Как-то даже печально это. От жизни с Ильей я взяла самое лучшее: умею украсить обстановку парой диванных подушек, расставить книги и аксессуары на полках, чтобы стильно смотрелось. И шторы повесила свои любимые, куда уж без них.
Шторы забрала, и, такое чувство, что Илью ограбила.
Тьфу.
— Ты в своем уме? Александра, — ахнула мама, будто только что узнала обо всем, — немедленно собирай вещи. Илья вернется, будешь ждать его дома, и прощение вымаливать.
— Чай? Кофе? Кофе растворимый, турку пока руки не дошли купить, — гремлю посудой, отвернувшись от мамы.
Даже оскорбительно, как она стул протерла, перед тем, как сесть. Ну да, квартира — не супер, но и не бомжатник ведь! Чистенько, ремонт старый пока, но все впереди.
Вообще все впереди, и это окрыляет! Такое чувство у меня только в юности было. А потом — болото. Не несчастное, но и не счастливое. Топкое болото с унылыми жабами.
— Ты слышала, что я тебе сказала? Илья уже знает! — надавила мама. — Я звонила ему, ты ведь отказывалась со мной разговаривать. Хотела, чтобы Илюша сказал мне, что это недоразумение… что же ты наделала, Саша?!
— И что Илья? — обернулась к маме, поставив чайник. — Я звонила ему, поговорить хотела, объяснить все. Да не смотри ты так на меня, мам, это жизнь! Не во времена Ивана Грозного живем ведь, семьи распадаются, бывает. Так вот, я правда хотела сама Илье рассказать, подготовить к тому, что баста, развод. А он меня игнорит. Ты ему выболтала?
— Не я, — мама ноздри раздула, с подозрением глядя на чашку, которую я кипятком наполняла. — Он уже был в курсе. Позвонила спросить, что происходит, а он: «Пообщайтесь с вашей дочерью!».
— И ты приехала пообщаться, — кивнула ей.
— Вразумить тебя приехала! Ты все разрушила, Саша, как так можно? Ну ударила тебе в голову дурь, ну переспала с чужим мужиком, так зачем выпячивать? — она повысила на меня голос, но в кои то веки говорить стала, как со взрослой и равной. — У меня телефон разрывается от звонков, чего мне только про тебя не наговорили! Я не понимаю, зачем мужу изменять вот так, как ты это сделала! Прямо под носом, в том же доме нашла. Нет бы по-тихому, ну погуляла, с кем не бывает…
— Остановись, мам. Просто остановись, — покачала головой, намекая, что не нравится мне, куда нас разговор заводит.
Вернее, мамин монолог.
— А что, я в чем-то не права? Добра тебе, дуре, желаю!
— Если бы я хотела «погулять», то я бы так и сделала, — села напротив надувшейся мамы, грея в руках чашку кофе. — Сняла бы номер, или квартирку в том же Мурино. Нашла бы мужика, тоже окольцованного, чтобы соблазна уйти к нему не было. И наставляла бы рога твоему любимому Илюше в свое удовольствие. Понимаешь?
— Не понимаю, почему ты так и не поступила. Такая дурь, дочка, это ни в какие ворота.
— Я уйти захотела от мужа. Он и сам не ангел, знаешь ли, и у нас давно все разладилось. Я бы в любом случае ушла, — эмоции клокочут, но я стараюсь говорить тихо и спокойно. — Даже не встреть я Дениса, все равно бы ушла. Просто выглядело бы это красиво, а не вот так.
Не вот так грязно.
Я бы на месте Ильи мне голову открутила, надо признать.
Муж уехал, а жена тут же к соседу переехала. Такой вот водевиль. Надеюсь, все закончится не по классике: любовник и неверная жена застрелены, а несчастный муж повержен собственной рукой. Да уж, классика, хоть и пошловатая.
— Не знала, что у тебя такие пристрастия, — мама ни единого глотка не сделала, отодвинула от себя чашку кофе, и половина жидкости на стол пролилась.
— Денис младше, да, но он совершеннолетний! Не такая уж у нас и разница в возрасте, не как у Пугачевой с Галкиным. Мужики вон женятся на ровесницах своих дочерей, и никто им не тыкает этим, — я раздражена, и не собираюсь смягчаться. Надоело уже пасовать, и тема эта надоела.
Пусть я ее сама с собой в голове обсуждаю постоянно.
— Да я не о том! Этот Денис… Боже, он ведь уголовник! — мама снова ахнула, а мне головой захотелось об стену побиться. — А вдруг он что-то в тюрьме подцепил, ты об этом не подумала? Он — нищета, пить начнет вот-вот, бить тебя, с девками по кабакам ходить.
— Как начнет, так и закончит. Ты ошибаешься в нем, мам. Не такой Денис.
— Конечно такой! Вот увидишь, будешь скоро синяки под длинными рукавами прятать, от такого все можно ожидать, — кипятится мама, встав со стула. — С таким-то прошлым, как у него! Я поверить не могу, что ты такое учудила! Ведь когда этот твой Денис начнет тебя избивать, папе придется вмешаться, ты это понимаешь? И Денис твой Толю убьет, Господи Боже мой! Ему не впервой, убьет, и ты лишишься отца. И меня в могилу сведете! А потом еще и тебя пришибет твой криминальный любовничек, и все наше имущество станет его. Саша, как ты могла?!
Вот это да!
Как рыба, выброшенная на берег, рот открываю. И не знаю, что маме сказать: попытаться объяснить все про Дэна, раскричаться, или расхохотаться?
— То есть, то, что Дэн будет меня бить — это вопрос решенный?
— Естественно! Насильник и убийца он, а ты — дура, да еще и гулящая. Прости, дочка, но таких не уважают. Таких бьют. Наплачешься ты с ним кровавыми слезами.
Покачала головой со снисходительной улыбкой. Маме сейчас ничего не докажешь, она слушать не готова. Даже если до конца расскажу все, как есть, она не воспримет ничего, кроме того, что Денис подтвердил мне, что человека убил.
Наверное, все женщины, которых когда-либо били, в начале отношений этого не ждали. Иначе бы этих самых отношений и не было. Но я и представить не могу, что Денис на меня руку поднимет, не в его это характере. Наорать может иногда, нагрубить — такой уж человек. Да и то вывести нужно из себя. Видно, что потрепала его жизнь, но внутри ведь он все тот же компанейский парень, хоть и язвительный до одури, и драчливый. Сейчас больше молчит, веселья ему жизнь поубавила, но суть прежняя.
— Мам, ты не волнуйся за меня, — примирительно сказала ей. — Я — девочка большая, может и не слишком умная, но и не совсем дура. Голова на плечах есть, и я знаю, что делаю. Мне с Денисом хорошо, и если у нас что-то не заладится, то бить он меня не станет. И папу не убьет, да и имущество наше ему без надобности.
— То есть, дурить ты не перестанешь?
— А ты что, представляла, что сейчас отведешь меня домой, чтобы я Илью ждала? — вскипела я. — Соседи в курсе, что я с Денисом. Илья тоже в курсе. Или, по-твоему, нормально будет испечь пирог, и ждать Илью за накрытым столом, будто ничего не было?
— Это не нормально, но хоть более-менее правильно! Илья своими глазами измену не наблюдал, а то, чего не видишь, легко забыть. Да и, — мама замялась, постукивая ноготками, выкрашенными в нюд, — Дениса ведь за попытку изнасилования судили? Может, он тебя принудил, а? Илье скажем, что ты не виновата, и парнишка просто отомстить захотел вашей семье. Вот и надругался над тобой…
— Уходи, — встала со стула, а руки от злости трясутся.
Я просто в диком бешенстве! Впервые я близка к драке, и с кем? С родной мамой. С вредной, раздражающей, лезущей не в свое дело, но любящей меня мамой!
— Саша…
— Если ты сейчас не уйдешь, я скажу тебе те слова, которые ты никогда не сможешь забыть, — говорю не своим голосом, сама себя не узнаю. — Так что уходи! Потом как-нибудь увидимся. Сумку возьми, и больше… больше чтобы я такого не слышала. Не смей никому говорить, что Денис меня к чему-то принуждает, ясно? Ясно, мама?
— Вот дуру вырастила, — сузила она глаза, и выбежала на лестничную клетку, стуча семисантиметровыми каблуками.
Может, и дуру. Но хоть не подлую.
ГЛАВА 20
— Что с тобой, Сашенька?
Сашенька. Вроде не по-особому называет, но только Денис так мое имя произносит. Даже в детстве меня Сашей звали, чаще — Александрой. Но Сашенькой только он.
