Развернувшись на каблуках, она ушла.
Звук её шагов вскоре стих.
Лишь тиканье больших белых кухонных часов долетало до меня из столовой.
~ ღ ~
Прошло два дня, и я надеялась, что, может быть, Андре передумает. Но мои попытки завязать разговор на абсолютно любую тему натыкались на неприступную стену холодности. В конце концов, не выдержав напряжения, я просто подловила её в гостиной за просмотром телевизора. Загородив экран, я начала говорить, но мама поднялась и вышла из комнаты, напомнив, что не желает обсуждать со мной ничего, пока я не выберу одну из двух предложенных ею альтернатив. Альтернатив для меня и моего ребёнка.
Убить.
Или.
Отдать.
И моё сердце разрывалось.
Наконец, посчитав, что если буду постоянно думать об этом, то сойду с ума, я просто абстрагировалась от этих вопросов на некоторое время, сосредоточившись на другом.
Дома было холодно, в школе – равнодушно. В другое время я бы с ума сходила. Быть униженной и избегаемой публично – шутка ли. Но сейчас… меня это просто… не колыхало.
Но надо было отдать должное Тайлеру: он не делал больше никаких попыток подловить меня и не смотрел пронзительным взглядом. Наоборот, отводил глаза так, словно ему было стыдно.
Так что школа теперь волновала меня меньше всего.
Я не чувствовала в себе изменений. Абсолютно никаких.
Наверное, ещё слишком рано. Поэтому мысли о ребёнке выходили какими–то абстрактными. Да и сам ребёнок маячил где–то далеко в будущем. Хотя я понимала: это самообман. Но точно знала, что оба варианта, предложенных Андре, не для меня. И я хотела оставить этого ребёнка вовсе не потому, что страдала сантиментами по отношению к Эйвану. Этого не было. Просто... Я не могла поступить иначе. Можно было бы сказать: меня так воспитали. Но мой «воспитатель» настаивал на решении, которое противоречило моему внутреннему убеждению.
Всё чаще меня посещали мысли о той странной картине в доме Элины, на которой Эйван изобразил… меня. То, что это была я – сомнений не было. Пусть даже со спины, но узнаваема. И одежда… Хотелось взглянуть на неё ещё раз. Удостовериться, что она не была плодом моей фантазии.
Устав от этих невесёлых мыслей, я решилась нанести повторный визит тёте Эйвана. Но не ехать же с пустыми руками и без предлога? Поэтому, памятуя о её словах, я захватила одну из своих собственных работ – небольшой пейзаж с белыми классическим бельведером у озера. Помню, что вдохновилась на её написание Кинкейдом и даже попыталась скопировать стиль. Но я не была стопроцентным подражателем и вложила немало от себя. Поэтому отчасти было любопытно, как Элина оценит её.
На пороге меня снова встретила Кларисса. На этот раз она показалась более улыбчивой и дружелюбной. Проводив меня в небольшую светлую гостиную к Элине, женщина удалилась.
Сегодня тётка Эйвана была в голубом летящем одеянии, крупные бордовые браслеты обхватывали её запястья, в ушах колыхались серьги–кольца.
– Привет, Грейс, – она улыбнулась мне и кивнула на диван. – Чай? Кофе? Лимонад?
– Привет, нет, спасибо.
Я не была настроена вести светские беседы, но Элине, видимо, хотелось пообщаться. Казалось, она не заметила моего отказа и уже через мгновение разливала чай в аккуратные маленькие чашечки из невесомого дорогого фарфора.
– Кстати, Эйван звонил, – пожимая плечами, заметила она, – но я не стала говорить о твоём визите, милая.
Я непонимающе посмотрела на неё.
– Ты не просила ему ничего передать, – её тёмные выразительные глаза с любопытством смотрели на меня, – так ли?
– Ну, да, – соглашаясь, протянула я, крутя чашечку на блюдце. Затем тихо откашлялась. – Как... как у него дела?
Я не хотела упоминать о его девушке, слава Богу, Элина тоже промолчала.
– Отлично. Впрочем, ты можешь сама позвонить ему и узнать о его делах.
Посмотрев под ноги на яркий восточный ковёр, я промямлила.
– Не могу, у меня нет его номера.
– Ну, так это не проблема, – махнула рукой Элина.
Браслеты на тонком запястье мелодично зазвенели, когда она отставила чашечку, встала с диванчика и, подойдя к небольшому столику, достала блокнот для записей и ручку. Затем что–то быстро нацарапала в блокноте.
– Вот его номер, – протянула она мне листок. – Позвони, если он всё ещё нужен тебе.
«Если он всё ещё нужен мне», – повторила я про себя.
– Хорошо, спасибо, – кивнула я и, крепко сжав клочок бумаги в пальцах, надёжно спрятала его в сумке.
– Давай, взглянем, что ты нам принесла? – улыбнулась Элина.
Опустив чашку с чаем на стеклянный столик между нами, я засуетилась.
– Да–да, сейчас, – схватилась я за чехол с картиной, но застыла, прикусив нижнюю губу. Если я сейчас достану картину, то не увижу ту, ради которой пришла. – Может быть, посмотрим её в студии, – аккуратно предложила я.
– Ты права, там больше света, – женщина махнула рукой и вышла из комнаты.
Улыбаясь про себя, я почти побежала следом. Ну, надо же, она заставила меня улыбнуться!
Элина передвигалась на своих высоченных каблуках так легко, словно на ней были домашние тапочки. Я же едва поспевала.
В студии стоял свой особый запах – красок, растворов и старого дерева.
– Ты знаешь, мне нравится, – задумчиво протянула Элина, разглядывая зелёный парк с белым бельведером и блестящим озером в центре. Серебристые ивы низко клонились к воде, часть крон деревьев нависала над беседкой. – Ты была в Англии?
– Нет, никогда.
Я на самом деле не была в Европе. Андре говорила что–то о поездке после окончания школы, но эти разговоры так и остались разговорами, а сейчас сомнительно, что они когда–нибудь воплотятся в реальность. Впереди меня ждало совершенно другое будущее. И Европы в нём не было.
– А такое ощущение, словно это реальное место.
– Абсолютно нет. Это место существует лишь в моей голове, – я попыталась посмотреть на свою работу под её углом зрения, но ничего выдающегося не нашла. Милый, но прозаичный пейзаж.
Пока Элина изучающе разглядывала холст, я незаметно оглядывалась, надеясь обнаружить ту самую картину.
– Очень яркий оливково–серый цвет и лесная зелень достаточно приглушённая. Что–то своё, – улыбнулась она, разворачиваясь ко мне, – и это прекрасно. Я всегда ратую за индивидуальность.
– Спасибо, – смущённо опустив глаза, прошептала я, действительно польщённая оценкой. Но, надеюсь, она не заметила моего излишне возбуждённого состояния.
В дверь студии тихо постучали.
– Да, Кларисса, секунду.
Протянув руку, Элина деликатно сжала моё предплечье.
– Ты молодец, – тихо добавила она и вышла за дверь.
Не мешкая, я подлетела к той другой картине, извлекая её из–под впереди стоящего полотна. Естественно ничего не изменилось. Это всё ещё была я, звёздное небо, крыша клуба и огни неспящего Майами вдали. Мой взгляд впился в изображение, а пальцы – в раму. И я знала, что никакая сила на свете не заставит меня выпустить её из рук.
Я поняла, что хочу эту картину. Она мне просто необходима.
Мой разум заметался в поисках выходов из ситуации. Первый нашёлся довольно быстро, и я без лишних раздумий, затолкала картину Эйвана в свой чехол. К счастью, она оказалась примерно одного размера с моим пейзажем.
Правда, вот незадача: теперь мне некуда деть свою собственную работу.
Времени на раздумья не было. Быстро переместив её к стене, я поставила пейзаж за какой–то натюрморт и, подхватив свою ношу, вылетела из студии.
– Мисс? – в холле я наткнулась на Клариссу. – Вы уже уходите?
– Да–да, – я облизнула пересохшие губы. Врунья из меня никакая, наверное, я сейчас всем видом показываю, что уношу чужое добро из их дома. – Мне позвонили, срочно... эм... срочно надо ехать домой. Извинитесь перед Элиной за меня. Я... я ещё загляну... на днях, – после этой гнусной лжи я выскочила из дома и практически бегом понеслась к машине.
Аккуратно пристроила чехол с картиной на пассажирском сидении и, нажав на газ, рванула с места.
