— Послушай, Ди, в твои восемнадцать лет ты тоже гуляла ночи напролет, и не с одним, — напомнила Карен подруге. — Да, да, не спорь, так и было, когда ты была молода.
— Было, я и не спорю. Но я не позволяла парням трахать себя на кухонном столе и будить свою мамочку, — энергично запротестовала Дефина. — Он снял с нее трусики, и ее голый зад был прижат к крышке моего мраморного столика, как тесто к противню. Когда я вошла, он вскарабкался на стол со своим Джонсоном наружу, — она покачала головой.
— И что ты сделала?
— Я вышвырнула эту мразь из дому. Это мой дом, моя кухня и мой чертов стол! Я не хочу отдирать губкой со стола его липкие паховые волосы.
Дефина была крупной и высокой женщиной, и Карен вполне могла представить себе, как она вышвыривает парня из своей элегантной городской квартиры на Сто тридцать восьмой стрит. Похоже, что она делала это не первый раз.
Дефина скрестила руки на груди, отвернулась и стала смотреть в окно.
— Знаешь, что самое печальное в этой истории? На какую-то секунду у меня закралось подозрение — а не ревность ли это с моей стороны… Нет, нет, я знаю, что парень — дерьмо собачье. И все же, а вдруг это только зависть? Прошло с полгода, когда я в последний раз… и не исключено, что пройдет столько же до следующего раза.
Карен потрепала подругу по плечу.
— Ну-ну, запомни — ты тут ни при чем, с тобой все в порядке. Просто мы живем в Нью-Йорке девяностых годов. А в этом городе ни одна из моих незамужних подруг не может найти приличного парня. Если бы у меня не было Джефри, я бы, наверное, повесилась.
— А ты попробовала бы остаться одной, когда тебе под сорок и ты негритянка. Забудем об этом. Для меня никто никогда не найдется, — мотала головой Дефина. — Любой негр с мозгами, работой и крепким Джонсоном уже прикован к какой-нибудь сучке.
Она вздохнула и перешла с уличного жаргона на обычную речь. Иногда Карен думала, что Дефина использовала уличный акцент как способ самозащиты.
— Зачем мне рассказывать, как все это тяжело? Мне одиноко, и я не хочу мириться с этим. Но я не хочу спать с белыми. Правда, не то чтобы в последнее время у меня было много предложений от них, — сокрушалась Дефина. — И какой пример это был бы для Тангелы! Я решила воспитать ее в Гарлеме. Я хотела, чтобы она была негритянкой и гордилась этим. А еще мне хотелось дать ей хорошее образование, чтобы она отвечала всем требованиям среднего класса: знала оперу, музеи изящных искусств и бейсбольные команды. Может быть, я пережимала ее. Я знала, что ей будет нелегко стать не такой, как все. Но ведь и среди ее сверстников встречаются культурные и образованные негры. Детишки врачей, адвокатов. Из них выйдут хорошие люди. Поэтому я считаю, что очень важно, чтобы Тангела встретила хорошего парня, а не подонка с помойки вроде этого любителя потрахаться.
Карен снова потрепала плечо подруги. И вдруг эта крупная женщина обернулась к ней, озаренная идеей.
— Я достану его! — Дефина снова перешла на уличный акцент. — Я нашлю на него порчу. Стакнусь с мадам Ренольт и нашлю на этого гада порчу.
Карен никогда не знала, говорила ли Дефина всерьез или нет о наведении порчи, магии и прочем колдовстве. Хотя она слышала о частых посещениях подруги мадам Ренольт, которая была не то гадалкой по руке, не то колдуньей или кем-то еще хуже, — расспрашивать о ней Дефину Карен не хотела.
— А что ты сказала Тангеле?
— Что я сказала, не имеет значения. Важно, что она услышала из сказанного. Ничего. Абсолютно ничего. Она сразу отключилась, и я не могла достучаться до ее сознания. Так и оставила ее сидящей голым задом на холодном мраморе. Не сомневаюсь, у нее будет достаточно головной боли, когда она очухается. — Дефина потрясла головой. — Осталась ли у нее хоть капля стыда? — спросила она в никуда. Ее розовая нижняя губа дрожала.
Карен поднялась с кресла и прошлась по комнате. Потом подошла к Дефине и обняла ее, что было не просто. Какое-то время она удерживала подругу в объятиях, пока та в свою очередь не обняла Карен.
— О Ди, все наладится. Она хорошая девочка!
Дефина вытерла слезы.
— Было чертовски трудно вырастить ее. Я никогда не доверяла ее красоте: это проклятие для чернокожей. Влечет только неприятности. Она слишком хороша собой, чтобы это привело к добру.
Карен засмеялась.
— Так говорила твоя бабушка о тебе самой. Ты очень похожа сейчас на нее.
После смерти матери от наркотиков Дефина воспитывалась бабушкой с отцовской стороны.
— Это правда, — просветлела Дефина. — Но я ведь не стала дрянью?
Карен ответила, смеясь:
— Ты дрянь что надо! Я видела, как ты флиртовала с фотографом на вечере, когда вручали Приз Оукли. Он не пьяница?
— C'est pour moi de savoir et pour vous a decouvrir.
Карен скорчила рожу. На французском звучит здорово, но это всего лишь из четвертого курса: «Я знаю, а ты угадай».
— Ты как ребенок. И до сих пор не знаешь, как одеваться. Сними эту тюрбанообразную штуковину… давай-давай. И ослабь нитку бус.
В основном Дефина носила наряды Карен и выглядела в них шикарно. Любимые Карен цвета — бежевый, кремовый и мягко-коричневый — в контрасте с черно-коричневой кожей подруги казались доведенными до совершенства. Дефина была очень темной — цвета черного дерева с легким красноватым оттенком. Под костюм ей очень шли шелковые, кашемировые, шифоновые, хлопчатобумажные и льняные одеяния. Но, к отчаянию Карен, Дефина настаивала на том, чтобы к костюму были добавлены драгоценные украшения: цепи, бусы, амулеты, священные знаки и прочая ботаника, не говоря уж о шарфах, бренчащих связках браслетов или батиковом тюрбане.
Карен качала головой.
— С твоей шеи свешивается все, что может висеть, разве что не кухонная раковина. Ты женщина, а не витрина. Зачем все это барахло? Почему бы тебе просто не прикрепить твою IUD на цепочку и надеть на шею?
— Это идея, — подумав, сказала Дефина. — Но я больше не ношу IUD и думаю, что проделанная ею дырка в диафрагме вряд ли улучшит функционирование моей матки, от нее и так не очень много пользы.
И она продолжала размышлять:
— Может быть, я найду мое медное «Т». Мне нравятся украшения из меди.
Карен содрогнулась. Порой она думала, не измывается ли над ней подруга.
— Раз уж мы заговорили про матку, то скажи, чем кончился твой вчерашний визит к врачу всех врачей? — спросила Дефина.
— Все хорошо, — сказала Карен, но тут же поняла, что так просто не отвертится.
— Угу, а я первая племянница герцогини Кентской. Что с тобой, подружка? Пытаешься утаить секреты от старухи Дефины?
— Нет. Ну… мне бы не хотелось говорить об этом.
