– Да, конечно… Я и в самом деле собираюсь покататься на яхте, – кашлянув, произнес Тедди, деликатно обходя неловкий момент, – Мы отправимся, как только сможем, мы с Генри…
– Кстати, как поживает Генри? – перебила его миссис Холланд.
– О, как обычно, лучше всех! Но никогда не знаешь, чего от него ждать. Вот почему все вечно хотят поговорить с ним, но никому это не удается, – рассмеялся Тедди, закрыв этим тему.
Он посидел еще пятнадцать минут – чтобы время его визита составляло точно предписанные обществом полчаса – и затем, отпустив миссис Холланд положенные комплименты, похвалив ее прелестных дочерей и поблагодарив за столь освежающий чай со льдом, отправился дальше с визитами.
Диана без тени сожаления смотрела, как он уходил. Поскольку Тедди Каттинг был безупречно вежливым, он всегда казался Диане скучным и однообразным. Да, он довольно мил, – думала она – но не более того… Юную мисс Холланд коробил и еще один нюанс всех этих визитов – по правилам приличия, джентльмены навещали дам, в то время как дамам предписано было лишь сидеть и с приклеенной улыбкой выслушивать комплименты. Это значило, что дама, или леди, или как там еще следовало называть себя Диане, никак не могла выбирать тех, кто бы к ней приходил. И сама проявить инициативу тоже не имела права.
– Диана! Как ты могла? – Диана очнулась от задумчивости и подняла глаза на мать. Та стояла со сжатыми кулаками; ее лицо было покрыто красными пятнами и искажено гневом, – Как ты можешь так позорить семью? – завывала она, – Ты понимаешь, что могло произойти? Понимаешь?
– А что случилось-то? – недоумевающе воскликнула Диана, – Все равно довольно скоро все об этом узнают! Как только ты перестанешь платить портнихе и торговцу цветами, и начнут копиться счета…
– Замолчи! – завопила мать. Диана посмотрела вокруг, но не встретила ни одного сочувствующего взгляда. Тетя сидела, в ужасе закрыв рот рукой. Элизабет сидела с каменным непроницаемым лицом. Клэр, стоявшая у двери, старалась не встретиться с Дианой глазами, – Ты непослушная, дрянная девчонка, Диана, и ты немедленно пойдешь в свою комнату! Будешь читать Библию и вспоминать, что обязана повиноваться родителям!
Она резко замолчала, опустив глаза, и Диане показалось, что она увидела блеснувшую слезу.
Девушка почувствовала холод в животе и дрожь во всем теле. Она не могла поверить, что с ней собираются обойтись так жестоко.
– Я хочу сказать, что если ты собираешься наказать меня за то, что я говорю правду о нашем положении…
На этот раз миссис Холланд прервала дочь взглядом, еще более суровым и колючим, нежели ее слова.
Клэр отделилась от стены, чтобы препроводить Диану в комнату. Она посмотрела на юную госпожу умоляющим взглядом и выразительно приподняла свои золотистые брови. Диана громко вздохнула, с силой швырнула книгу на пол красного дерева и выбежала из гостиной. За ней быстрым шагом последовала Клэр.
– Элизабет, слава Богу, я хоть на тебя могу положиться, – взволнованно произнесла за ее спиной миссис Холланд. – Спасение этой семьи в твоих, и только в твоих руках.
Диана услышала слова матери, будучи уже в дверях, и поняла, что мать впервые разговаривала с Элизабет о замужестве в таком ключе. «Выходи замуж не ради денег, – говорила миссис Холланд в лучшие времена, – просто они должны там быть». Она довольно часто повторяла это раньше, но было понятно, что теперь намерения матери изменились. Сейчас деньги решали все.
Она не смогла удержаться и, остановившись в дверях, обернулась через плечо. Девушка увидела, как сестра сидит в молчаливом оцепенении, бледная и неподвижная, словно изваяние. Диана разозлилась на нее. И это ее родная сестра, Элизабет, тихо сидит и покорно, как бессловесная кукла, внимает матери. Диана попыталась представить себя на месте сестры, но не смогла. Она бы уж наверняка вела себя по-другому!
Для моей Лиззи, всегда такой хорошей девочки, в день её дебюта.
Э.Х., 1897 годЭлизабет нервно крутила в пальцах украшенный гравировкой браслет из белого золота, подаренный отцом в день ее первого выхода в свет. Она вдруг поймала себя на мысли, что хотела бы избавиться от этого браслета и начать вести себя… как подобает настоящей Элизабет. Она была взволнована и рассеяна, в голове крутились мысли об отце с матерью, о Вилле, о сестре… В эти минуты все казалось ей нереальным. И особенно нереальным был Генри Шунмейкер, собиравшийся войти в гостиную Холландов, которого она увидела как в тумане, подняв взгляд на открытую дверь.
– Миссис Холланд, мисс Холланд, – он приветственно кивнул в сторону карточного столика.
– Мистер Шунмейкер, – любезно отозвались они. Миссис Холланд лучезарно улыбнулась.
Глядя сейчас на Генри, Элизабет вдруг осознала, что никогда не думала о нем как о реальном, живом человеке. Для нее он оставался чем-то абстрактным, невзирая на то, что она часто слышала о нем, их семьи были связаны принадлежностью к одному обществу, они встречались на балах и приемах. Генри был бы лакомой добычей для любой из девушек ее общества, но у Элизабет он не вызывал ни малейших эмоций. И когда молодой человек показался в дверях ее дома, она посмотрела на него с нескрываемым изумлением, словно увидела призрак.
– Мисс Элизабет, – вкрадчиво произнес он.
Она заставила себя встать и улыбнуться матери, затем Генри Шунмейкеру, элегантно державшему свой котелок. Она бы и не подумала, что такой человек, как он, может столь изящно держать шляпу. Элизабет в легком оцепенении уставилась на его руки. Впрочем, через несколько секунд она заметила, что Генри начал нервно вертеть шляпу пальцами, и увидела, насколько он взволнован. Она только сейчас поняла, что Генри относится к тем избранным, чьи инициалы вышиваются золотом на бледно-голубой ленте, обхватывавшей изнутри поля шляпы. Наконец Клэр взяла котелок из его рук и объявила, что оставит головной убор в гардеробной.
Генри бегло оглядел комнату, а затем устремил пристальный взгляд на Элизабет. Она смутилась, и в какой-то момент ей даже показалось, что знаменитый Генри Шунмейкер, которого вожделела Агнесс, с которым танцевала Пенелопа и чей отец владел немалой частью Манхэттена, знает ее секрет. Точнее, секреты: что ее семья разорена, что сама она влюблена в слугу, и что она фальшивая лицемерная девчонка, которая, похоже, доведет свою семью до полного краха.
– Какое прелестное платье, – произнес тем временем Генри, скользя взглядом по Элизабет.
– Благодарю вас, мистер Шунмейкер, – ответила она, встречаясь с ним глазами и быстро отводя взгляд.
Перед ней стоял мужчина – мечта всех девушек Нью-Йорка, и ей, наверное, полагалось прийти в неописуемый восторг от того, что он почтил ее своим визитом. Он и в самом деле был красив и роскошно одет, и это главное, что, по нормам общества, должно было ее интересовать. Но она далее удивилась, насколько мало ее это сейчас волновало. Все, о чем она могла думать, – что если она вместе с семьей угодит в тюрьму за долги, он, скорее всего, будет смеяться – он казался человеком, которого чужие несчастья развлекали.
