вы, конечно, хотите, чтобы я вам помогала. Кстати, вопросы о Вере в нашу сделку не входят.
Не выпуская ее руки, он тихо и почти ласково спросил:
—Он оказался подонком?
Лиз и глазом не моргнула. Потом губы ее растянулись в невеселой улыбке.
—Да. Еще каким!
Не понимая, зачем он это делает, Джонас нагнулся и легко поцеловал ее в губы.
—Элизабет, ваша дочь — просто прелесть. У нее ваши глаза.
Лиз поняла, что снова плавится, тает, и осудила себя за это. В его голосе угадывалось сочувствие без жалости. Больше никто не сделает ее слабой! Она вырвалась и невольно приняла защитную стойку:
—Спасибо. И все-таки нам пора. Мне завтра рано вставать.
В первом ночном клубе, куда они зашли, было шумно и полным-полно американских туристов. Диджей в углу, в белой футболке в обтяжку, манипулировал дисками на вертушке; каждый новый микс сопровождался миганием разноцветных лампочек. Они заказали коктейли и легкую закуску. Джонас надеялся, что кто-нибудь из завсегдатаев примет его за Джерри.
—Луис сказал, что сюда они ходили часто, потому что Джерри любил слушать американскую музыку. — Лиз грызла кукурузные чипсы и озиралась по сторонам. Обычно она не в таких местах предпочитала коротать вечер. Столики стояли впритык, а музыка буквально била по ушам. Но все посетители выглядели вполне дружелюбными; они подпевали во всю глотку, стараясь перекричать музыку, или так же громко общались между собой. Группа молодых американцев за соседним столиком наслаждалась местной экзотикой: текилой, которую они закусывали ломтиками лимона. Лиз не сомневалась: завтра утром всем молодым гринго будет очень кисло.
Джонас решил, что обстановка в баре — именно то, что любил Джерри. Здесь громко, тесно, душно.
Луис не упоминал, не общался ли Джерри с кем-то в особенности?
С женщинами. — Отломив кусочек тортильи, Лиз улыбнулась. — Луис восхищался умением Джерри привлечь к себе дам.
У него была постоянная подружка?
По словам Луиса, одна была, но как ее зовут, он не знает. Джерри называл ее просто «деткой».
Старый трюк, — рассеянно сказал Джонас.
Что за трюк?
Называть всех подружек просто «детками». Так не рискуешь перепутать имена и вызвать скандал.
Понимаю. — Лиз отпила вина; ей понравился тонкий, изысканный вкус.
Луис вам описывал ее внешность?
Он назвал ее сногсшибательной красоткой — конечно, в мексиканском вкусе. Пышные волосы, пышные бедра. Луис именно так и выразился, — пояснила Лиз, заметив удивленный взгляд Джонаса. — А еще он сказал, что Джерри довольно часто беседовал с двумя мужчинами, но он всегда сам к ним подходил, и Луис не слышал, о чем они говорили. Один из них американец, другой мексиканец. Так как Луиса больше интересуют женщины, он не особенно обращал внимания на тех двоих. Но он сказал, что Джерри часто обходил все бары, пока не встречал их. Когда же встречал, сразу успокаивался.
А здесь он с ними встречался?
По словам Луиса, те двое никогда не сидели в одном и том же месте два дня подряд.
Ладно, допивайте. Мы тоже сходим еще куда-нибудь.
В четвертом ночном клубе Лиз поняла, что с нее хватит. Она заметила, что Джонас в каждом новом баре только притворялся, будто пьет, а ее уже тошнило от запаха спиртного. Одни бары оказывались настоящими злачными местами, и сидеть там было довольно неприятно. В других громко играла музыка, переливались разноцветные огни. Лица начали расплываться у нее перед глазами. Среди публики была как молодежь, так и не совсем молодые люди. Много американцев, которые жаждали экзотической ночной жизни, чуть меньше местных любителей развлечений. Посетители приходили группами, поодиночке и парочками. Многие танцевали, кое-кто сидел за столиками. Лиз замечала туристов, у которых было полно времени и денег, и отчаявшихся пьяниц. Последние, как правило, сидели в одиночку — вернее, компанию им составляли бутылка и черная тоска.
—Это последний, — заявила Лиз, когда Джонас нашел им столик в очередном ночном клубе с переполненным танцполом и музыкой, бьющей по ушам.
Джо нас посмотрел на часы. Еще и одиннадцати нет! А здесь редко что-то начинается раньше полуночи...
—Ладно, — покладисто согласился он. Потом он решил ее отвлечь и предложил: — Давай потанцуем!
Не дав ей времени отказаться, он потащил ее в толпу.
Здесь очень тесно, — начала было Лиз, но он уже уверенно обнял и повел ее.
Мы немножко. — Он прижал ее к себе и как бы невзначай провел рукой по спине. — Видишь?
Я уже сто лет не танцевала! — прошептала Лиз.
Джонас рассмеялся.
—Можно не стараться, все равно здесь почти нет места. — Притиснутые друг к другу, они лишь топтались на месте в окружении таких же парочек.
— И какой во всем этом смысл? — осведомилась Лиз.
—Пока не знаю, но скоро выясню. А ты пока расслабься. — Он снова погладил ее ладонью по спине и почувствовал, как она напряжена.
Не могу.
А ты попробуй отвлечься. — Он не переставая оглядывал толпу. — Чем ты занимаешься, когда не работаешь?
Думаю о работе.
Лиз!
Ну ладно... Читаю — в основном о морских обитателях.
Значит, и в выходные работаешь?
Мне это интересно.
Их притиснули друг к другу; Джонас забыл о том, что должен наблюдать за посетителями, и посмотрел на нее в упор.
—А кроме работы тебя ничего не интересует?
Смущенная его близостью, Лиз попыталась высвободиться, но Джонас держал ее крепко. Несмотря на то что она решилась не поддаваться, сердцебиение у нее участилось.
—Ни на что другое у меня нет времени.
Он заметил, что она не надушилась, но от нее исходил слабый аромат пудры и цветочных лепестков. Невольно он задумался, какое у нее тело. Такое ли оно гибкое и хрупкое, каким кажется сейчас, когда она прижимается к нему?
