Да, жизнь была бы еще прекраснее, размышлял он, если бы нас с Зигни не разделяли моря, океаны, суша и если бы между нами не стояли эти безумные японские стихи.
Кен не спрашивал, сколько книг осталось перевести и издать Зигни. Более того, он не читал их: прежде жена пыталась цитировать переведенные строфы, а теперь почти не делала этого. Как-то раз Кен попытался шутливо оттащить ее от работы.
— Зиг, детка, я бы еще понял, если бы переводы были для тебя вроде дамского рукоделия. Или была бы ты девушкой без средств и переводами зарабатывала на жизнь.
— Но, Кен, для меня это как послушание для монахини.
— Дорогая, ты совсем не монахиня. — Он потянулся к ней, пытаясь положить руку на грудь, но Зигни не просто отстранилась, она в ярости оттолкнула его от себя. — Зиг, — обиженно забубнил Кен, — ведь ты завтра улетишь…
— А ты уедешь в экспедицию.
— Потому что у меня обязательства перед заказчиком.
— У меня тоже.
— Но ты сама себе заказчик.
— Нет, Кен. Мой заказчик Господь Бог.
Глава восьмая
Ясночувствующая
Пол Джексон, нью-йоркский издатель, позвонил Зигни в Арвику и попросил срочно приехать. По его голосу Зигни поняла, что дело действительно срочное, бросила все дела и полетела за океан. Предупредить Кена она не успела, но точно знала, что сейчас он в Вакавилле, по делам музея деда.
Очень хорошо, подумала Зигни, мы проведем несколько дней в моем любимом месте, а не в Миннеаполисе.
Лежа ночами без сна у себя в Арвике, или в гостинице в Стокгольме, куда часто приезжала по делам, или в Эдинбурге, в доме, арендованном для Энн и мальчиков, Зигни размышляла, какая удивительная у нее жизнь — она совершенно беспрепятственно перемещается в пространстве.
Наверное, то, с чем живешь в детстве, с тем будешь жить до конца дней. Ее родителям ничего не стоило сесть в машину, в поезд, в самолет и оказаться за многие тысячи километров от Арвики, которая скрывалась за первым же поворотом — маленькая точка на карте. Но, перемещаясь из страны в страну, из города в город, ты должен что-то в себе перевозить, не быть гремящим пустотой сосудом.
Издатель Пол Джексон, как всегда, принял Зигни радушно. Он с уважением и изумлением относился к этой шведке. Она напоминала ему золотоволосую Ундину из сказки. Он знал, что ее отец, профессор Рауд, знаменит как специалист по северному эпосу, и такая необыкновенная дочь наверняка родилась от его неуемной страсти к старинным сказаниям.
А когда Пол узнал, что покойная мать Зигни была арфисткой с мировым именем, то больше вопросов не возникло. Что и говорить, от брака выдающихся людей родятся особенные дети — природа не всегда позволяет себе отдыхать на отпрысках талантливых родителей. Джексон улыбнулся пришедшей в голову мысли.
Зигни Рауд ему рекомендовал коллега, он сказал, что есть юная шведка, прекрасная переводчица с японского, но при этом лицо у него было, как у кота, мечтавшего залезть в горшок со сметаной. Старик слыл ловеласом во все времена и видел в женщине именно то, что хотел увидеть, поэтому Пол без особого доверия отнесся к его оценке талантов Зигни. Но когда сам увидел девушку, он понял: в ней есть все — ум, утонченность, страсть и невероятная свобода, которую никакая сила не способна обуздать. Она казалась сгустком энергии, и эта энергия исходила от нее так же явно, как свет от солнца, ошибиться невозможно.
С первых дней сотрудничества с Зигни Пол Джексон понял: старый волокита не ошибся. Работая с переводами «Манъёсю», Джексон оценил редкий дар Зигни и решил им воспользоваться. А почему бы и нет? Он может заработать очень хорошие деньги.
— Зигни, давай-ка обсудим одну прелестную идею, — начал Пол, едва Зигни закрыла за собой дверь кабинета. — Садись поближе. Мне самому она очень нравится.
— Здравствуйте, мистер Джексон. — Зигни скромно улыбнулась, протягивая руку Полу.
— Да-да, конечно, привет, Зиг. Прости, я так много о тебе думал в последнее время, что мне показалось, будто ты уже давно здесь. — Лицо Пола расплылось в улыбке, глаза сощурились. — Ладно, я не стану тратить время на светские вопросы — как ты долетела, вижу, ты долетела. Так я вот о чем, дорогая девочка. Почему бы не запустить «Собрание мириад листьев» в двойном переводе? Мы печатаем текст на японском и тут же даем вариант на английском и на шведском.
Зигни свела светлые брови над серыми потемневшими глазами.
— В этом что-то есть, мистер Джексон. И чего-то нет. Я не хотела бы принижать значение книг…
— Мы тем самым не принижаем их значение, мы расширяем аудиторию. Издавая твои переводы, мы должны исходить из главного: кому мы их продадим? Издавая на трех языках сразу, мы увеличиваем число потенциальных покупателей втрое!
Зигни смотрела на Джексона не мигая, потом сказала:
— Тогда я предлагаю аудиторию увеличить не втрое, а вчетверо.
Глаза Пола с интересом замерли на нежном лице собеседницы. Чистый лоб, невероятной нежности и белизны кожа, под таким лбом могут возникнуть только идеальные мысли. Так о чем она?
— Я весь внимание.
— Японская гравюра всегда прекрасно сочеталась с каллиграфией.
Пол расплылся в улыбке.
— Намек понял. Отлично, детка! Как же я сам не догадался? Это лежит на поверхности! Ну конечно, мы проиллюстрируем перевод, и покупатель тем самым получит альбом редкостной красоты… Ну почему я сам не догадался, а?
— Потому что мужчины всегда, как они говорят, зрят в корень, — не без ехидства заметила Зигни.
Джексон расхохотался.
— Плачу за идею повышенную ставку роялти! Твои потиражные составят…
Он задумался, принуждая себя не торопиться. Но Зигни невольно помогла ему:
— Спасибо, Пол. Когда приступим?
— Сейчас. — Он нажал кнопку интеркома и отдал распоряжение секретарше: — Мэг, срочно найди Седрика. Да, нового художника. — Пол отсоединился и, потирая руки, снова обратился к Зигни: — Отлично, отлично. Я на тебе прекрасно заработаю. Это будет издание и для снобов, и для студентов, и для японцев, тоскующих по родине, и для…
— Ура! — Зигни шлепнула себя по колену.
Джексон, не ожидавший подобного проявления чувств от хладнокровной шведки, едва не подпрыгнул.
— О, Зиг, я потрясен! Я думал…
— …что в тебе течет рыбья кровь, — договорила она, подражая низкому голосу Пола.
Зигни была хороша в зеленом костюме и в зеленых туфельках из змеиной кожи. Тонкая, гибкая, с длинными, забранными наверх волосами, Зигни сама могла служить музой для поэтов и рисующих тончайшим пером художников.
— Слушай, Зиг, а ты не пишешь стихи? Свои?
